Пандора - Райс Энн (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
Дойдя до своего дома, я обнаружила, что запросто могу забраться на крышу. Там я и уселась – спокойная, расслабившаяся, свободная, заглядывая во двор, в перистиль, где в одиночестве в течение трех ночей постигала истины, подготовившие меня к принятию крови Акаши.
Я все обдумала еще раз, спокойно, без боли, как будто обязана была сделать это ради той женщины, какой была прежде – посвященной, женщины, что искала прибежища в храме. Мариус был прав. В царя и царицу вселился демон, распространяющийся через кровь, питающийся ею и разрастающийся, – что сейчас и происходило внутри меня.
Не царь с царицей изобрели понятие справедливости! Законы и правосудие родились не от царицы, разломавшей на куски маленького фараона!
А римские суды, с трудом принимающие каждое решение, взвешивающие его со всех сторон, отказываясь от любого вмешательства магии и религии, – даже в эти ужасные времена они борются за справедливость. Эта система основана не на божественном откровении, но на разуме.
Однако я не жалела о моменте опьянения, когда пила ее кровь и верила в нее, когда видела сыпавшиеся на нас цветы. Я не могла сожалеть, что разум способен вообразить нечто столь совершенное.
В тот момент она была моей матерью, моей царицей, моей богиней, она была для меня всем. Я познала то, что следовало познать, когда мы выпили зелье в храме, когда пели и раскачивались в исступленном танце. И я познала это в ее объятиях. И в объятиях Мариуса тоже, причем на более безопасном уровне, и теперь мне хотелось только оказаться рядом с ним.
Культ ее показался мне отвратительным… Порождение пороков и невежества, вознесенных на такую высоту! Внезапно я испытала облегчение, что в корне загадок лежат столь примитивные объяснения. Кровь, пролитая на ее золотое платье!
Все образы и мимолетные впечатления годны только на то, чтобы научить восприятию более глубоких понятий, вновь решила я, как тогда, в храме, когда искала утешения у базальтовой статуи.
Только я, и я одна, могу превратить свою новую жизнь в героическое сказание.
Я очень порадовалась за Мариуса, сумевшего обрести поддержу в разуме. Но разум – вещь выдуманная, навязанная миру верой, а звезды никому ничего не обещают.
В те темные ночи, когда я скрывалась в этом доме, в Антиохии, оплакивая своего отца, я увидела кое-что более значительное, увидела, что в самом сердце Сотворения вполне может крыться нечто сродни бушующему вулкану, не поддающееся контролю и пониманию. Его лава уничтожит как деревья, так и поэтов. «Так что прими этот дар, Пандора, – велела я себе. – Иди домой и будь благодарна, что ты снова замужем, ибо никогда еще ты не встречала более подходящую пару и не стояла на пороге столь многообещающего будущего».
По возвращении – что произошло очень скоро благодаря обретенной мною способности быстро перепрыгивать с крыши на крышу, едва касаясь их поверхности, и передвигаться по стенам – по возвращении я нашла его в том же состоянии, в каком и оставила, только намного более печальным. Он сидел в саду, совсем как в видении, показанном мне Акашей.
Должно быть, он любил эту скамью позади виллы, обращенную к зарослям и природному ручью, журчащему над камнями и стремительным потоком разливающемуся в высокой траве. Он моментально встал. Я обняла его.
«Мариус, прости меня», – сказала я.
«Не говори так, это я во всем виноват. И я не сумел тебя защитить».
Мы обнимали друг друга. Мне захотелось впиться в него зубами и пить его кровь, что я и сделала – и почувствовала, как он забирает кровь у меня. Никогда на брачном ложе не испытывала я столь полного единения с мужчиной, и я отдалась этому чувству, как никогда и никому не отдавалась при жизни.
Внезапно силы оставили меня. Я оборвала свой поцелуй и разжала зубы.
«Идем же, – сказал он. – Твой раб уснул. А днем, когда спать будем мы, он перенесет сюда все твои вещи и приведет твоих девушек, если ты захочешь оставить их при себе».
Мы спустились по лестнице и вошли в новую комнату. Для того чтобы отворить дверь, понадобились все силы Мариуса – а значит, никакой смертный на это не способен.
Там стоял саркофаг, гранитный, без украшений.
«Ты сможешь поднять крышку?» – спросил Мариус.
«Я чувствую какую-то странную слабость».
«Это потому, что встает солнце. Попробуй поднять крышку. Столкни ее в сторону».
Я так и сделала. И внутри нашла ложе из лилий и розовых лепестков, шелковых подушек и засушенных цветов, которые хранят из-за их аромата».
Я ступила внутрь каменной темницы и сначала села в ней, а потом вытянулась в полный рост. Он не замедлил занять свое место в гробнице рядом со мной и толкнул крышку на место. Свет для нас – как и для всех мертвецов – померк.
«Я засыпаю. Я едва могу говорить».
«Какоое счастье!» – откликнулся он.
«Никакой необходимости в таком оскорблении нет, – пробормотала я. – Но я тебя прощаю».
«Пандора, я тебя люблю», – в голосе его слышалась беспомощность.
«Войди в меня, – попросила я, протягивая руку к его ногам… – Заключи меня в свои объятия».
«Это все глупость и предрассудки».
«Это не то и не другое, – сказала я. – Это символично и приятно».
Он подчинился. Наши тела слились воедино, объединенные тем стерильным органом, который значил для него теперь не больше, чем рука, – а как же я любила руку, которой он обнимал меня, и губы, прижавшиеся к моему лбу!
«Я люблю тебя, Мариус, мой странный, высокий, прекрасный Мариус».
«Я тебе не верю», – произнес он едва слышным шепотом.
«В каком смысле?»
«Очень скоро ты возненавидишь меня за то, что я тебе сделал».
«Вряд ли, мой разумник. Я не так уж стремлюсь состариться, увянуть и умереть, как тебе кажется. Я рада появившемуся у меня шансу увидеть и узнать гораздо больше…»
Я почувствовала, что он целует меня в лоб.
«Ты и правда намеревался жениться на мне, когда мне было пятнадцать лет?»
«Это мучительные воспоминания! У меня до сих пор уши горят от оскорблений твоего отца! Он практически выгнал меня из своего дома!»
«Я люблю тебя всем сердцем, – прошептала я. – Ты все-таки победил. Ты получил меня в жены».
«Получил, но мне кажется, слово „жена“ здесь не вполне уместно. Интересно, ты что, уже забыла, как еще совсем недавно возражала против этого термина?»
«Мы вместе, – сказала я, с трудом выговаривая слова из-за его поцелуев; я теряла силы и одновременно наслаждалась прикосновением его губ, их неожиданным стремлением к целомудренной любви. – И мы придумаем другое слово, более возвышенное, чем „жена“».
Внезапно я отодвинулась. В темноте я его не видела.
«Ты что, целуешь меня, чтобы я не могла разговаривать?»
«Да, именно этим я и занимаюсь», – ответил он.
Я отвернулась.
«Повернись, пожалуйста», – попросил он.
«Нет», – ответила я.
Я неподвижно лежала и смутно ощущала, что его тело теперь кажется мне вполне нормальным на ощупь, потому что мое тело не мягче и, может быть, не слабее. Грандиозное преимущество! Да, но я его любила! Любила! Так что пусть целует меня сзади, в шею. Повернуться к нему лицом он меня не заставит!
Должно быть, встало солнце.
Потому что на меня опустилась завеса тишины, как будто вселенная, все ее вулканы, бушующие приливы, все ее императоры, судьи, сенаторы, философы и жрецы стерлись из жизни.
