Круги ужаса (Новеллы) - Рэй Жан (книга жизни .txt) 📗
В зале никого не было, и я мог рассмеяться от удовольствия. Яйца с беконом показались мне просто восхитительными, и я заказал вторую порцию.
Проглотив завтрак, я тут же вернулся в Лондон.
Эльза встретила меня виски и сигарами Клей.
— Чтобы успокоить ваши волнения, — просюсюкала она.
Затем передала мне пакетик, обернутый шелковой бумагой.
Я достал из него золотые коренные зубы, которые подарил Мег Блоксон в минуту глупой щедрости.
— Боже! — воскликнул я. — Как вы смогли?..
— К тому же среди бела дня, — закончила она с иронией.
Господи, какая женщина?.. Какая замечательная женщина!
Жизнь втроем в моем доме по Бьюри-сквер была очень приятной. Я никогда бы не поверил, что можно так обхаживать и любить мужчину.
В поведении Руфь ничего не изменилось, словно она сочла, что моя женитьба на ее сестре была самым обычным делом в мире.
Она с блеском заменила Мег Блоксон; дом блестел от чистоты, как новенькая монета, а еда была выше всяких похвал. Она вела себя так, словно мы никогда и не заговаривали о браке.
Мое уважение к жене росло с каждым днем.
Она усовершенствовала мои методы, преодолевая трудности с удивительной легкостью и расширяя горизонты моих операций.
Без ее руководства и помощи я бы не осмелился ограбить древние мавзолеи Торрингтонского аббатства — они принесли одиннадцать золотых распятий, усыпанных драгоценными камнями.
О Боже, почему весна с криками ласточек и запахами сирени сыграла со мной дурную шутку?
Я столкнулся с Руфь на лестнице, когда солнце светило через окошко на лестничной площадки и вокруг ее головки сиял нимб святой.
На ней была чудная зеленая блузка с большим вырезом…
Я обнял ее и расцеловал в глаза и губы.
— Ты еще любишь меня? — прошептал я.
— Я никогда не переставала тебя любить, Аб, — просто ответила она, и ее улыбка осветилась золотым блеском зубов.
Скрипнула ступенька лестницы, и мы сразу отскочили друг от друга, но увидели только кота Гримми — он не спускал с нас глаз.
Однако мне показалось, что я ощутил запах лаванды, но это были лишь игра моего воображения и замешательство. За ленчем, когда Руфь отсутствовала, супруга спросила меня:
— Вы не находите, что Руфь изменилась?
— Нет, совершенно нет, — ответил я нетвердым голосом.
— Она плохо себя чувствует… и плохо спит. Надо сходить к аптекарю и купить тюбик веронала.
Я облегченно вздохнул — волноваться не следовало. Эльза пила кофе с удовольствием — она всегда наслаждалась вкусными вещами.
Я не жаворонок и люблю поваляться в постели до той минуты, пока из кухни не донесется запах свежесваренного кофе и жареного сала.
В то утро, хотя солнечные лучи уже давно освещали шторы, этот аппетитный запах заставлял себя ждать.
Вдруг я услышал снизу голос Эльзы:
— Аб, спускайтесь скорее… с Руфь неладно…
Руфь неподвижно лежала на спине. Она была бледнее обычного, губы ее были полураскрыты, и на солнце сверкали ее золотые зубы.
— Она спит? — спросил я.
— Думаю, дело серьезнее; идите за доктором Стиллером на Блум-стрит.
На ночном столике лежал пустой тюбик веронала.
Доктор Стиллер явился без особых упрашиваний. Это был небрежно одетый человек с грязными руками и лицом. От него несло спиртным, несмотря на раннее утро.
Он склонился над Руфью и одобрительно махнул рукой.
— Что и называется смертью! — сказал он.
Он достал из кармана бланк и принялся писать.
— Да, да, — кривился он, покрывая бумагу неровными буквами, — жизни наступает конец, как и всему прочему. Мы говорим коронарный тромбоз… или остановка сердца. Так проще. Вот свидетельство о смерти. Шесть шиллингов. Разрешение на похороны еще шесть шиллингов и пять шиллингов за вызов в часы приема, что привело к потере нескольких клиентов. Семнадцать шиллингов, которые мы округлим до фунта, чтобы не возиться со сдачей. И дайте мне выпить чего-нибудь покрепче, поскольку я не люблю утренней свежести.
Он осушил полбутылки виски и похлопал Руфь по щеке.
— До встречи в раю, моя красотка! И удалился, насвистывая.
Мы с Эльзой не поскупились на расходы. Руфь спит на маленьком кладбище Гровс в могиле из шотландского гранита. Она обратится в прах, и ее никто не потревожит, ибо мы решили оставить ей ее золотые зубы.
Мистер Глесс меняет жизнь
В день, когда Дэвид Глесс отпраздновал свою пятидесятую годовщину, он вернулся в прошлое, вспомнив людей и события.
Отпраздновать — слишком сильно сказано, ибо никто не подарил ему ни цветка, ни безделушки, никто не сказал доброго словца; сам же он позволил себе только лишнюю пинту эля. Воспоминания, впрочем, длились недолго и завершились несколькими словами: «И что за свинячья жизнь!»
Именно в это мгновение в лавочку мистера Глесса ворвалась мисс Труссетт и обвинила в том, что он продал ей красную фасоль, которая никак не хотела развариваться.
Дейв Глесс не питал особой злобы к мисс Труссетт, хотя та была паршивой покупательницей, недовольной всем и вся, но в тот день — почему именно в этот день, а не другой? — она вызвала в нем раздражение.
— Полагаю, — добавила сплетница, — что рис, полфунта которого собираюсь купить, будет дробленым и разбавлен мышиными какашками, а в той полуунции перца, в котором нуждаюсь, будет недовес.
Бакалейная лавка Дэвида Глесса находилась между Лавендер-Хиллс и Клепхэм-Коммон, на углу кривой улочки и неподалеку от пустыря, превращенного в свалку; по непонятной причине, когда поднимался смог, черный лондонский туман, он зарождался именно здесь.
В этот момент за окнами заскользил жирный дым, стены дома напротив отдалились и исчезли.
— Аннабелла Труссетт, — тихо произнес Дейв Глесс, — идите к дьяволу.
— Э!.. Что?.. Вы сказали, — женщина задыхалась, держась за живот, словно ее ударили.
— Что я сказал?.. Если хотите лучше расслышать, слушайте: вы — отвратительное создание… любовница старого точильщика с Систерс-стрит, порочного и страдающего экземой, и воруете в больших магазинах!
— Святые небеса! — завопила мисс Труссетт, которая частенько помогала активисткам Армии Спасения… — Спасите меня… С ума сошел! С ума сошел!
— Моя фасоль доброкачественна, и я никого не обвешиваю, — продолжил Дейв, — и могу вам сказать, дорогая и старая потаскуха, что…
Он говорил тихим голосом, прислушиваясь к приближающемуся шуму, доносящемуся из ватного, черного тумана.
— Я говорил…
— Ничего не хочу слышать, — взвизгнула мисс Труссетт, затыкая уши.
— Прекрасно, — сказал бакалейщик, — лучшего вы сделать и не можете.
Шум становился все отчетливей: грр… грр… грр…
Женщина распахнула дверь и нерешительно замерла перед стеной дыма, загородившего ей дорогу.
— Грр… грр…
Дейв Глесс хорошо знал этот привычный шум.
— Идите к дьяволу, Аннабелла Труссетт, вы будете у него через мгновение.
И с силой толкнул в спину.
Она сделала несколько шагов и во весь рост растянулась на мостовой в то мгновение, когда появился огромный грузовик, груженный тюками хлопка для фабрики «Брезилиен Ко».
В мире, быть может, и есть места, где о мертвых принято говорить лишь хорошее. В лавочке Дэвида Глесса все было иначе, особенно когда там собирались местные домохозяйки.
Смог ушел, уступив место веселому солнышку. Утренний дождь уже смыл нарисованные мелом очертания трупа мисс Труссетт.
Развешивая муку, маринованную семгу и патоку, Дейв с некоторым удивлением слушал высказывания соседок.
— Да сжалится Боже над ее бедной душой!.. Но надо же, бедняга носила шляпу и котелок святых дам из Армии Спасения, а сама была подстилкой Слайку, этому сгнившему заживо лудильщику!
«Смотри-ка, — сказал про себя Дейв, — он был не точильщиком, а лудильщиком. Одно стоит другого…»
