Готика Белого Отребья (ЛП) - Ли Эдвард (читать хорошую книгу .txt) 📗
- Выруби её, Пузо! - oрал Хорейс. - Я не хочу, чтобы задохлик скопытался слишком быстро!
И после его замечания машинка была выключена, всего через тридцать секунд работы на скорости три четверти. Этого было вполне достаточно, чтобы по-настоящему хорошо встрясти мозги жертвы, вызвав умеренное кровоизлияние в мозг и ухудшив чувствительность двигательных навыков.
Клайд, лидер нашего квартета братьев, порылся в бумажнике жертвы и нашёл просроченные водительские права Западной Вирджинии. Теперь у «мистера Шора» было имя:
- Рикки Смитсон, - объявил Клайд. - Ну, ребята, едрён-батон, я бы сказал, что мы только что сменили имя этого парня на Рикки Умник!
А потом он от души рассмеялся вместе с Пузом и Хорейсoм. (Такер, четвёртый брат, не слышал шутку, потому что всё ещё был занят попытками выпустить свой второй оргазм в оцепеневшее влагалище почти безмозглой блондинки, которая безучастно лежала под ним с раскинутыми ногами).
Клайд хлопнул в ладоши, как бы подчеркивая ситуацию:
- Так, давайте-ка отпустим мистера Умника и посмотрим, что у нас получилось.
И тут голова мистера Смитсона была освобождена, и двое братьев поставили его на ноги. Как и следовало ожидать, Смитсон рухнул на пол, дрожа всем телом и издавая экстравагантные, завораживающие, мяукающие звуки.
- Тебе лучше встать, Рикки Умник, - посоветовал Клайд. - Неинтересно смотреть, как ты лежишь и срёшь в штаны.
Смитсон начал судорожно дергаться, из его рта пошла пена, а потом он отдал Богу душу.
- Эх-х-х, дерьмово, - проворчал Клайд. - Думаю, мы держали шейкер слишком долго, едрён-батон…
Между прочим, возможно, уместно объяснить, какое преступление совершили мистер Шор… то есть мистер Смитсон, и его, пристрастившаяся к метамфетамину, светловолосая подружка, собственно, из-за чего их мозги были “взбиты” взбивалкой для краски.
Ответ таков: мистер Смитсон недавно вышел из тюрьмы, отсидев срок за сексуальное насилие над несовершеннолетним. Итак, по закону его долг перед обществом был должным образом оплачен, но закон братьев Ларкинсов смотрели на это иначе. А блондинка?
Перед тем, как отправиться на варочную хату, Смитсон взял свою подружку с собой. Поэтому: виновна по ассоциации. Теперь, собственно, и наступил конец судебного приговора…
На этом, к большому облегчения Писателя, данная часть сна закончилась. Нет нужды говорить, что всё в нём было правдой, и, конечно, мы уже знаем, что Писатель иногда склонен к предчувствиям. Короче говоря… K утру блондинка будет похоронена в лесу (да, она всё ещё была в какой-то мере жива, когда последняя горсть земли с лопаты упала ей на лицо), в то время как значительный объём семени братьев Ларкинсов вытекал из неё в богатую почву Западной Вирджинии. А наш друг, мистер Смитсон? В лоб ему воткнули кусок металлической трубы, длиной в фут, тем самым весьма эффектно пригвоздив к дубу на Тик-Нек-Роуд. Его шорты исчезли, как и гениталии, которые были отрезаны ножницами по металлу. На груди Смитсона висела картонная табличка с надписью, нацарапанной карандашом: РАСТЛИТИЛЬ МАЛАЛЕТАКХ! Как говорят братья Ларкинсы: «Горе тем, кто осквернит ребёнка». Это было весьма эффективное средство устрашения, и такие зрелища не были редкостью в радостных и весёлых границах Люнтвилля.
Теперь мы снова обратим внимание на главного участника этой истории - Писателя, который всё ещё спал и всё ещё видел сны. Сначала показалось, что кто-то что-то шепчет, губы говорившего были близко, но не совсем касались его уха. С абсурдной быстротой они прошептали на латыни: «Venit deamonium», что значило, как понял Писатель, «Демон придёт».
Здесь наступило молчание.
Затем Писатель проснулся (или ему показалось, что он проснулся) от того, что чья-то рука схватила его за плечо и затрясла.
Он сел, выпрямившись, в постели. Сначала была полная темнота, но затем он вспомнил, что нужно открыть глаза, и это потребовало от него некоторого мужества, потому что, как говорится, он был напуган до усрачки. И всё же он открыл их, и, хотя ожидал, что в комнате будет очень темно и лунный свет будет пробиваться через окно, это было не так. Вместо этого комната была залита низким зернистым светом, который, как казалось, обладал оттенком, который в свою очередь можно описать только как гнилой и болезненный, и который хроматически не соответствовал ни одному из компонентов спектра. Это было призрачное свечение, происхождение которого не могло быть связанно ни с одним аспектом этого нормального мира, напротив, оно принадлежало преисподней.
В общем, хватит уже о свете. Давайте поговорим о существе, которое трясло Писателя за плечо.
Над ним склонился старик с длинными седыми волосами и длинной белой бородой, и хотя большая часть лица этого незваного гостя была скрыта бородой, его всё ещё можно было опознать по узкому и удлиненному лицу с выступающей челюстью.
- Дедуля Септимус! - воскликнул Писатель.
- Да, сынок, эт я и никто другой.
- Какое облегчение! Я слышал из ненадёжного источника, что ты умер. Я знал, что это вздор!
Гибридный акцент янки-южанина, казалось, заскрипел, как доски в старом доме.
- Нет, не вздор, дружище, а чистая правда. Вот, почему я пришёл, и у меня мало времени. Мне позволено только предупредить тебя и ничего большего.
- Вы имеете в виду то, на что намекали в Бэктауне?
Призрачная фигура не ответила прямо.
- Ты - Искатель, парень, я вижу это по тебе. Я тоже был Искателем, только моё время вышло. Однажды, может, завтра, может, через двадцать лет, но, видишь ли, сынок, когда-нибудь до тебя дойдет, что то, что ты ищешь, действительно ищет ТЕБЯ.
Писатель задумался над этим утверждением и его символическими инсинуациями, вроде того, как часто в прошлом он называл себя «Искателем».
- Но, я так и не нашёл того, что искал…
Древний призрак продолжил вещать скрипучим голосом:
- И я солгал, когда сказал, что ты принёс добро обратно в город, если, вслед за ним подкрадывается зло…
Как мог Писатель забыть? Как будто ворота Иблиса открываются и...
Септимус Говард уверенно кивнул.
- И ты встанешь перед НИМ, встанешь, как ТОТ САМЫЙ, и остановишь ЕГО на пути его…
Писатель беспомощно уставился в темноту.
Старик-призрак подмигнул с улыбкой.
- Да, я могу сказать, чёрт побери, что я знаю о чём говорю.
Слова унесло ветром, как какой-то звук. Септимуса Говарда уже не было в комнате, но, конечно, вероятно, его в ней никогда и не было, не так ли? Это был действительно долгий, утомительный день, наполненный откровениями, прозрениями, тайными делами и, похожими на степных волков, злыми близнецами, не говоря уже о состязаниях по пинанию пизды. Расслабившись в постели, он с радостью увидел, что «гнилой» оттенок лунного света исчез. Он закрыл глаза и снова погрузился в сон, думая о том, что: это сон, возможно, сон… и как раз в этот момент, когда он наконец погрузился в здоровый сон…
Зазвонил сотовый.
- Чтоб тебя…- oн поднял трубку, не глядя на экран. - Алло? – надеясь, вопреки всякой надежде, что это не его двойник.
Это был не двойник; вместо него он услышал голос Сноуи:
- Мама! Он засовывает липкого червяка себе в член!
Писатель выронил телефон, едва не подавившись от шока. Адреналин хлынул в кровь.
- Чёрт побери, какого хрена! - крикнул он, нащупывая на полу телефон. Он ударился лодыжкой об угол дерьмовой тумбочки.
- Мать твою!
- Мама! Быстро дуй сюда! Ты должна это увидеть!
- Сноуи! - прорычал Писатель. - Я не твоя мама. Ты набрала неправильно номер. Что за хрень с червяком?
- Прости! - выпалила она и повесила трубу.
- Чёрт! Чёрт! Чёрт! - закричал он, а затем вскочил и стал неуклюже ходить по комнате, как… ну, как старик. Он начал лихорадочно натягивать одежду и ботинки.
Она, должно быть, у себя в комнате, - его мысли путались, потом он понял, что надел джинсы задом наперёд. Тем временем в холле послышались быстрые шаги.
