Голод - Страйбер (Стрибер) Уитли (книги полностью бесплатно .txt) 📗

Они слишком задержались здесь, давным-давно следовало им покинуть Лондон, уехать из Англии. Ведь есть еще места в Европе – на диком востоке, – где такие, как Мириам, и горя бы не знали. Они с Луллией строили планы, мечтали – и все пошло прахом! Луллию схватили и обвинили в колдовстве.

Ведьма – что за суеверный вздор! – Леди, фартинг, пожалуйте фартинг! Она бросает несколько медных монет крысоловам, которые начали вылезать из Уолбрука. Целые толпы их живут, питаясь крысами, у этой сточной канавы. Она видела, как они пожирают крыс сырыми. Она видела, как они выжимают кровь из крыс в глотки своих детей. Она слышала их песни.

Время от времени приходили люди короля и убивали некоторых из них. Но крысоловов не становилось меньше; как крысы, плодились они в погруженных во мрак невежества руинах, называвшихся Лондоном. Все здесь не так. Смерть и болезни свободно разгуливают среди людей. Ночами горят дома, и в шуме дождя слышен грохот рушащихся зданий. Грязь здесь всегда по щиколотку, улицы – сточные канавы, забитые протухшими объедками и рванью. Рынки полны карманников и воров. Ночью появляются убийцы и надрывают глотки психи. И над всем этим висит бесконечная коричневая пелена торфяного дыма. Этот город не грохочет, как Рим, не постукивает, отдаваясь эхом, как мраморные улицы Константинополя, – он громко стонет, подобно зимнему ветру, пришедшему с болот. И время от времени весело цокают копыта лошадей, впряженных в ярко размалеванный экипаж, где покачивается на подушках аристократка в шелках.

Мириам смотрит на солнечные часы: четыре часа прошло уже с тех пор, как забрали Луллию; эти палачи скоро появятся на Ломбардской улице с ужасным грузом в черном муслиновом саване. И Мириам должна быть готова, ибо Луллия «сознается».

Да уж Мириам-то повидала их, она знала, сколь искусны они в своем деле – в пытках. В сравнении с ним бледнели все другие искусства этого века – с людей сдирали кожу среди радостных толп, а куски плоти разбрасывали вонючим детям в качестве сувениров; жертвы выли, признаваясь в колдовстве или в чем угодно – что бы от них ни потребовали.

Мириам даже представить себе не может глубины своего отвращения. Ночью она с истинным удовольствием ходит по улицам, в тысячу раз более опасная, чем самый шустрый убийца, – более сильная, более быстрая... и умная.

Ее желудок всегда полон. Вернее, был, пока солдаты короля Генриха не стали прочесывать по ночам город.

Они поймали Луллию у обители Святого Братства Крестоносцев, неподалеку от церкви Святого Олафа; теперь она в тюрьме; уличный ребенок, гречанка из Византии – Мириам нашла ее в Равенне, на Портновском рынке близ Императорского дворца, она ткала полотно. Как давно это было! Целую вечность назад. Ее красота поразила Мириам и помогла ей примириться с утратой Эвмена. Когда Рим пал, они переехали в Константинополь, но уехали и оттуда, когда там стали появляться старые, хорошо знакомые Мириам признаки упадка: покинутые кварталы, брошенные дворцы, пожары, продажность власть имущих и дико растущие цены.

Они обосновались в Лондоне – неплохой выбор: много людей, хаос... Когда они приехали, у них не было ничего, кроме одного венецианского золотого дуката и шести бургундских пенсов.

Дукат обеспечил им проживание в течение года. В дальнейшем, чтобы раздобыть денег, они обшаривали дворцы аристократов.

Сотня лет любви и благоденствия промелькнула как сон, в мгновение ока.

Затем Луллия изменилась. Исчезла, испарилась ее молодость. Раньше она утоляла голод раз в неделю, затем – раз в день, а в последнее время – каждые несколько часов. Она неистовствовала ночи напролет, платя дань своему голоду, и тело ее раздувалось от выпитой крови. И ее необыкновенная красота, перед которой мужчины когда-то склоняли головы, осталась лишь в воспоминаниях. Теперь вид ее наводил ужас, визгливый голос разносился по всему дому, в глазах горела жажда крови. И вот – все кончено; она схвачена, она скрипит зубами и рычит на судей. Мириам буквально неслась той ночью по Ист-чип к Тауэру – но слишком поздно.

Теперь остается лишь ждать. Она сидит дома, и всюду разбросаны вещи Луллии – Мириам уже просто видеть их не может: ее платья, изношенные туфли, обручи, которые Луллия покупала для волос, они лежат сейчас в маленькой бумажной коробке. Мириам горстями достает из тайника монеты, сыплет их в кожаный мешочек и прячет его за пазухой. От Эбгейта до доков она наймет лодку. Надо бежать, ведь Луллия неизбежно «признается», и Мириам тоже могут схватить, если она здесь задержится. Три дня назад она погрузила свои сундуки на генуэзскую галеру, все – кроме сундука Луллии. Корабль отходит завтра или послезавтра, и она будет на его борту. Но она не уедет без Луллии. Всем им - и себе самой – она обещала надежное убежище, как обещала и хранить им верность.

Место упокоения девушки готово – приземистый дубовый сундук, обитый железом, он стоит сейчас посреди комнаты; свеженатертое дерево слабо пахнет рыбьим жиром.

Если Мириам не сможет убежать, ее сожгут на костре.

Теперь она считает свои монеты – пятьдесят золотых дукатов, три золотых фунта, одиннадцать золотых экю. Этого достаточно, чтобы целый год кормить Чипсайд или на неделю обеспечить кардинала Бофора.

Они идут.

Она прикусывает язык, услышав рев крумгорнов [26] , возвещающий о приближении кортежа. Это должно сработать, должно!

Если бы только она могла оставить Луллию!.. Но она себе этого не простит. Клянясь своим возлюбленным никогда не оставлять их, она получала право их обманывать. Она выбегает на Ломбардскую улицу и, расталкивая толпу, бросается к коренастым фигурам с телом в черном саване на плечах.

В кулаке у нее зажата горсть серебра. Потребуется по меньшей мере три серебряных пенса, чтобы заполучить тело Луллии, и еще пять-шесть, чтобы спастись самой. В руке одного из мужчин она видит квиток с развевающимися на нитях печатями – письменный приказ о том, чтобы женщина по имени Мириам, обвиняемая в колдовстве, была со всей поспешностью...

– У меня есть серебро! – кричит она, перекрывая рев труб. – Серебряные пенсы за мою бедную дочь!