Застава - Вилсон (Уилсон) Фрэнсис Пол (книги бесплатно без TXT) 📗
Магда молча кивнула. Она действительно чувствовала. Еще как чувствовала!
Профессор снова потер глаза.
— Ты знаешь, я больше не в силах читать.
— Ну, тогда давай я помогу тебе лечь, — сказала она, пытаясь стряхнуть с себя неприятные мысли.
— Еще рано. И я слишком волнуюсь, чтобы заснуть. Поиграй для меня немного.
— Может, не надо сейчас?..
— Ты же взяла с собой мандолину, я видел.
— Но ты ведь знаешь, как это на тебя подействует!..
— Ну я прошу тебя.
Магда улыбнулась. Ей никогда не удавалось ему отказать.
— Ну, ладно.
Перед отъездом она действительно положила мандолину в большой чемодан. Хотя на самом деле это было чисто инстинктивное действие. Просто мандолина путешествовала с ней повсюду, куда бы Магда ни направлялась. Музыка всегда была главным в ее жизни, а когда отец потерял работу в университете, она стала для них еще и средством существования. После того как они переехали на новую квартиру, Магда начала давать уроки музыки. К ней приходили маленькие ученики с мандолинами, а иногда она сама ходила по домам и учила детей играть на фортепиано. Свое собственное пианино им пришлось продать.
Магда села на стул, который солдаты Ворманна принесли им вместе с дровами и шинелями, и быстро провела пальцами по тонким струнам. Потом подстроила две струны, которые стали звучать неверно после долгой тряски в грузовике, и начала играть, искусно перебирая пальцами, как научили ее цыгане, чтобы добиться одновременного звучания и ритма, и самой мелодии.
Песня тоже была цыганской — обычная трагическая баллада о неразделенной любви, о том, как умирает разбитое сердце. Закончив первый куплет и подойдя к припеву, Магда мельком взглянула на отца.
Он сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла. Пальцы левой руки бродили по струнам невидимой скрипки, а правая сжимала воображаемый смычок, и по едва заметному движению руки и плеча можно было понять, что он мысленно играет сейчас вместе с ней. Когда-то давно отец был неплохим музыкантом, и они часто играли эту песню дуэтом: Магда вела контрапункт, а он — соло.
И хотя щеки его были сейчас сухими, он плакал.
— Папа, боже мой!.. Я так и знала... Наверное, я выбрала не ту песню. — В душе Магда уже проклинала себя. Она знала много песен, но выбрала именно ту, которая больше всего напоминала отцу, что он никогда уже не сможет играть.
Она поднялась и хотела подойти к нему, как вдруг что-то остановило ее. Комната освещалась уже не так ярко, как это было буквально минуту назад.
— Все хорошо, Магда. Я просто вспомнил те времена, когда мы играли с тобой вдвоем... Лучше этой вещи у нас ничего не выходило. Я даже почти услышал звук своей скрипки. — Он все еще не открывал глаз. — Пожалуйста, продолжай играть.
Но Магда не шевелилась. Она почувствовала пробежавший по спине холодок и с тревогой огляделась: откуда мог взяться этот сквозняк? Может быть, ей просто показалось, или действительно свет начинает меркнуть?
Отец открыл глаза и увидел ее напряженное лицо.
— Магда! В чем дело?
— Огонь затухает!
Огонь в камине затухал необычно: никакого шипения угольков или дыма — он просто становился все меньше и как бы заползал назад в головешки. То же происходило и с лампочкой наверху — свет делался все более тусклым. Наступала темнота, но темнота не обычная — здесь было и нечто большее, чем просто отсутствие света. Эта темнота была почти физически ощутима. Вместе с ней из ниоткуда возник пронизывающий холод и странный запах, тяжелый и затхлый, навевающий мысли о тлении трупов и разрытых могилах.
— Он идет, Магда! Встань возле меня!
Она в ужасе рванулась вперед, инстинктивно отыскивая глазами место, куда можно было бы спрятать отца, но одновременно ей хотелось и у него найти защиту для себя самой. Магда судорожно сжалась перед его креслом и вцепилась в изуродованные руки старика.
— Что же нам делать? — спросила она и удивилась своему голосу — вопрос прозвучал еле слышным испуганным шепотом.
— Не знаю. — Отец тоже дрожал. Тени начали сгущаться, лампочка потухла совсем, а в камине светились лишь тусклые головешки. Стен уже не было видно — они тоже растворились во всеохватывающей темноте. Последний отсвет мерцающих угольков, как маяк надежды, все еще горел за ее спиной.
Теперь в комнате они были не одни. Нечто страшное и холодное двигалось в темноте совсем рядом. Очень грязное и... как будто голодное.
Подул ветерок — сперва слабый, как легкий брив, потом все сильнее; и вот он дошел уже до ураганного воя, хотя и ставни, и дверь — все было плотно и надежно закрыто.
Магда попыталась как-то вырваться из сковавшего ее ужаса. Она освободила руки и взялась за подлокотники кресла. Хотя она и не видела сейчас двери, но твердо помнила, что та находится прямо напротив камина. Не обращая внимания на обжигающий ледяной вихрь. Магда начала осторожно толкать отцовское кресло назад — туда, где, по ее расчетам, должна была находиться дверь. Если ей удастся пробиться во двор, то, может быть, они будут спасены. Она сама не знала почему, но ей казалось, что оставаться в этой комнате равносильно стоянию в очереди, где смерть выкрикивает имена своих жертв.
Кресло покатилось. Магде удалось протолкнуть его футов на пять по направлению к двери, но потом оно внезапно застряло. Ее охватила паника. Что-то не давало им выйти отсюда! Но это не было похоже на невидимую стену, прочную и неприступную. Казалось, будто кто-то или что-то просто держит колеса с противоположной стороны, издеваясь над ее отчаянными попытками. И тут в черноте над отцовской головой на какую-то долю секунды показалось мертвенно-бледное лицо, смотрящее ей прямо в глаза. И сразу исчезло.
Сердце бешено заколотилось. Ладони вспотели так, что соскальзывали с дубовых подлокотников кресла. «Этого не может быть! Это просто галлюцинация: Все это нереально...» — пыталась убедить себя Магда. Но тело ее продолжало верить. Она взглянула на отца и увидела, что ее собственный страх — лишь слабое подобие исступленного ужаса, застывшего в его глазах.
— Не останавливайся здесь! — закричал отец.
— Я не могу сдвинуть кресло!
