Поцелуй зверя - Бароссо Анастасия (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
— Значит, белый волк — твое второе «Я»? Твоя истинная су…
— А вот мы это и проверим, — резко перебил Иван. — Если, конечно, найдем идола.
Костер быстро догорел и теперь тлел в темноте красно-черными угольными пятнами. Тепла от него почти не ощущалось, и ледяная беспросветная муть завладевала телом, уверенно подбираясь к самому сердцу. Обессиленные, они легли прямо на снег. Единственное, что мог сделать Белояр, — это предложить Юлии в качестве постели собственное тело. Ей становилось хуже с каждой минутой. Слушая мерное дыхание человека, на груди которого она лежала, любуясь сквозь мокрые ресницы мерцанием потухающих дров, Юлия все ближе подходила к зыбкой грани, отделяющей явь от нави. И там, вдали, уже видны стали извилистые очертания огненной реки, где ее ждал желанный покой в объятиях красивой черноволосой девушки на раскаленном мосту. В какой-то миг Юлия так явно увидела бледное лицо, улыбающееся ей с безжалостной нежностью, а мертвенный холод так сильно обжег щеки, что Юлии стало страшно умирать. Чувствуя смерть, она из последних сил приподняла голову, потянувшись, как к жизни, к родному лицу совсем рядом. Один поцелуй — и тепло его губ могло бы ее спасти, но Белояр упрямо отвернулся, закрыв глаза. И Юлия перестала бороться. Она умирала от холода, желания, чувства вины и отвергнутости. Умирала, понимая, что любила в этой жизни только Ивана и что теперь потеряла его навсегда.
Утром, на рассвете, когда продрогший до костей Белояр усилием воли вскочил, собираясь сразу же пуститься в дорогу, Юлии уже не было холодно. Она горела в лихорадке, как в огне, а легкость восприятия действительности удивляла и радовала. Девушка была словно пьяная, а потому тревога в сосредоточенном взгляде Белояра показалась ей очень забавной. Юлия даже захихикала, как расшалившийся ребенок от веселой шутки, когда он, положив ей руку на лоб, неожиданно побледнел.
Потом, всю дорогу, пока он тащил ее на себе, то держа за талию, то беря на руки, она периодически впадала в бред — потому что видела и воспринимала навь уже как что-то само собой разумеющееся и привычное. Только однажды, когда сознание не надолго мучительной вспышкой озарило помутненный рассудок, Юлия смогла пролепетать, с трудом ворочая пересохший языком:
— Вань… я скоро отключусь, мне… мне кажется… я не смогу… дальше идти…
Белояр остановился. Прислонив падающую девушку к старому кедру, взял в ладони горящее лицо, попытался заглянуть в ярко-зеленые сейчас глаза-хамелеоны.
— Держись. Я спасу тебя. Обещаю.
Он сказал это громко, четко и проникновенно — так, что не поверить ему было невозможно. Только вот Юлия, к сожалению, опять не слышала ничего, кроме гула горящей реки.
Потом она еще один, последний раз пришла в себя.
В мглистых сумерках, опустившихся на кедровый лес, перед глазами вдруг возникла картинка, перекликающаяся с ее видениями из нави. Посреди голых деревьев, за ветхим, покосившимся забором черная избушка на курьих ножках казалась ожившей иллюстрацией из потрепанной детской книжки. Однако — это была реальность. Потому что Белояр, отчаянно тряся Юлию за плечи, дрожащим от радости голосом кричал ей в лицо:
— Мы спасены, слышишь?! Ты спасена! Только держись… Держись, пожалуйста…
Она очень старалась держаться, но глаза закрывались помимо воли, и потому все усилия сохранить связь с жизнью Юлия направила на слух. Скрип снега под ногами Белояра, его частое и хриплое дыхание, касающееся ее волос, истошный собачий лай и звук распахнувшейся двери.
— Пожалуйста, помогите!! — надрывно закашлявшись, прокричал Иван. — Впустите нас!
Звук выстрела разорвал последнюю защитную пленку реальности.
Теряя сознание, Юлия успела почувствовать только, как резко дернулось прижатое к ней тело Белояра.
Глава 21
ЯГА
— Как тебя зовут? Скажи!
— У меня… нет… имени…
— Но… как тебя называть?
— Не называй… никак… я забыла… не помню… мое имя… тебе… его знать… не нужно…
— Почему?
— Потому… что ты… сейчас уйдешь…
— Но…
— …мне тут… никто не нужен…
Впервые за долгое, невыносимо долгое время ей тепло. Даже слишком. Ступни и ладони, тяжелые, налитые кровью, будто бы даже распухшие — горят сухим огнем. Грудь пылает под весом плотного одеяла, а частое дыхание обжигает приоткрытые губы. Веки тоже наполнены мучительным жаром, и Юлия предпочитает не открывать глаз — чтобы не стало еще больнее. Она может сейчас только слушать. И слышит — два голоса неподалеку, приглушенные, встревоженные. Родной и любимый, хрипловато-простуженный по-детски покорно просит о чем-то. Другой же, незнакомый и неприятный, полон отчуждения, даже злобы. Он может принадлежать в равной мере, как женщине, так и мужчине. Слова он произносит нараспев, с очень странным акцентом, после каждого делая такие долгие паузы, словно бы существо, которому голос принадлежит, с трудом составляет нужные фразы.
— М-м-м-м… это у тебя так принято — стрелять в невинных людей? — с робкой укоризной спрашивает первый и снова тихо стонет.
— Благодари… что… не убила…
— Хм, спасибо… У-уй! М-м-м-м…
— Ко мне… с добром… и за добром не ходят…
— А зачем ходят?
Молчание было Ивану ответом.
После этого диалога Юлия какое-то время слышала только тишину, нарушаемую лишь тихими шорохами и собственным дыханием. Тишина пугала, и после недолгой борьбы с собой Юлия все же с трудом приоткрыла воспаленные глаза. Совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы различить в желтовато-сером полумраке заскорузлый стол с тремя огарками свечей, мерцающих рыжими отсветами.
За столом, опустив обнаженные руки вдоль тела, сидел Белояр, лицо которого было скрыто в тени упавшей на лоб челки. На столе валялись вперемешку глиняные и медные тарелки и миски, растрепанные пучки сушеных трав, обрывки желтовато-белой материи. Еще там стояла большая серебряная чаша. Отвратительная сгорбленная старуха, в чем-то черном и бесформенном, скрывающем фигуру и ноги, топталась рядом с Белояром. Периодически она окунала один из желтоватых лоскутов в чашу, а потом жуткими, скрюченными артритом темными пальцами прикладывала его к плечу мужчины, каждый раз вызывая у того приглушенный стон. Всклокоченные наполовину седые волосы, массивный толстый нос и иссиня-коричневые губы придавали старухе такое явное сходство со сказочным персонажем, что Юлия невольно усмехнулась про себя, скривив уголок рта: «Баба-Яга!».
— …помоги ей, — встревожено просил Белояр. — Хватит уже со мной возиться… Вылечи ее!
— Как? — после недолгого молчания поинтересовалась старуха.
— Откуда я знаю?! — теряя выдержку, воскликнул мужчина и тут же снова понизил голос, обеспокоенно взглянув в сторону лежащей без движения Юлии. — Как меня сейчас лечишь… Ты ведь шаманка! — он обвел глазами все небольшое пространство избушки, напоминающее декорацию к мистическому триллеру, настолько оно было заполнено необычными предметами, не оставляющими сомнений в роде занятий этой женщины.
Отвратительная Яга тоже обратила на Юлию темный, недобрый взгляд. Выпуклые желтоватые белки в тонких красных прожилках и буравящие зрачки цвета спитого чая вызывали непреодолимое желание спрятаться, убежать, скрыться навсегда — они смотрели в самую душу, видя в ней то, что хочешь скрыть от себя самого. Не в силах двинуться, Юлия ограничилась тем, что почти закрыла глаза, оставив для обзора лишь узенькую дрожащую щелку. Неизвестно, заметила ли в желтоватой полутьме шаманка ее маневр, поняла ли. Только, помолчав, ответила Белояру так:
— Тебя лечить… тело врачевать… А ее… — она вдруг отрицательно замотала косматой головой, будто не хотела слышать собственных мыслей.
— А ее? — переспросил Иван, не переставая переводить обеспокоенного синего взгляда с Юлии на старуху и обратно. — А ее?! — он вскочил, мгновенно сделав тесным крохотное пространство избушки, почти достав головой до низкого потолка.
— Сиди! — приказала Яга, повелительно взмахнув крючковатой рукой. — На вот… — Она подвинула ему миску с чем-то дымящимся и пахнущим остро и пряно, — ешь.
