Столкновение миров - Кинг Стивен (читать книги полные TXT) 📗

Он прошел мимо клоунов, едва взглянув на них, хотя вокруг собралась огромная толпа, в основном, женщины и дети, которая гудела от смеха и аплодисментов. Он двинулся к прилавку с полотняными стенками, за которым мужчина с татуировками на бицепсах стоял возле дымящихся углей. Над углями был подвешен железный прут. Потные, грязные мальчишки стояли у каждого конца. На штырь были насажены пять больших кусков мяса, и мальчишки крутили прут над огнем.

— Отличное мясо! — кричал большой мужчина. — Отличное мясо! Отли-чч-чное мясо! Покупайте мое мясо! Отличное мясо!

И в сторону одному из мальчишек:

— Пошевеливайся, дубина!

Фермер вместе со своей юной дочерью поднял руку и указал на второй слева кусок. Мальчишки перестали крутить штырь, пока их шеф отрезал кусок и положил его на кусок хлеба. Один из мальчишек подбежал к фермеру, который отдал ему палочки. Внимательно присмотревшись, Джек увидел, что тот дал ему две палочки. Когда мальчик отошел, фермер опустил остаток денег в карман тем небрежным жестом, которым обычно мужчина засовывает обратно кошелек, и протянул мясо дочери, первый укус которой был так же полон энтузиазма, как и у ее отца.

Желудок Джека выл и кипел, он увидел все, что хотел… кажется.

— Отличное мясо! Отличное мясо! Превосходное… — Огромный мужчина остановился и посмотрел на Джека. Его брови и глаза были совершенно маленькими, но не совершенно тупыми.

— Я слышу песню, которую поет твой желудок. Если у тебя есть деньги, я возьму их и угощу, как в раю. А если нет, то убирайся отсюда со своей дурацкой овечьей физиономией и проваливай к черту.

Оба мальчика рассмеялись, хотя они, очевидно, устали. Они смеялись так, будто не могли управлять своими эмоциями.

Но сводящий с ума запах прожаренного на медленном огне мяса не позволял ему уйти. Он вытянул более короткую связку и указал на второй слева кусок. Джек решил ничего не говорить. Так, казалось, безопаснее. Торговец усмехнулся, достал из-за широкого пояса большой нож и отрезал кусок. Джек заметил, что этот кусок был меньше того, который он только что отрезал фермеру, но его желудку не было дела до таких мелочей; он обезумел от ожидания предвкушения еды.

Торговец положил мясо на хлеб и протянул его сам, не передавая мальчишкам. Он взял связку палочек Джека и вместо двух оторвал три.

Голос матери, притворно удивленный, произнес в его мозгу: «Поздравляю, Джеки. Ты стал скрягой».

Торговец глянул на него, ухмыляясь и показывая ряд плохих, почерневших зубов, ожидая, что скажет Джек. «Ты еще должен благодарить меня, что я взял три палочки, а не все четырнадцать, ты можешь с тем же успехом написать у себя на лбу: „ЧУЖАК“. Скажи, Овечья Рожа, ты хочешь с этим поспорить?»

Не имело значения, чего он хотел. Очевидно, не мог ничего возразить. И Джек опять почувствовал бессильный гнев.

— Иди, — сказал торговец, махнув большой рукой перед лицом Джека. Его пальцы были грубыми, под ногтями запеклась кровь. — Ты получил свою еду, теперь убирайся!

Джек подумал: «Я мог бы показать тебе фонарик, и ты удрал бы отсюда, как будто за тобой гонятся черти из ада. А если я покажу тебе самолет, ты сойдешь с ума от страха. Ты не такой уж сильный, как тебе кажется, приятель».

Он улыбнулся, и возможно, в его улыбке было что-то, что не понравилось торговцу, потому что он отпрянул от Джека, и на его лице моментально отразилось беспокойство. Он опять нахмурился.

— Уходи, я сказал! — заорал он. — Иди прочь, Бог с тобой!

И Джек ушел.

Мясо было восхитительным. Джек откусывал по маленькому кусочку от мяса и хлеба, на котором оно лежало, и непроизвольно слизывал сок, который тек по его рукам. Мясо по вкусу было похоже на свинину… и все же это была не свинина. Что бы это ни было, оно заполнило пустоту его желудка. Джек подумал, что таскать такие бутерброды в школу ему не надоело бы и за тысячу лет.

Теперь ему удалось заставить замолчать свой желудок, по крайней мере, на время. И он мог разглядеть все повнимательнее… и, не сознавая это, постепенно растворялся в толпе. Теперь он был просто еще одним деревенским жителем, который приехал в город на ярмарку. Джек медленно бродил вдоль прилавков, пытаясь одновременно смотреть во все стороны. Лишь лоточники обращали на него внимание, но только как на потенциального покупателя. Они кричали, зазывая его, когда он проходил мимо, начинали зазывать следующих мужчину или женщину, или даже ребенка, проходящего мимо них. Джек рассматривал товары. Они казались ему одновременно прекрасными и странными, и среди толпы, окружавшей его, он сам казался странным, возможно, потому, что он пытался казаться равнодушным в месте, где никто не был равнодушным. Все смеялись, спорили, торговались… но никто не грустил.

Город-рынок напоминал ему павильон Королевы, но был лишен его напряженной атмосферы и слишком лихорадочной веселости. Здесь была та же абсурдная смесь запахов (преимущественно жареного мяса и вони животных); та же ярко одетая толпа (хотя даже наиболее яркие одежды, которые Джек увидел здесь, были несравнимы с той пестротой одежд, которые он видел в павильоне); та же смесь абсолютно нормального, обыденного с экстравагантным и странным…

Он остановился возле прилавка человека, продающего ковры с портретом Королевы. Джек внезапно вспомнил мать Хенка Скоффера и улыбнулся. Хенк был одним из одноклассников Джека и Ричарда Слоута в Лос-Анджелесе. Страстью миссис Скоффер были украшения. Боже, как бы понравился ей этот ковер с образом Лауры Де Луиззиан с прической, поднятой кверху в корону, с локонами, уложенными волнами! Это даже лучше, чем вельветовая карта Аляски или керамическое панно тайной вечери за стойкой в гостиной Скофферов.

Вдруг лицо на ковре как будто изменилось. Изображение Королевы исчезло и появилось лицо его матери со слишком темными глазами и слишком бледной кожей.

Джек опять удивился чувству тоски по дому, внезапно охватившему его. Оно волной прокатилось в его сознании и выкрикнуло из сердца: «Мама, эй, мама! Боже, что я здесь делаю, мама?!» И он подумал с усиленной любовью и тоской, что она сейчас делает, сейчас, прямо в этот момент. Сидит у окна, курит, смотрит телевизор или на океан, открыв возле себя книгу? Пошла в кино? Спит? Умирает?

«Умерла? — добавил зловещий голос. Он не успел остановить его. — Умерла, Джек? Уже умерла?»

Остановись!

Он почувствовал жгучий поток слез.

— Чем ты так опечален, малыш?

Он удивленно поднял голову и увидел продавца ковров. Он был таким же большим, как и продавец мяса, и его руки тоже были покрыты татуировками, но улыбка его была открытой и солнечной. В ней не было нарочитости. И в этом была разница.

— Нет, ничего, — ответил Джек.

— И это твое «ничего» привело тебя в такое состояние? Тогда могу себе представить, как бы ты выглядел, если бы с тобой случилось «что-то»!

— Я плохо выгляжу, правда? — спросил Джек, слабо улыбаясь. Он был не уверен в своем произношении, по крайней мере, на секунду, но, возможно, продавец ковров не слышал в его речи ничего странного.

— Паренек, ты выглядишь так, как будто оставил своего друга на обратной стороне Луны или только что увидел Дикого Белого Волка, который пришел с севера.

Джек слабо улыбнулся. Продавец ковров отвернулся и взял что-то с маленькой витрины справа от самого большого ковра. Это был овал с маленькой ручкой. Он повернул предмет к солнцу: оказалось, зеркальце. Оно показалось Джеку маленьким и дешевым. Такие дают за победу в карнавальных играх.

— Погляди сюда, парень, — сказал продавец ковров. — Посмотри и скажи, что я не прав.

Джек глянул в зеркальце и обомлел, причем так надолго, что можно было подумать, что сердце забыло, как биться. Это был он, но он выглядел так, как персонаж из «Острова Удовольствий», где курение и игра в карты превращала мальчиков в осликов. Его глаза, обычно голубые, как у англо-сакса, стали карими и раскосыми. Его волосы, грубо спутанные, превратились в гриву, ниспадая на лоб. Он поднял руку, чтобы убрать их, но пальцы коснулись чистого лба, хотя в зеркале они запутались в космах. Он услышал довольный смех продавца. И самым удивительным были длинные ослиные уши, свисающие до самых плечей. Он ошеломленно уставился через зеркало на них, и одно из них дернулось.