Мозговик. Жилец (Романы ужасов) - Браун Фредерик (читать книги без .txt) 📗
Скоуп злобно рассмеялся.
— Ну, в чем дело? — спросил он. — Ты что, шокирован? Не обращай внимания — скоро сам увидишь; я знаю, что делаю.
Трелковский мобилизовал всю свою волю, заставляя себя оставаться в кресле. Ну надо же, разве так можно? Что соседи подумают? Ему казалось, что это была вовсе не музыка, а оглушительная, непристойная отрыжка — адский шум, исторгаемый организмом, которому полагалось вести себя благопристойно.
Наконец он потерял всякое терпение.
— Сделай, пожалуйста, потише, — робко попросил он.
— Нет, пусть останется, как есть, — произнес Скоуп, стараясь перекричать звуки музыки. — Почему тебя это должно беспокоить? Я тебе сказал, что знаю, что делаю. — И добавил со смехом. — Они уже привыкли к этому.
Трелковский поднес ладони к ушам.
— Но это же слишком громко, даже для нас.
— Ты к подобному не привык, да? Ну так почему бы тебе не расслабиться немного, коль скоро не можешь позволить подобное у себя дома!
В этот момент кто-то постучал в дверь — Трелковский аж подпрыгнул на месте.
— Сосед? — с тревогой спросил он.
— Наверное. Смотри, как надо улаживать такие дела.
Разумеется, это был сосед.
— Прошу извинить меня за беспокойство, месье, — начал тот. — Я вижу, у вас гости… Но не мог бы я попросить вас немного убавить звук; видите ли, моя жена больна…
Лицо Скоупа покрылось пунцовыми пятнами гнева.
— Вот как! Она больна! И что же, по-вашему, в данной ситуации должен делать я? Вообще перестать из-за нее жить? Если она больна, почему бы ей не лечь в больницу? Можете приберечь свои слезливые истории для кого-нибудь другого, на меня они не действуют! Я слушаю свои записи тогда, когда хочу, и так громко, как мне нравится! Я немного глуховат, однако не намерен по этой причине отказывать себе в удовольствии послушать музыку!
Он вытолкал соседа на лестничную площадку и захлопнул дверь у него перед носом.
— И не вздумайте шутки со мной шутить, — прокричал он через дверь. — Я знаком со старшим инспектором полиции!
Затем он с широкой улыбкой на лице посмотрел на Трелковского.
— Ну как, видел? Наилучший способ избавиться от них.
Трелковский ничего не сказал. Он был просто не в силах что-либо сказать. При малейшей попытке произнести хотя бы слово он неминуемо подавился бы им. Он был не в состоянии смотреть на человека, которого бы унижали подобным образом. До сих пор у него перед глазами стояло выражение лица соседа, когда тот буквально отскакивал под ударами разгневанных выкриков Скоупа. Глаза мужчины красноречиво указывали на глубину его смущения. Что он мог сказать своей жене, вернувшись к себе в квартиру? Станет ли он изображать, что кричал именно он, или попросту признает постыдное поражение?
Трелковский был просто сражен.
— Но если его жена и в самом деле больна… — пробормотал он.
— Ну и что? Да меня ничуть не волнует его жена. Я же не отправляюсь к нему, чтобы попросить вести себя потише, когда болен я сам. И уж больше он сюда не придет, могу гарантировать.
К счастью, Трелковский никого не повстречал на лестнице, когда выходил. Ничего не говоря вслух, он, однако, поклялся про себя, что больше не ступит ногой в дом Скоупа.
— Если бы ты видел лицо Трелковского, когда я вышвырнул того типа, — сказал Скоуп Саймону. — Казалось, он не знал, под какой стол залезть!
Оба дружно захохотали. В тот момент Трелковский ненавидел их обоих.
— А может, он и прав в этом, — сказал Саймон. — Взгляни-ка вот на это. — Он извлек из кармана газету и развернул ее. — Как тебе такой заголовочек? «ПЬЯНИЦА В ТРИ УТРА РАСПЕВАЛ АРИЮ ИЗ „ТОСКИ“ И БЫЛ ЗАСТРЕЛЕН СОСЕДОМ ИЗ ПИСТОЛЕТА». Интересно, ты не находишь?
Трелковский и Скоуп принялись вырывать у него газету, но Саймон взмахом руки остановил их.
— Не будьте такими нетерпеливыми, — сказал он. — Я сам вам прочитаю. — «Для жильцов дома номер 8 по авеню Гамбретта в Лионе прошлая ночь оказалась наполненной активной деятельностью, а для одного из них стала и вовсе роковой. Месье Луи Д., сорока семи лет, холостяк, занимавшийся торговлей мануфактурой, отмечал с друзьями выгодную сделку и основательно напился. Вернувшись к себе домой в три часа утра, он вздумал порадовать жильцов некоторыми оперными ариями, поскольку всегда гордился своим голосом. После нескольких фрагментов из „Фауста“ он перешел к „Тоске“, когда один из соседей, месье Жюльен П., пятидесяти лет, женатый, виноторговец, попытался было призвать его к порядку. Месье Д. отказался внять призывам и в подтверждение своих намерений продолжить концерт вышел на лестничную площадку, где продолжил пение. Тогда месье П. вернулся к себе в квартиру, взял автоматический пистолет и разрядил обойму в незадачливого пьяницу. Месье Д. немедленно отвезли в близлежащую больницу, где он вскоре по прибытии скончался. Убийца арестован».
Пока Саймон читал, а Скоуп заливисто хохотал, Трелковский чувствовал, как у него в горле образуется громадных размеров ком. Он судорожно сжал зубы, чтобы не разрыдаться на месте. Подобное нередко случалось с ним и раньше, в том числе по самым нелепым причинам, причем его самого подобные сцены смущали гораздо больше, чем окружающих. В таких случаях его охватывало непреодолимое желание удариться в слезы, отчего он был вынужден многократно высморкаться, хотя и не чувствовал ни малейших признаков простуды.
Он купил номер этой газеты, намереваясь прочитать статью еще раз, уже у себя дома.
Все это время ему было просто невозможно видеть Скоупа или Саймона, слышать поток их анекдотов про поведение соседей. Рассказывая ему все эти истории, оба неизменно требовали от него новых деталей относительно того, как развивается ситуация у него дома. Они сгорали от желания быть снова приглашенными к нему в гости в надежде устроить там грандиозный скандал, который положил бы всему этому делу жестокий конец. Когда Трелковский категорически отказал им в приглашении, они пригрозили прийти просто так, вне зависимости от того, ждет он их или нет.
— Увидишь, — сказал Саймон, — мы придем в четыре часа утра, станем барабанить в твою дверь и выкрикивать твое имя.
— Или, — добавил Саймон, — станем стучать в дверь этажом ниже и при этом спрашивать тебя.
— Или, вообще, пригласим к тебе в дом на вечеринку человек сто, а им скажем, что это будет для тебя приятным сюрпризом.
Трелковский посмеивался в ответ на подобные шутливые угрозы, но смех его стал еще более жалким. Разумеется, Скоуп и Саймон говорили все это исключительно ради забавы, однако полной уверенности в этом у него не было. Кроме того, у него возникло ощущение, что при одном лишь виде его в них взыгрывает все самое худшее, и, почуяв жертву, они вполне могут стать самыми настоящими убийцами.
«Чем чаще они будут меня видеть, — подумал он, — тем больше будут возбуждаться».
Он совершенно ясно понимал всю абсурдность такого поведения, однако был не в силах что-то изменить. Абсурдность была неотъемлемой частью его самого; возможно, она была краеугольным камнем всей его личности.
В тот вечер, сидя дома, он снова перечитал газетную статью.
«Даже если бы я напился, — подумал он, — то и тогда все равно не смог бы настолько распуститься, чтобы в три часа утра распевать оперные арии».
Он подумал о том, что будет, если, несмотря на все свои самые добрые намерения, он все же запоет ночью на весь дом. Однако мысль эта показалась ему настолько нелепой, что он, лежа в кровати, разразился хохотом, изо всех сил пытаясь заглушить столь громкий звук кучей одеял.
С того самого дня он стал сторониться своих друзей. Ему не хотелось подталкивать их к какому-то необдуманному шагу, спровоцированному одним лишь его присутствием. Как знать, возможно, если он перестанет попадаться им на глаза, они успокоятся. Из дома он теперь почти не выходил. Ему стало доставлять удовольствие по вечерам сидеть дома, не шумя и вообще не издавая практически никаких звуков. Он полагал, что это станет лучшим доказательством для соседей того, что новый жилец преисполнен по отношению к ним самых добрых намерений.
