Лагерь - Смит Гай Н. (читать книги без регистрации полные .TXT) 📗
Его шаги гулко прозвучали по полированному полу, он сморщился от этого шума, попытался ступать на носках, но это не помогло.
— Доброе утро, викарий, — это произнесла женщина, подняв голову и пытаясь улыбнуться.
— Доброе утро. — Вообще-то я помощник викария, но спасибо за комплимент. Он медленно подошел к ним. Это была одна из тех ситуаций, когда решаешь, вступать или не вступать в пустую болтовню. — Надеюсь, службой вы остались довольны?
Мужчина открыл глаза и встряхнулся, как будто только что очнулся от глубокого сна. Глаза его еще не прояснились, он пытался припомнить, где он находится, озирался по сторонам, Медленно, но вспомнил, облизал губы.
— Господь был с нами утром, викарий, — заговорил он высоким голосом.
— Господь всегда с нами, — ответил Уиллис, думая, нельзя ли ему уйти. Он оказался прав, этот парень — какой-то религиозный маньяк. Вероятно, достаточно безобидный.
— Он говорил со мной утром, — голос мужчины был тихий, монотонный, едва слышный. — Нам предстоит работа.
— Кому? — это прозвучало глупо. Потакай старику, не стоит спорить.
— Вам и мне, а еще Маргарет! — резкий ответ; а кому же еще?
— О да, безусловно, — Уиллис сдержал себя.
— Это место без Бога, лагерь зла, — мужчина выдвинул голову, черты лица его исказились, это была маска фанатичной злобы. — Три убийства. Ваша церковь пуста, потому что все они покинули Господа, они предпочли грех. А что вы предпринимаете?
Капеллан сглотнул:
— Я.. я стараюсь изо всех сил. — Это была неправда, но нельзя же идти и проповедовать на территории лагеря, пичкать людей религией.
— Нет, вы не стараетесь! — он погрозил костлявым пальцем. Женщина схватила его за руку, как будто хотела увести мужа, но не смела. — Вы ничего не предпринимаете. В этом лагере — зло, здесь неспокойно, скоро начнутся бесчинства, какие мы наблюдали в последние годы на улицах больших городов. Безбожники сговариваются отменить закон и порядок, уничтожить Господа и все, что он защищает!
— Я уверена, что все не так ужасно, Эдвард, — заговорила женщина пронзительным голосом. Она скорее была напутана, чем упрекала его. — Они сами сгинут в отбросах собственного зла, мы же останемся тверды и будем спасены.
— Молчи, Маргарет, — он стряхнул с себя ее успокаивающую руку. — Они и нас потащат за собой.
— Это все Господь вам сказал? — спросил Уиллис, в растерянности переступая с ноги на ногу.
— Я услышал это из уст того, кто является учеником самого сатаны, — он заговорил шепотом, оглядываясь, как будто ожидая, что из-за ряда скамей вдруг возникнет некое олицетворение зла. — Работник этого лагеря, смотритель крикетной площадки. Он пропитан злом. Он подбивает так называемых рабочих восстать, потопить лагерь в крови!
— Он совсем не это сказал... — прервала его Маргарет.
— Нужно уметь интерпретировать, догадываться, что он имел в виду, — он злобно зыркнул на жену: затем повернулся к священнику. — Зло коммунизма, безбожное общество — вот что проповедуют они. Люди внимают этому так же, как внимали когда-то Гитлеру. Эта спящая змея вновь проснулась!
— Я с этим разберусь, — Уиллис начал постепенно отходить от них. — Если то, что вы говорите, правда, мы должны будем противостоять этому, не так ли? — Боже, помоги мне дойти до бара и побыть там с нормальными людьми!
— Вас предупредили! — голос летел ему вдогонку, когда он шел по приделу. — Приготовьтесь сейчас, пока не поздно!
Маргарет Холман вздохнула, она дрожала, как будто у нее начался приступ малярии. Эдвард окончательно помешался, к этому все шло последние месяцы. Собрания в церкви три вечера в неделю захватывали его всецело; ее тоже, но она не поддалась. Если что-то слушать достаточно долго, начинаешь или верить в это или это отвергать. Она и ее муж пошли разными дорогами, но у нее не хватало смелости сказать ему. Пока. Отказывай себе во всех земных радостях и будешь спасен — таков был его девиз. Жизнь текла нудная, нельзя было даже выпить стакан имбирного пива на отдыхе. Что ж, если Эдвард желает погрузиться в религиозный фанатизм, это его дело. Она не сумеет его отговорить. Черт бы побрал того смотрителя площадки, приставшего к мужу вчера вечером, усевшись на их скамейку. Он начал разглагольствовать о коммунистических идеях. Эдвард, правда, резко отказался с ним разговаривать, но вон как это на него повлияло! Всю ночь он бормотал что-то во сне, а теперь и вовсе сошел с рельсов. Точно так же, как тот недоумок на ослиных бегах. Людям следует держать свое мнение при себе, она последние двадцать лет так и поступает.
— Он ничего не сделает, — Эдвард Холман показал пальцем вслед удаляющемуся капеллану и поднял со скамьи свою кепку. — Он не заинтересован, он мне не верит. Так что, Маргарет... — он притянул ее поближе, зашептал прямо в ухо, — теперь все зависит от нас. Мы должны побороть их.
Она кивнула, опять подавила желание возразить. Эдвард болен, ему надо показаться психиатру. Может быть, и врачу тоже. Она решила, что причиной ночного бормотания мужа было несварение, так как вчера в ресторане он вел себя довольно по-свински. Инспекторша в ресторане подошла к их столику, чтобы узнать, всем ли они довольны, и Эдвард уговорил, чтобы ему позволили съесть вторую порцию этого тяжелого бифштекса и пирог с почками. Это также могло явиться причиной, но не основной, косвенной.
— Не вздумай еще и ты лезть на какую-нибудь трибуну, — сказала она довольно нервно, когда они вышли на жаркое солнце и пошли к своему шале. — Ты же видел, что случилось с тем человеком на ослиных бегах. Он оказался в больнице, я не сомневаюсь. Эти лагерные полицейские подобного не потерпят, не сомневаюсь, и правильно сделают.
— Мы должны донести до людей Слово, — он говорил слегка неразборчиво, оперся на нее. — Они не властны над Словом Господа. Если они забросают нас камнями, мы должны будем страдать, как Христос страдал на кресте.
И тогда Маргарет Холман стало по-настоящему страшно.
— Ну, такты идешь или нет? — Билли Эванс стоял у двери. Пальто застегнуто на все пуговицы, шея обмотана шарфом, завязанным узлом, шапка натянута так глубоко, что козырек почти скрывает его глаза. Лицо лоснится от пота, калоши скрипят по полу, когда он переминается с ноги на ногу. — Давай, Вал, очнись!
