Гиблое место - Кунц Дин Рей (чтение книг txt) 📗
Томас смотрел на ножницы, слушал, как мурлычет под душем Дерек, и представлял, что эти ножницы торчат в животе у Дерека. Воткнулись – и в Дереке совсем-совсем не осталось ни голоса, ни пения, и он тут же попал в Гиблое Место. Томас потрогал ножницы за пластмассовые ручки. Ничего страшного. Потрогал металлические лезвия, а его ка-ак дернет! Как будто молния после грозы спряталась в лезвиях; только Томас протянул руку – она и выпрыгнула. Трескучий белый огонь пронзил все тело. Томас отдернул руку. Пальцы зудели. Он закрыл ящик, поспешно забрался на кровать и завернулся в одеяло, как телевизионные индейцы у телевизионных костров.
Душ замолчал. И Дерек тоже. Чуть погодя он вышел из ванной, и оттуда пахнуло мылом и сыростью. Дерек уже оделся. Зачесал назад мокрые волосы.
И вовсе он не гнилой мертвец. С ног до головы живой. По крайней мере, что не под одеждой, то – сразу видно – живое.
– Доброе утро, – промямлил Дерек и улыбнулся, Рот у него кривой, а язык во весь рот: не поймешь, что говорит.
– Доброе утро.
– Спал хорошо?
– Ага, – ответил Томас.
– Скоро завтрак.
– Ага.
– Может, дадут кексы.
– Наверно.
– Люблю кексы.
– Дерек…
– А?
– Если вдруг я скажу…
Он замялся. Дерек, улыбаясь, ждал.
Томас обдумал каждое слово и продолжал:
– Если вдруг я скажу: "Беги, идет Беда", ты не стой, как глупый. Беги.
Дерек вытаращил глаза, подумал и все с той же улыбкой согласился:
– Хорошо.
– Обещаешь?
– Обещаю. А Беда – это что?
– Сам не знаю. Но придет – я почувствую. И скажу тебе. А ты тогда беги.
– Куда?
– Все равно. В коридор. Найди санитарок. И оставайся с ними.
– Ага. Умывайся. Скоро завтрак. Может, дадут кексы.
Томас сбросил одеяло, встал, снова сунул ноги в тапочки и пошел в ванную.
Только он открыл дверь, Дерек спросил:
– Ты про завтрак? Томас обернулся.
– А?
– Беда будет на завтрак?
– Может, и да.
– Наверно, это.., яйца всмятку, а?
– А?
– Беда – это яйца всмятку? Не люблю всмятку. Липкие, противные.., брр… На завтрак яйца всмятку – беда. Я люблю кукурузные хлопья, бананы, кексы.
– Нет, Беда – это не яйца. Это такой человек. Страшный-престрашный. Придет – я почувствую. И скажу. А ты тогда беги.
– Хорошо. Беда – человек.
Томас вошел в ванную, закрыл дверь.
Борода у него растет плохо. Есть электробритва, но он бреется мало – раз в месяц. Сегодня он не брился. А зубы почистил. И пописал. И пустил в душе воду. И только тогда решил засмеяться: уже много времени прошло, Дерек не догадается, что Томас смеется над ним.
Яйца всмятку!
Томас не любил глядеть на себя в зеркало. Такое плохое, скуластое, глупое лицо. А сейчас в запотевшее зеркало заглянул. Когда-то в незапамятные времена он хихикал над своим отражением, а теперь глядит – вот те на: вроде ничего. Когда смеется, почти совсем нормальный. Притворяться, что смеешься, не помогает – смеяться надо по правде. Улыбка тоже не годится. От нее лицо не очень меняется, как от смеха. От нее иногда лицо даже грустное, что и смотреть не хочется.
Яйца всмятку!
Томас покачал головой. Отсмеялся и отвернулся от зеркала.
Для Дерека самая страшная беда – это когда на завтрак яйца всмятку, а не кексы. Чудно – в смысле "смешно". Рассказать Дереку про ходячих мертвецов, про ножницы, которые торчат в животе, про чудище, которое ест живых зверюшек, – он только уставится на тебя и будет улыбаться и кивать. И ничегошеньки не поймет.
Томас всю жизнь хотел быть нормальным и часто благодарил Бога за то, что Он не сделал его таким же глупым, как Дерек. Но сейчас он почти жалел, что не такой глупый. Ему было бы легче выбросить из головы злючие-страшучие искрасенсные картинки и забыть, что Дерек должен погибнуть. И что идет Беда. И что Джулии грозит что-то нехорошее. И он бы тогда ни о чем не беспокоился. Кроме одного: чтобы на завтрак не дали яйца всмятку. Но Томас бы и тогда не очень переживал: он-то яйца всмятку любит.
Глава 41
Клинт Карагиозис явился в агентство около девяти. Едва он переступил порог, как Бобби положил ему руку на плечо и повел обратно к лифту.
– Садись за баранку. По дороге расскажу, что случилось ночью. Я знаю, на тебе еще другие дела, но история Полларда принимает крутой оборот, нельзя терять ни минуты.
– Куда ехать?
– В лаборатории Паломар. Оттуда звонили. Получены результаты анализов.
Небо совсем расчистилось, лишь вдали в сторону гор уплывало несколько пышных облаков – совсем как раздутые паруса громадин-галеонов, отправившихся в плавание на восток. Стоял самый что ни на есть обычный для Южной Калифорнии день – погожий, прозрачный, исполненный ласкового тепла и зелени листвы. А на дорогах постоянно возникали чудовищные пробки, от которых и тишайший водитель неминуемо превращался в лютого человеконенавистника, жаждущего пустить в ход полуавтоматическое оружие.
Клинт старательно избегал крупных магистралей, но и на объездных путях оказалась та же картина. Бобби уже успел рассказать обо всех событиях ночи, а до лабораторий оставалось еще минут десять езды. А рассказывал Бобби довольно долго: Клинт постоянно прерывал повествование. Удивление Клинта было сдержанным – на то он и Клинт, и все же новость о том, что Фрэнк, видимо, умеет телепортироваться, даже его поразила.
Толковать с таким невозмутимым человеком, как Клинт, о загадках человеческой психики – пустое дело: поневоле сам чувствуешь себя пустобрехом, у которого один ветер в голове. Поэтому, когда машина еле-еле ползла по Бристол-авеню, Бобби решил сменить тему.
– А ведь было время, хоть весь округ исколеси – ни одной пробки.
– Было время, и не так давно.
– Да уж. Когда-то и дом можно было купить без всякой очереди. Это сейчас спрос в пять раз больше, чем предложение.
– Ага.
– И по всему округу росли апельсиновые рощи.
– Помню, помню. Бобби вздохнул – – Достукались. Ишь как я разбрюзжался: раньше и то было лучше, и это. Старый хрыч, да и только. Еще немного – и стану вспоминать, как здорово жилось на земле при динозаврах.
– Мечты, – заметил Клинт. – У всякого своя мечта. А у многих еще и такая – перебраться в Калифорнию. Вон сколько сюда понаехало, яблоку негде упасть. Из-за этой теснотищи Калифорния уже не похожа на край их мечты. Вернее, мечта, ради которой они сюда едут, уже никогда не сбудется. А может, мечта и должна быть недостижимой или хотя бы труднодостижимой. Что в ней толку, если ее легко осуществить?
Бобби ушам своим не верил: кто бы мог подумать, что Клинт способен разразиться таким пространным монологом, да еще на такую отвлеченную тему, как мечта?
– Ну сам-то ты уже живешь в Калифорнии. И о чем ты теперь мечтаешь?
После некоторого колебания Клинт ответил:
– Чтобы Фелина снова могла слышать. Медицина здорово продвинулась. Что ни день – новые открытия, новые методы лечения.
Машина свернула с Бристол-авеню на тихую улочку, где находились лаборатории Паломар. "Хорошая у Клинта мечта, – подумал Бобби. – Прямо замечательная. Лучше, чем у нас с Джулией – заработать на спокойную жизнь, забрать Томаса из Сьело-Виста и жить всем вместе, как прежде".
Клинт остановил машину возле большого бетонного корпуса лабораторий. Подходя к двери корпуса, он бросил:
– Ах да. Приемщица думает, будто я "голубой". Мне так удобнее.
– Что?
Но Клинт без дальнейших объяснений вошел в приемную. Бобби проследовал за ним и подошел к окошку для посетителей. За барьером он увидел хорошенькую блондинку.
– Здравствуйте, Лайза, – сказал Клинт.
– Привет. – Девица хлопнула жевательной резинкой.
– Агентство "Дакота и Дакота".
– Да-да, помню. Анализы готовы. Сейчас принесу.
Она оглядела Бобби и улыбнулась. Бобби тоже улыбнулся, хотя любопытный взгляд девицы показался ему немного странным.
