Другой - Трайон Томас (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
— Да, — сказал Нильс, очнувшись, — это здорово!
На картинке была устрашающая библейская сцена «Падение Вавилона»: кошмарное зрелище, всюду разрушенные кирпичные стены, вырубленные из камня башни, увенчанные каменными слонами, чудовищные сфинксы, копающиеся в отбросах стервятники, клыки воющих волков, блещущие в лунном свете. Нильс прочел ребенку несколько строк из Апокалипсиса:
— "И воскликнул он сильно, громким голосом говоря: пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесам и пристанищем всякой нечистой и отвратительной птице..." О, детка, тихо, не плачь, не плачь, детка, — заворковал он нежно над плачущей девочкой, отложив книгу в сторону и щекоча младенцу подбородок.
— Когда ты так ухмыляешься, ты похож на бабуина, — сказал Холланд. Он вдруг явился с дикой ухмылкой на губах. — Чему ты улыбаешься, в конце концов?
— Потому что я дядюшка. Это то, что должны делать дядюшки: качать, щекотать, улыбаться. Ты тоже дядюшка.
— Дядюшка-черт.
— Не говори такого при ребенке. Торри твоя сестра, ее дочь — твоя племянница, это делает тебя дядей.
Холланд фыркнул:
— Охота тебе придавать этому значение! Какой ерундой ты занимаешься. Посмотри на это маленькое глупое лицо, как ты только можешь смотреть на него? И ты, и все другие тоже... Маленькое дитя, подменное дитя. — Нильс видел, как он протянул руку и ущипнул нежную плоть младенца. Почувствовав боль, девочка заплакала, на коже вспухло красное пятно.
— Гадство, Холланд! — прошипел Нильс, прикрыл пятно пеленкой, пытаясь успокоить дитя.
Тут как раз появилась Ада с подносом Александры.
— Что тут такое? Что случилось? — спросила она в тревоге. — Мне показалось, что Евгения плачет.
Нильс крутил ручку музыкальной шкатулки.
— Все в порядке, ей просто жарко, вот и все. Да, детка, это все, правда? Сладенькая моя.
Ада поставила поднос.
— Твоя мать не может съесть ни кусочка. Я не знаю, как мы будем вталкивать в нее пищу. Доктор говорит, что она лишится тех последних сил, что еще имеет. — Она снова приложила ладонь к щеке.
— Лауданум помог? — спросил он, осторожно уложив дитя в люльку. Она покачала головой, нащупывая кончиком языка больной зуб. — Сочувствую тебе, — сказал он.
Позже, когда он помог ей вымыть посуду, он взял книгу Доре и покачал ее на руке.
— Куда ты идешь? — спросила она.
— Ну, — ответил он с очаровательной улыбкой, двигаясь к двери, — я хотел пойти к маме и показать ей несколько картинок, пока не стемнело.
Теплый вечер веял через луга из-за реки, и дедушкины часы мерно отбивали девять, когда Нильс спустился в нижний холл, забросив по пути книгу в комнату Ады. Он встретил Аду на передней лестнице, согнувшуюся под тяжестью люльки.
— Погоди! — Он бросился ей на помощь, взялся за одну ручку, и вместе они прошли коридором с ребенком между ними.
— Твоей маме понравилось чтение?
Да, ответил он, маме понравилось. Более или менее.
— Хотя она опять нервничает, — поспешил он добавить. — Не может перестать плакать.
В спальне Торри и Райдера они переложили ребенка в колыбель, висевшую между окнами. Большой белый полог свисал с потолка, защищая ее от москитов. Торри повязала шелковые банты по краям полога, а внутри устроила уютное пуховое гнездышко: мягкий матрасик, простынка и покрывало, связанное Адой. Нильс осторожно перевернул девочку на животик, как учила его Торри.
— Слишком жарко, — сказал он, когда Ада набросила на девочку простынку — девочка тут же попыталась ее сбросить. Он откинул ее и повесил на край колыбельки, в ногах. — Так будет лучше.
— Да, так ей хорошо, пока не похолодает, можно не укрывать ее, ты прав. — Переставив какие-то мелочи на бюро, Ада стала изучать открытый рот в зеркале, трогая воспаленный зуб пальцами и гримасничая от боли.
— До сих пор болит? — Она кивнула, и он сказал: — Я думаю, ты должна принять свое болеутоляющее. То, что доктор Брайнард тебе выписал.
Она отмахнулась:
— Не люблю я эти пилюли, после них у меня иногда головокружение начинается.
— А ты сразу ложись, и все. Я налью тебе имбирного пива и принесу пилюлю.
О, мальчик был так заботлив. Она разгладила морщинки на лице ладонью.
— По-моему, ты кое в чем все-таки ошибаешься. Не верю, что ночью будет дождь. — Она обернула полог вокруг колыбельки.
— Будет. Будет обязательно. Я сам здесь все сделаю, ты можешь идти.
— Не забудь выключить свет.
Он постоял у колыбельки, покачал ее, улыбаясь младенцу — маленькое ангельское личико, — постукивая по колыбельке. Неожиданно вспомнив про музыкальную шкатулку, оставшуюся в переносной люльке, он достал ее и положил в колыбельку. Он завел шкатулку, и под звуки музыки младенец зашевелился.
Младенец в колыбельке
На дереве висит...
Нильс протянул палец, девочка вцепилась в него и закрыла глаза. Маленькое мирное существо. Он смотрел, как она безмятежно засыпает, нюхал ее нежную розовую кожицу, целовал красную отметину на животике.
О, как осторожно вынул он палец из крохотного кулачка, укутал колыбель пологом и еще раз завел музыкальную шкатулку.
Вот ветер задувает,
И дерево трещит...
Он выключил свет. Раздраженный вопль остановил его в дверях, он вернулся. На бюро стояла лампа-кукла, которую он выиграл для Торри на карнавале. Он включил ее: лампа под юбкой отбрасывала круг мягкого персикового света на колыбель, рассеиваясь далее в темноте, маленькое злобное личико ухмылялось ему.
Проходя мимо дедушкиных часов возле кладовки в коридоре, он вдруг вспомнил, что тетушка Ви просила его убрать клюшки дяди Джорджа. Полный желания услужить, он побежал на кухню, стащил мешок с клюшками по ступеням и поставил его на место в кладовой. Фу, ну и жарко же в ней. И пахнет тоже необычно. На крючке висела кожаная куртка, отец носил ее на войне, она испускала острый запах кожи. Он поставил мешок в угол и попытался закрыть дверь кладовой. Гадство, не закрывается! Он толкнул ее несколько раз, закрыл и поднялся наверх, на площадку, глядя в нижний холл, где мерцал слабый свет. Снаружи ветер закручивал вихри вокруг дома, внутри слышались редкие невнятные шумы: занавески на окнах хлопали, будто надоедливые белые руки, где-то звенел хрусталь, оконное стекло вибрировало, балки скрипели под линолеумом. Дверь кладовки тоже заскрипела, будто кто-то давил на нее изнутри, пытаясь выйти. Так-так, сказали дедушкины часы, так-так.
