Дракула (с иллюстрациями) - Стокер Брэм (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
– Делайте все, что хотите, доктор. Я чувствую, что говоря таким образом, я исполняю желание Люси. Я не стану тревожить вас вопросами, пока не настанет время.
– И вы правы, – ответил профессор. – Нам всем предстоит пережить еще немало горя. Не следует падать духом, не надо быть эгоистичным, нас зовет долг, и все кончится благополучно!
Эту ночь я спал на диване в комнате Артура. Ван Хелзинк совсем не ложился. Он ходил взад и вперед, точно карауля дом, и все время следил за комнатой, где лежала в гробу Люси, осыпанная белыми цветами чеснока, запах которых смешивался в ночном воздухе с ароматом роз и лилий.
22 сентября.
В поезде по дороге в Эксетер.
Джонатан спит.
Похороны были очень простые, но торжественные. За гробом шли мы, прислуга, пара друзей из Эксетера, лондонский агент и один господин, заместитель сэра Джона Пакстона, президента Общества законов. Джонатан и я стояли рука об руку и чувствовали, что потеряли дорогого и близкого человека. Мы медленно вернулись в город, доехав автобусом до Гайд-парка. Затем пошли по Пикадилли пешком. Джонатан держал меня под руку, как в былые времена. Я засмотрелась на очень красивую барышню в большой круглой шляпе, сидевшую в коляске, как вдруг Джонатан схватил меня за руку так сильно, что мне стало больно, и вскрикнул: «Господи!» Я нахожусь в постоянном страхе за Джонатана, поскольку все время боюсь, чтобы у него опять не повторился нервный припадок, так что я моментально повернулась к нему и спросила, что случилось.
Он был очень бледен, глаза выпучены, и он с ужасом смотрел на какого-то высокого, тонкого господина с крючковатым носом, черными усиками и остроконечной бородкой, также глядевшего на ту хорошенькую барышню, что и я. Он смотрел на нее так пристально, что совсем нас не замечал, и мне удалось хорошо рассмотреть незнакомца. Выражение его лица нельзя было назвать добрым, оно было сурово, жестко и чувственно, а крупные белые зубы, казавшиеся еще белее от ярко-пунцового цвета губ, походили больше на клыки животного, чем на зубы человека. Джонатан не спускал с него глаз, так что я испугалась, как бы незнакомец этого не заметил. Я боялась, что это его рассердит, так как вид у него был гадкий и злой. Я спросила Джонатана, почему он так взволнован. Джонатан, кажется, думал, что мне известно столько же, сколько и ему, и ответил:
– Ты знаешь, кто это?
– Нет, дорогой, – ответила я, – не знаю; кто это?
Ответ меня поразил, так как он, казалось, совершенно забыл, что разговаривает со мною, с Миной.
– Это он и есть!
Бедняжка Джонатана, как видно, что-то очень взволновало, я убеждена, не поддержи я его, он наверное упал бы. Он продолжал смотреть на незнакомца, не спуская глаз; из магазина вышел какой-то господин с пакетом, передал его леди в коляске, и они оба тотчас уехали. Мрачный незнакомец не сводил с нее глаз; когда она уехала, он долго глядел ей вслед, затем нанял экипаж поехал за ними. Джонатан все время не сводил глаз и, наконец, сказал как бы про себя:
– Мне кажется, что это граф, но он как будто помолодел. Господи, если это правда! О, Боже, Боже мой! Если бы я только знал! Если бы я только знал!
Он был так встревожен, что я боялась расспрашивать, стараясь не напоминать ему об этом. Я потянула его слегка за рукав, и он пошел со мной дальше. Мы немного прошлись, затем зашли в Гринпарк и посидели там. Был жаркий осенний день, так что приятно было отдохнуть в тени. Джонатан долго глядел в пространство, затем глаза его закрылись и, опустив голову мне на плечо, он заснул. Я не тревожила его, так как сон для него лучшее лекарство. Минут двадцать спустя он проснулся и ласково сказал:
– Что это, Мина, неужели я спал? О, прости мне такую невежливость. Зайдем куда-нибудь выпить стакан чаю.
Он, как видно, совершенно забыл о том мрачном господине, так же как и во время своей болезни он ничего не помнил о том, что было раньше. Мне не нравится эта забывчивость. Я не стану его расспрашивать, так как боюсь, что это принесет ему больше вреда, чем пользы, но все-таки нужно узнать, что с ним приключилось в путешествии. Боюсь, настало время распечатать тот пакет и посмотреть, что там написано. О, Джонатан, ты простишь меня, если я так поступлю, я делаю это только для твоей пользы!
Позже.
Во всех отношениях печально возвращаться домой – дом опустел, нет там больше нашего друга; Джонатан все еще бледен и слаб после припадка, хотя он и был в очень легкой форме… А тут еще телеграмма от Ван Хелзинка; что бы это могло быть?
«Вам, наверное, грустно будет услышать, что миссис Вестенр умерла пять дней тому назад и что Люси умерла третьего дня. Сегодня хороним их обеих».
Какая масса горя в нескольких словах; бедная миссис Вестенр! Бедная Люси! Их больше нет, и никогда больше они не вернутся! Бедный, бедный Артур – утратил самое дорогое в жизни! Да поможет нам Господь пережить все эти горести!
22 сентября.
Все кончено. Артур уехал в Ринг и взял с собою Квинси Морриса. Ван Хелзинк отдыхает, так как ему предстоит длинная дорога. Сегодня вечером он едет в Амстердам; говорит, что завтра вечером снова вернется, так как ему хочется еще кое-что сделать, т. е. что только он один и может сделать. Он остановился у меня, ибо по его словам, у него дела в Лондоне, на которые придется потратить порядочно времени. Бедный старик! Боюсь, что работа за последнее время и его выбила из сил. Во время похорон было видно, как он себя сдерживает. Теперь мы все разошлись в разные стороны, и надолго. Люси лежит в своем фамильном склепе, в роскошном доме смерти, вдали от шумного Лондона, на уединенном кладбище, где воздух свеж, где солнце светит на Хэмстэт Хилл и где на воле растут дикие цветы.
Итак, я могу покончить со своим дневником, и один Бог знает, начну ли я его снова. Если мне придется это сделать или если я когда-нибудь открою его, то только для того, чтобы поделиться им с другими, ибо роман мой кончился, я снова возвращаюсь к своей работе и с грустью, потеряв всякую надежду, скажу: «Finis».