Опекун - Соул Джон (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
Он прошел, возможно, не меньше мили, когда почувствовал что-то впереди. Остановился, прислушался, но ничего не услышал. Но когда принюхался, то уловил слабый запах.
Знакомый запах.
Он узнал его. Едва уловимый запах, витавший в воздухе, был точно таким же, как и тот, что ударил ему в нос в хижине, когда он поднял с пола свою испачканную одежду.
Запах крови.
И сейчас его ноздри наполнила та же острая приторность.
Он вновь двинулся между деревьями, стараясь, чтобы походка была абсолютно бесшумной. Сторм, почувствовав внезапный испуг своего хозяина, держался ближе к нему, шерсть у него поднялась дыбом.
Джо переходил от дерева к дереву, запах становился все отчетливее. Наконец, выйдя из-за огромной белоствольной сосны, он перебежал к кустарнику, скинул с себя звериную шкуру, лег на живот и пополз через заросли к источнику запаха с примесью меди, который находился прямо за кустами. Он прокладывал путь сквозь переплетенные между собой ветви, медленно продвигаясь вперед, Сторм не отставал. Наконец Джо остановился. Сквозь небольшой просвет в листве он увидел фигуру сидящего на земле человека, прислонившегося спиной к дереву. Дробовик лежал у него на коленях, голова склонилась на грудь, он дремал. Вдруг голова резко дернулась — мужчина внезапно проснулся, и Джо застыл.
Услышал ли его мужчина?
Но нет — тот лишь боролся со сном, точно так же, как и сам он делал иногда в классе. Особенно по утрам после тех ночей, когда его охватывало странное беспокойство, и он подолгу не мог заснуть.
Мужчина поднялся на ноги, и Джо узнал его.
Тони Молено, в мятой после проведенной в лесу ночи униформе, с воспаленными от бессонницы глазами. Он потянулся и отошел от дерева, и Джо, следуя за ним взглядом, увидел источник приторного запаха, привлекшего его внимание несколько минут назад.
Глаза его расширились, когда он заметил лежащее на земле тело.
Тело, которое Тони Молено, должно быть, охранял всю ночь, так же, как охранял он и тело Глена Фостера.
Джо вдруг подумал, что в лагере, куда они с Алисон и Логаном пришли в тот день, не оставили ничего страшного, а сейчас со своего наблюдательного пункта в кустах он видел прямо перед собой лицо Билла Сайкеса.
Смотрел в его мертвые глаза.
Смотрел на зияющую рану, из которой, по-видимому, вытекло много крови.
В сознании возникла другая картина.
Кровавые пятна на его одежде. Не отрывая взгляда от лица Сайкеса, Джо представил себе, как хлещет кровь из огромной раны на его шее.
Все это слилось в сознании Джо воедино, и сердце его учащенно забилось.
Мог ли он сделать такое?
Возможно ли это?
С трудом подавив готовый вырваться крик, мальчик начал отползать назад, осторожно двигаясь по проложенному только что пути, и вскоре выбрался из кустарника. Сотрясаясь всем телом, стуча зубами не только от холода, но и от увиденной картины, от охватившего его ужаса, что это могло быть его рук дело, он завернулся в медвежью шкуру, крепко обмотав ее вокруг себя.
Рыдания душили его. Спотыкаясь, Джо бросился вниз с горы, не разбирая дороги.
Единственная мысль билась в его мозгу и толкала вперед: бежать, бежать как можно дальше от этого места.
Но добравшись до подножия горы, он понял, что, как бы далеко он ни убежал, где бы ни оказался, ему не скрыться от мертвого лица Билла Сайкеса, отсутствующий взгляд его глаз, смотрящих прямо на него, будто обвиняя.
Этот образ запечатлелся в его памяти навсегда, и так глубоко проник в сознание, что будет преследовать теперь всю оставшуюся жизнь. Он никогда не сможет стереть его.
И вдруг он понял, что есть способ вычеркнуть из памяти страшные воспоминания, избавиться от видения мертвого лица, от ужаса накатывающего на него нервного возбуждения, туманящего разум, толкающего прочь из дома.
Есть способ, который поможет ему навсегда избавиться от всего этого.
И в сознании Джо возникла совсем иная картина.
Утес, с которого менее двух недель назад сорвалась его мать.
Но сможет ли он сделать это? Заставить себя встать на вершину утеса, посмотреть вниз и прыгнуть?
Глава XVIII
— Сейчас семь часов утра, всех вас приветствует и желает вам хорошего настроения Сэм из студии в Сугарлоафе, который будет с вами до десяти часов! Сегодня в Сугарлоафской долине холодное утро, и, прежде чем потеплеет, будет еще холоднее. Хорошее известие для лыжников, плохое — для фермеров; как говорил великий Авраам Линкольн: некоторых людей вы можете порадовать иногда, кое-кого — всегда, и никого из людей... — впрочем, не помню точно, что он говорил, но вы понимаете, что я имею в виду! Вы понимаете, что я имею в виду! Мы продолжаем нашу программу!
Сэм Гилман нажал кнопку воспроизведения на стоящем перед ним магнитофоне, и оркестр струнных инструментов заиграл «Летнюю фантазию», что казалось Сэму вполне подходящим для холодного не по сезону сентябрьского утра. Это была его станция — все пять ее ватт, — и если слушателям не нравились его передачи, это их проблема, а не его. Он повернулся на крутящемся стуле, который занимал почти все свободное место в студии, состоящей из единственной комнаты, и начал просматривать список приглашенных гостей, беседы с которыми в этот день будет передавать по радио его крошечная станция. В десять часов в эфир выйдет Арне Свенсон с рекомендациями о подготовке машин к зиме. Почти все в городе настроят свои приемники на эту волну. Хотя Арне владел единственной в Сугарлоафе газонаполнительной станцией уже почти тридцать лет, его сильный шведский акцент делал речь такой невнятной, что он всегда брал с собой в качестве переводчика свою жену, Наоми, и Наоми никогда не упускала случая опровергнуть все сказанное Арне. К концу эфирного времени они вновь окажутся на грани развода, затем микрофон схватит Арне.
— Просто пригоните ко мне свою несчастную машину! — проревет он. — Я все сделаю Вам сам!
Продолжение рабочего дня будет полностью соответствовать его началу, поскольку Сэм Гилман охотно разрешал каждому, у кого было о чем рассказать людям, приходить в студию и занимать микрофон на час или около того. На те дни, когда желающих поговорить не находилось, у него имелось в запасе немало кассет с записями, чтобы пускать их в эфир. На самый же крайний случай Сэм припас несколько пленок, которые мог прокручивать в течение восьми часов, хотя и полагал, что от подобного вещания никто не поумнеет.
Больше всего ему нравились такие передачи, своего рода импровизации, когда он приглашал в студию горожан, чтобы те просто отвели душу. Поскольку все, что они говорили, было вполне пристойно и не оскорбляло каких-либо категорий граждан (политика Сэма вполне допускала любое оскорбление личности), Гилману нравилось, когда люди делились своими мыслями, независимо от того, совпадали они с его собственными или нет. У него даже вошло в привычку каждую свою передачу предварять своеобразным предупреждением, что мнение выступающего не обязательно отражает позицию станции или ее владельца, даже когда он и сам был в эфире. Если его расспрашивали об этой маленькой хитрости, он всегда отвечал, что сам часто находится в сильном противоречии со своими собственными мыслями и просто защищает себя от возможности «предстать отсюда дураком перед слушателями Бойсе». Способы радиовещания, которые использовал Сэм Гилман, не приносили ему большой прибыли, но тем не менее город был настроен на волну его радиостанции.
Поэтому когда Сэм повернулся на своем крутящемся стуле и увидел сквозь стекло на двери крошечной студии покрасневшие глаза Милта Моргенштерна, он тут же понял: у Милта есть нечто горяченькое, что не может дожидаться следующего газетного выпуска, который выйдет из печати не раньше завтрашнего утра. На лице его появилась довольная ухмылка, и он подал редактору и издателю знак рукой, приглашая его войти.
— Вы знаете, мы с Вами могли бы заключить своеобразное соглашение между воюющими сторонами, если бы захотели. Между нами говоря, мы смогли бы полностью управлять умами жителей города. Если бы все хорошенько продумать, то, возможно, нам удалось бы поставить во главе города хоть самого черта.
