Старое кладбище - Романова Марьяна (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Ольга же не почувствовала моего настроения, даже то тонкое восприятие и та нежнейшая чувственность, которые меня в ней когда-то привлекли, теперь отошли на второй план, уступив место этой тяжелой сладкой сытости.
Она потянулась, рассмеялась – как-то утробно, гулко – и переползла ко мне на грудь. Самка была удовлетворена, и теперь ей хотелось нежности.
Такого отвращения я никогда в жизни не испытывал. Она коснулась моей щеки горячей влажной ладонью, и тело подвело меня – я резко сел на кровати, согнулся пополам, и меня наизнанку вывернуло, прямо на плешивый синтетический ковер.
Ольга, конечно, тоже вскочила – засуетилась, разволновалась.
– Что такое? Тебе плохо? Живот болит? Может, врача вызовем? Хочешь, я чай сделаю?
– Все нормально, – процедил я сквозь сомкнутые губы. – Мне просто надо в душ.
– Я тебя провожу. – Она обхватила меня за плечи, навалилась на меня своим горячим телом, я с удивлением понял, что она, несмотря на хрупкость, довольно сильная.
Может быть, если бы она оставила меня в покое, дала бы мне уйти, все было бы по-другому. Я бы пришел в себя, смыл ее соки, успокоил дыхание, под каким-нибудь вежливым предлогом выпроводил бы ее вон.
Но ее несвоевременная инициатива задала тон дальнейшему сценарию – мне было так тошно, так отвратительно, что контролировать себя я уже не мог.
Попытался слабо оттолкнуть ее – Ольга еще плотнее придвинулась, она-то думала, что я сползаю на пол от слабости, и хотела меня поддержать. То, что случилось дальше, я помню как в тумане – но точно знаю, что это была не агрессия, а отчаянная попытка спастись. С трудом держась на ногах, я повернулся к ней, сомкнул руки на ее тонкой шее, увидел обращенный на меня испуганный взгляд, почувствовал в ладонях пульсацию. Хрустнули позвонки, она осела на пол всей своей тяжестью, с глухим ударом, как будто бы мешок с пылью повалился. И меня тоже покинуло сознание, комната поплыла перед глазами, я увидел качнувшийся потолок, танцующую дешевую люстру со сколами, а затем меня поглотила спасительная вуаль темноты.
И там, в этой темноте, произошло настоящее чудо.
Я снова увидел ее, Ольгу, она по-прежнему лежала на полу, но она была жива – смотрела на меня и удивленно улыбалась. Больше не было тяжелого запаха, больше не было низких басовитых частот, к ней вернулась призрачная легкость, она снова была такой, какой я ее заметил впервые – полустертой, словно существующей наполовину.
Она была совершенной и я вдруг подумал, что это же я, я ее вылепил, я сделал ее такой, я вернул ее к единственно правильному, совершенному состоянию.
Это была не просто магия, это было уже искусство. Я был темным богом, дарителем жизни – я забрал из материального мира тело, для того чтобы породить идеальный призрак – такой, с которого пишут портреты, в который влюбляются сумасшедшие, который становится эгрегором, легендой, веками передающейся из уст в уста.
Это была не просто покойница – это была звезда, символ всего прекрасного, чарующего, слишком сложного для понимания большинством, что содержала в себе смерть. Таких призраков по пальцам пересчитать можно – все они известны, ради свидания с ними даже прокладывают туристические маршруты, память о них пытаются подделать ушлые хозяева каких-нибудь шотландских готических замков, дающих рекламу в глянцевых проспектах – «Всего сто фунтов за ночь в настоящем доме с привидениями! Если повезет, вы своими глазами увидите знаменитую Женщину В Белой Вуали, которая уже три сотни лет беспокоит местных жителей!» – и прочий пошлый шулерский бред.
Такие призраки навечно привязаны к миру форм, чужой интерес – верные рабские цепи. Я был Хароном, почтительно подающим руку, чтобы новому страннику было удобнее войти в мою шаткую лодку, я был тем, кто стоит на корме с веслом и ведет крошечное суденышко сквозь туман, на другой берег, исполненный тихих теней. Это было намного лучше, чем любое из земных удовольствий, намного ярче и честнее.
И тогда я во второй раз в жизни вдруг испытал то, что случилось со мною четыре лета назад, в крошечной сельской церкви, когда я присутствовал на похоронах давно забытой мною Светланы, детской моей любви. Сейчас, как и тогда, я словно вышел из своего тела – неведомая сила подняла меня и закружила под потолком.
Это был хоровод – хоровод мертвых лиц, и каждое из них было обернуто ко мне, и на каждом была улыбка. Некоторые такие мутные, как будто акварельные портреты, оставленные под дождем, – силуэт виден, а краски смешались и поплыли, лишая картину деталей. Некоторые – ясные, объемные. Среди них было много знакомых – те покойники, к которым я обращался за помощью, мой отец, которого я почему-то сразу признал, хотя всю жизнь считал, что лица его не помню. Деревенские соседи, старики – я и думать о них забыл, а теперь они подле меня кружили, как будто бы приветствуя. Я уже не понимал, где нахожусь, среди мертвых или живых, дышит ли мое тело, оставленное внизу, смогу ли я вернуться обратно – все это было неважно.
Вдруг я приметил еще одно лицо и даже нашел в себе внутренние силы удивиться – неожиданная яркая эмоция едва не выбросила меня обратно в привычную реальность. Мой младший брат, Петя – я давно забыл о нем. Он тоже был среди них, танцующих вокруг меня мертвецов, и я с досадой подумал, что все было зря, не смогли ему помочь, все-таки упустили, бесполезными оказались деньги Колдуна. Я подался к нему, вперед, мне хотелось узнать, как же так получилось, когда, почему, но брат только с улыбкой покачал головой, и пространство его растворило. Я потерял его лицо в толпе. На самом деле четким был только образ Ольги, которая как будто бы вела меня в одном ей ведомом танце – теперь мы поменялись ролями, и уже она была Хароном, меня провожающим. Она уже переступила черту, а я еще находился в круговороте земных мыслей и узнаваний, я еще больше был человеком, чем тенью, я все еще принадлежал миру, хоть уже и не находился в нем. Ольга, кажется, совсем не злилась на меня – она протягивала мне руку, но я не мог ее взять, хватал пустой воздух.
Мертвый король и мертвая королева, священный алхимический брак.
Может быть, все это была иллюзия, последние кадры угасающего сознания, последний кинофильм, который человеческий мозг готовит для каждого в качестве финальных кадров.
А потом наступила темнота. Вечное торжество Великой ночи, которая однажды растворит всех, чьей душе было суждено ненадолго обрести материю. Говорят, умереть – это всего лишь присоединиться к большинству. Все приговорены к этой ночи, все рождаются уже приговоренными, и с первого прикосновения воздуха к испачканной в слизи младенческой коже начинается отсчет, и с каждым вздохом приближается день свидания с этой бездной, которой неважно, сколько лет ты провел под Луною – пять или сто, потому что в сравнении с ее величием любой отрезок земного времени – это только вспышка в бесконечности.
Никто и ничто не имеет значения, любые надежды или планы смешны, любые попутчики, независимо от масштаба их личности, от их наполнения и амбиций, – это всего лишь будущие кучки праха. Я не сопротивлялся, не цеплялся за то, что всю недолгую жизнь привык считать собою, я просто доверился этой темноте, отдался в ее руки, качался в ней, как в бархатном тяжелом гамаке, растворялся и таял, не противопоставляя себя ей, но чувствуя себя ее частью.
Vita incerta, mors certissima.
Жизнь непредсказуема, но смерть сомнению не подлежит.
