Тварь у порога (Сборник рассказов ужасов) - Лавкрафт Говард Филлипс (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
В отличие от других массивных камней, этот имел почти идеальную кубическую форму, без малейшего намека на какие-либо выпуклости или вдавленности. Изготовлен он был из какого-то камня, отдаленно напоминавшего базальт, в отличие от гранита, песчаника или бетона, из которых были сделаны наши предыдущие находки.
Внезапно какая-то неведомая мне сила заставила меня подняться, я повернулся и со всех ног бросился бежать назад к лагерю. Меня охватил совершенно безотчетный, даже иррациональный страх, и лишь оказавшись у входа в свою палатку, я понял, почему побежал. Это осознание словно нахлынуло на меня. Дело в том, что странный темный камень определенно был из числа тех, которые мне доводилось видеть во сне, о которых я читал и которые были каким-то образом связаны с кошмарным, чудовищным ужасом многовековых легенд.
Это был один из блоков той старинной базальтовой кладки, которая вселяла в представителей Великой Расы безотчетный и бездонный страх; он являлся составной частью развалин высоких глухих башен, оставшихся после неведомых, полу материальных и враждебных существ, которые веками гноились на чудовищной глубине под землей, и против невидимой, похожей на ветер силы которых были сооружены и наглухо опечатаны люки, охраняемые бессонными часовыми.
Всю ночь я не мог сомкнуть глаз и лишь к рассвету осознал, как глупо было позволить каким-то мифическим теням настолько подчинить меня своей загадочной магии, и что вместо того чтобы испытывать страх, мне бы следовало переживать прилив энтузиазма, присущий настоящему исследователю.
Наутро я рассказал коллегам о своей находке, после чего Даер, Фримэн, Бойл, мой сын и, разумеется, я сам отправились к месту, где находился смутивший меня камень. К сожалению, нас на этот раз ожидала неудача. Ночью я не позаботился о том, чтобы зафиксировать его точное местонахождение на карте, а ветер окончательно затер всякие остатки моих следов.
Итак, я перехожу к решающей и наиболее трудной части моего повествования — трудного, поскольку не могу быть до конца уверенным в реальности всего происшедшего. Временами меня начинает мучить тревожная догадка, заключающаяся в том, что все это отнюдь не было лишь сном или галлюцинацией, и именно это чувство, с учетом того, какой огромный смысл может быть скрыт за всем случившимся, заставляет меня продолжать вести свои записи. Мой сын, являющийся, как вам известно, дипломированным психологом, и прекрасно знакомый с перипетиями моего состояния, станет главным судьей в оценке всего того, о чем я намерен рассказать.
Но сначала позвольте мне обрисовать основные контуры событий, насколько они стали известны членам нашей экспедиции. В ночь с 17 на 18 июля, после того как весь день беспрерывно дул сильный ветер, я рано лег спать, но сон никак не приходил. Где-то около одиннадцати я наконец поднялся и, беспрестанно держа в голове странно манивший меня участок местности, располагавшийся к северо-востоку от нашего лагеря, отправился на свою обычную ночную прогулку. Выходя за пределы лагеря, я повстречал лишь одного члена экспедиции — австралийского горняка по фамилии Таппер. Поприветствовав его, я покинул пределы нашей стоянки.
На чистом ночном небе сияла почти полная луна, заливавшая древние пески белесым, каким-то муторным сиянием, которое показалось мне в ту ночь особенно гнетущим и даже зловещим. Ветер, как ни странно, совсем не ощущался. В общей сложности я отсутствовал около пяти часов, что подтверждается словами Таппера и тех людей, которые, возможно, могли видеть как я быстро шагаю по бледным, хранившим под собой неразгаданные тайны холмам в северо-восточном направлении.
Примерно в половине четвертого неожиданно поднялся сильный ветер, от которого проснулся весь лагерь и даже завалились три палатки. На небе не было ни облачка, и пустыня по-прежнему казалась озаренной мглистым, нездоровым сиянием. Мое отсутствие обнаружили лишь когда стали заново ставить палатки, однако, с учетом опыта прошлых дней, это ни у кого не вызвало особой тревоги. И все же по крайней мере трое членов экспедиции — все они оказались австралийцами — явно ощутили в окружающей атмосфере нечто особенно зловещее.
Макензи объяснил профессору Фриборну, что страх этот своими корнями уходит в некоторые легенды местных туземцев — аборигены сотворили некий мрачный и таинственный миф о сильных ветрах, которые дуют с определенными интервалами над песками под ясным небом. Ветра эти, по преданию, дули из расположенных глубоко под землей громадных каменных хижин, в которых находились ужасные существа, и ощущались лишь поблизости от тех мест, где обнаруживали скопления крупных камней.
Ближе к четырем часам утра песчаная буря улеглась, причем столь же неожиданно, как и разразилась, после чего окружающие холмы приняли совершенно новые, незнакомые очертания.
Сразу после пяти, когда распухшая, грибовидная луна стала смещаться к западу, я наконец доковылял до лагеря — без шляпы, оборванный, до крови исцарапанный, и вдобавок без фонаря. Большинство членов экспедиции уже вернулись в свои палатки, хотя профессор Даер все еще покуривал трубку, сидя рядом со входом в свое временное жилище. Увидев мой крайне потрепанный вид и близкое к помешательству состояние, он позвал доктора Бойла и они оба проводили меня в палатку, где настояли на том чтобы я прилег и немного успокоился. Вскоре к ним присоединился и мой сын, и они уже втроем стали пытаться заставить меня хоть немного вздремнуть.
Но о сне не могло быть и речи. Я пребывал в поистине небывалом психическом возбуждении, совершенно непохожем на все то, что мне доводилось испытывать прежде. Вскоре я принялся рассказывать — нервно и максимально тщательно описывая свое приключение.
Я сказал им, что во время прогулки внезапно ощутил усталость и прилег на песок, чтобы немного отдохнуть. При этом мне виделись еще более пугающие, даже страшные сны, чем когда-либо ранее, а когда от резкого порыва ветра поднялись тучи песка, мои издерганные нервы не выдержали. Меня захлестнула паника, заставив без конца спотыкаться о полуприсыпанные песком камни, отчего я и приобрел этот крайне потрепанный и грязный вид. Проспал я, наверное, довольно долго — об этом можно было судить по времени моего отсутствия в лагере.
Я ни словом не обмолвился им о чем-либо странном, что видел или пережил, хотя это и стоило мне немалых усилий и самоконтроля, но, говоря о целях всей экспедиции, неожиданно для всех стал настаивать на том, чтобы всякие раскопки в северо-восточном направлении были прекращены.
Аргументация моя при этом была довольно слабой — я ссылался на то, что там почти нет каменных блоков, что, дескать, не стоит оскорблять религиозные предрассудки местных горняков, что подходят к концу отпущенные колледжем средства, в общем, говорил о чем-то таком, что было либо неправдой, либо в сущности не имело никакого значения. Естественно, никто не принял всерьез все эти мои возражения и доводы, в том числе и мой сын, которого уже явно стало беспокоить состояние моего здоровья.
Весь следующий день я бродил вокруг нашего лагеря, но никакого участия в раскопках не принимал. Желая поберечь нервы, я решил как можно скорее вернуться домой, и сын пообещал доставить меня на аэроплане в Перт — за тысячу миль на юго-запад, — но прежде ему хотелось завершить изучение с воздуха того самого района, от которого я пытался отвлечь их внимание.
Я рассчитывал, что если посетившее меня видение повторится, то мне удастся по крайней мере попытаться как-то предостеречь своих коллег, даже рискуя при этом показаться в их глазах нелепым и смешным. При этом я смутно надеялся на то, что некоторые члены экспедиции из числа местных жителей, знавшие местные мифы и обычаи, могут меня поддержать. Мой сын в тот же день совершил облет упомянутого мною района, но по горькой иронии судьбы ничего из того, о чем я говорил ранее, так и не смог обнаружить.
Все поиски по-прежнему вертелись вокруг того приметного базальтового блока, контуры которого оказались сейчас полностью сокрытыми перемещающимися песками. На какое-то мгновение я даже пожалел, что в приступе безумного страха потерял свою мрачную находку, однако позднее стал понимать, что забывчивость эта обернулась для меня подлинным благом. Я до сих пор сохраняю способность верить в то, что все это было лишь иллюзией, сном наяву, особенно если — на это я надеюсь особо — ту дьявольскую пещеру так никогда и не отыщут.
