Жребий Салема - Кинг Стивен (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
Ты знаешь про город все! И город про тебя все знает. Знает, как болит у тебя спина после тяжелого трудового дня от неудобного сиденья в тракторе; что волдырь на спине всего лишь киста, так что беспокоиться не о чем, хотя сначала доктор и не был уверен; как ты собираешься оплачивать счета, которые приходят в последнюю неделю месяца.
Город видит тебя насквозь и не верит даже тем обещаниям, что ты даешь самому себе. Например, что отвезешь жену и детей в Диснейленд на будущий год или максимум через год, или что купишь новый цветной телевизор, если осенью удастся продать древесину, или что все образуется. Жизнь в городе, по сути, является ежедневным половым актом, совершаемым на людях, причем настолько совершенным, что по сравнению с ним ночное общение с женой на скрипучей кровати кажется простым рукопожатием.
Жизнь в городе обыденна и чувственна, она опьяняет. С наступлением темноты город принадлежит тебе, а ты – городу, и вы вместе проваливаетесь в глубокий сон, становясь бесчувственными ко всему окружающему подобно валунам на дальнем поле. Лишенные жизни, они только отмеряют дни, и когда на город опускается зло, его появление кажется предопределенным, сладостным и одурманивающим. Как будто город знает о приближении зла и о том, какую форму оно примет.
У города есть свои тайны, и он свято их хранит. Люди не знают всего. Им известно, что жена старого Элби Крейна сбежала с приезжим из Нью-Йорка, или им кажется, что они знают. Но на самом деле Элби размозжил жене череп, когда тот турист тайком уехал, а потом привязал к ногам камень и бросил тело в старый колодец. Через двадцать лет старый Элби мирно скончался в своей постели от сердечного приступа, а его сына тоже ждет смерть, но об этом мы расскажем позже. Возможно, настанет день, когда какой-нибудь подросток наткнется на старый колодец в густых зарослях ежевики, оторвет прогнившие доски и увидит на дне ямы скрюченный скелет, на ребрах которого до сих пор висит подаренное туристом ожерелье, позеленевшее и липкое.
Люди знают, что Хьюби Марстен убил свою жену, но не знают, что он заставил ее сделать сначала или как все было за несколько мгновений до того, как он снес ей выстрелом голову в залитой солнцем кухне, насыщенной удушающим ароматом жимолости, будто во вскрытом склепе. Они не знают, как она умоляла его об этом.
Кое-кто из женщин постарше – Мейбл Уэртс, Глинис Мэйберри, Одри Хэрси – помнят, что Ларри Маклеод нашел в камине наверху обуглившиеся листы бумаги. Однако никто из них не знает, что это была переписка за двенадцать лет между Хьюбертом Марстеном и пережившим свое время австрийским аристократом по фамилии Брайхен, которых свел вместе некий бостонский книготорговец, погибший жуткой смертью в 1933 году. И что Хьюби Марстен, перед тем как повеситься, сжег эти письма, бросая их в огонь по одному и глядя, как языки пламени уничтожают толстые листки кремовой бумаги, покрытые тонким изящным почерком. На его лице при этом играла та же улыбка, что теперь появляется на губах Ларри Крокетта при виде сказочных бумаг на землю, хранящихся в сейфовой ячейке портлендского банка.
Они знают, что Коретта Саймонс – вдова Попрыгунчика Саймонса – умирает страшной смертью от рака кишечника, но понятия не имеют, что в тайнике за выцветшими обоями в гостиной она прячет больше тридцати тысяч долларов, полученных ею по страховке, но так никуда и не вложенных, а теперь, в предсмертной агонии, она и думать об этом забыла.
Они знают, что в сентябре 1951 года пожар уничтожил полгорода, но не подозревают, что лес поджег мальчик, который спустя два года закончил с отличием школу, а потом сколотил состояние на Уолл-стрит. Но даже если бы они и знали об этом, то наверняка были бы в неведении о том, что он поступил так не по своей воле и потом два десятка лет мучился угрызениями совести, пока тромб в сосуде головного мозга не свел его в могилу в возрасте сорока шести лет.
Они не знают, что преподобный Джон Гроггинс иногда просыпался в холодном поту от ночного кошмара, в котором он, голым и распаленным, читает проповедь пришедшим на вечернее занятие девочкам, и те готовы ему отдаться. Как не знают и того, что Флойд Тиббитс всю пятницу не находил себе места и чувствовал только странное оцепенение, и как сильно жгут ему бледную кожу палящие лучи солнца. Что он крайне смутно помнил свой визит к Энн Нортон, а нападение на Бена Миерса не помнил вовсе, но зато с нетерпением ждал наступления ночи, предвкушая нечто удивительно приятное и чудесное.
Не знали они, что Хэл Гриффен прячет в шкафу шесть непристойных книг и часто занимается мастурбацией. Или что у Джорджа Миддлера есть целый чемодан шелкового нижнего женского белья, которое он надевает в своей квартирке над магазином, запирает дверь на все замки и разглядывает себя в огромное зеркало в спальне, а потом, обуреваемый страстью, падает на колени и мастурбирует. Или что Карл Форман хотел закричать, но не смог, увидев, как Майк Райерсон забился на холодном металлическом столе морга, и крик застрял у него в горле, когда Майк открыл глаза и сел. Или что десятимесячный Рэнди Макдугалл даже не сопротивлялся, когда Дэнни Глик влез в окно спальни, вытащил младенца из кроватки и впился зубами в шею с еще не зажившими синяками от материнских побоев.
Все это – тайны города: об одних станет известно позже, а о других – никогда. Город умело хранит их.
Город не делает различий между промыслом Бога, дьявола или человека. Он знает, что такое тьма. А тьмы было достаточно.
Проснувшись, Сэнди Макдугалл сразу поняла, что что-то не так. Она лежала в кровати одна – у Роя был выходной, и он отправился с приятелями на рыбалку. Вернуться должен около полудня. Ничего в доме не горело, и у нее ничего не болело. Так в чем же дело?
Солнце!
Оно стояло слишком высоко, и его лучи пробивались сквозь листву клена за окном. Но Сэнди всегда просыпалась до того, как солнце добиралось до клена…
Она непонимающе перевела глаза на часы на тумбочке. Десять минут десятого. Ей стало не по себе.
– Рэнди? – позвала она, бросаясь по узкому проходу в трейлере. – Рэнди, милый?
Спальня малыша была залита лучами солнца, пробивавшимися в маленькое окошко над кроваткой… Оно было открыто. Но Сэнди точно закрывала его, когда ложилась спать. Она всегда его закрывала!
В кроватке никого не было.
– Рэнди? – прошептала она.
И тут она его увидела.
Маленькое тельце, завернутое в застиранную пеленку, валялось в углу, как тряпка. Одна нога была неестественно вывернута и торчала будто восклицательный знак.
– Рэнди!
С искаженным от шока лицом Сэнди упала на колени возле малютки и взяла его на руки. Тельце было холодным.
– Рэнди, миленький, проснись! Рэнди, Рэнди, просыпайся…
Синяки исчезли. Исчезли совсем. За одну ночь личико младенца очистилось, и кожа светилась здоровьем. Сэнди поразилась его красоте, и при виде такого совершенства она издала истошный вопль отчаяния.
– Рэнди! Проснись! Рэнди? Рэнди? Рэнди?
Она бросилась с ним на кухню, даже не пытаясь поправить халат, соскользнувший с одного плеча. Раскладной детский стульчик стоял на месте, купаясь в лучах солнца, а на подносе лежали засохшие остатки вчерашнего ужина малыша. Сэнди сунула ребенка в креслице: его головка упала на грудь, и он стал медленно заваливаться набок, пока не застыл в неестественной позе между подносом и подлокотником.
– Рэнди? – окликнула его Сэнди улыбаясь. Перепуганный взгляд вытаращенных глаз, похожих на искусственные шарики, казался безумным. – Просыпайся, Рэнди! Будем кушать! Кто у нас хочет кушать? Пожалуйста – о Боже! – ну пожалуйста…
Сэнди бросилась к полке над плитой и стала лихорадочно там шарить, опрокидывая коробки с хлопьями и макаронами. Бутылка с растительным маслом упала и разбилась, залив тягучей жидкостью плиту и пол. Сэнди нашла маленькую баночку с шоколадным кремом и схватила из сушки пластиковую ложечку для детского питания.
