Сияние (др. издание) - Кинг Стивен (читать книги бесплатно полностью без регистрации txt) 📗
— Хотя самое интересное началось после того, как застрелили Дженелли, как по-вашему? Еще парочка поспешных перемещений — вот он есть, а вот его нет, — и «Оверлук» вдруг становится собственностью частного лица, женщины по имени Сильвия Хантер… которая совершенно случайно с сорок второго по сорок восьмой год звалась Сильвией Хантер Дервент.
— Ваши три минуты закончились, — сказала оператор. — Пошел сигнал.
— Дорогой мой мистер Торранс, все это — достояние гласности… и очень старая история.
— Я об этом ничего не знал, — сказал Джек. — Сомневаюсь, чтобы, кроме меня, об этом знали еще многие. Не исключено, что история с убийством Дженелли памятна, но сомнительно, чтобы кто-то сопоставил все поразительные и странные смены «Оверлуком» владельцев с сорок пятого года. Создается впечатление, что у руля всегда оказывается Дервент или люди, имеющие к нему отношение. Чем там заправляла Сильвия Хантер в шестьдесят седьмом и шестьдесят восьмом годах, мистер Уллман? Борделем, ведь так?
— Торранс! — Возглас шокированного Уллмана прошел две тысячи миль сквозь потрескивания во всей полноте.
Джек, улыбаясь, закинул в рот еще одну таблетку экседрина и разжевал ее.
— Она продала отель после того, как довольно известный американский сенатор умер там от сердечного приступа. По слухам, его нашли в чем мать родила, если не считать черных нейлоновых чулок, пояса с резинками и пары туфель на высоком каблуке. Кстати говоря, лакированных.
— Злобная, отвратительная ложь! — выкрикнул Уллман.
— Да ну? — спросил Джек. Ему становилось лучше. Головная боль отступала. Он взял последнюю таблетку и сжевал, наслаждаясь горьковатым вкусом раздробленного во рту в порошок экседрина.
— Это был крайне несчастливый случай, — сказал Уллман. — Короче, Торранс, в чем дело? Если вы намерены написать какую-нибудь мерзкую, грязную статейку… если это гнусная, дурацкая мысль шантажировать…
— Ничего подобного, — сказал Джек. — Я позвонил, поскольку мне кажется, вы вели со мной нечестную игру. И потому, что…
— Нечестную игру? — возопил Уллман. — Господи, вы что же думали, я вывалю здоровенную кучу грязного белья гостиничному сторожу?Бог ты мой, кем вы себя мните? И, кстати, вас-то эти старые россказни с какого бока касаются? Вы что думаете, у нас по коридорам западного крыла взад-вперед маршируют призраки, завернутые в простыни и вопящие: «О горе!»?
— Нет, я не думаю, что тут есть призраки. Но прежде чем взять меня на работу, вы здорово покопались в моих личных делах. Вы устроили мне допрос — могу ли я позаботиться о вашем отеле, — вы отчитали меня, как будто я написавший в раздевалке малыш, а вы — учитель. Вы поставили меня в неловкое положение.
— Просто не верится, что за дерзость, что за нахальство, будь оно трижды проклято, — сказал Уллман. Судя по голосу, он задыхался. — Как бы я хотел выкинуть вас с работы! Да, наверное, так я и сделаю.
— Думаю, Эл Шокли будет возражать. Энергично возражать.
— А я думаю, мистер Торранс, в итоге вы переоцениваете обязательства мистера Шокли перед вами.
На мгновение головная боль вернулась к Джеку во всей пульсирующей красе, и он прикрыл глаза. Словно издалека донесся его собственный голос, спрашивающий:
— Кто сейчас хозяин «Оверлука»? Все еще «Предприятия Дервента»? Или вы слишком мелкая сошка, чтобы знать такие вещи?
— По-моему, достаточно, мистер Торранс. Вы служащий отеля, ничем не отличающийся от судомойки или младшего официанта. Я вовсе не намерен…
— Ладно, я напишу Элу, — сказал Джек. — Пусть знает, в конце концов он член Совета директоров. И добавлю небольшой постскриптум, чтобы…
— Отель не принадлежит Дервенту.
— Что? Я не расслышал.
— Я сказал, что отель не принадлежит Дервенту. Все акционеры — из восточных штатов. Самым большим пакетом акций — более тридцати пяти процентов — владеет ваш друг мистер Шокли. Связан он с Дервентом или нет, вам лучше знать.
— Кто еще?
— Я не намерен называть вам имена остальных вкладчиков, мистер Торранс. Я намерен привлечь ко всему этому внимание…
— Еще один вопрос.
— Я вам ничем не обязан.
— Почти всю историю «Оверлука», приятную или неприятную, все равно, я обнаружил в альбоме для вырезок, он был в подвале — такой большой, в кожаном переплете, перевязанный золотым шнуром. Вы не знаете, чей это может быть альбом?
— Понятия не имею.
— Не может оказаться, что он принадлежал Грейди? Тому сторожу, который покончил с собой?
— Мистер Торранс, — сказал Уллман самым ледяным тоном, — я не могу ручаться, что мистер Грейди умел читать, не говоря уже о способности выкапывать разные гадости, которыми вы понапрасну отняли у меня время.
— Я подумываю, не написать ли об отеле «Оверлук» книгу, мне пришло в голову, что, если это действительно удастся, владельцу альбома хотелось бы, чтоб на первой странице ему выразили признательность.
— Думаю, писать книгу об «Оверлуке» крайне неумно, — заявил Уллман. — Особенно при вашей… э… точке зрения.
— Ваше мнение меня не удивляет. — Теперь головная боль прошла окончательно, та краткая ее вспышка оказалась единственной. Голова прояснилась, мысли выстроились по порядку, до миллиметра. Так Джек обычно чувствовал себя, когда особенно хорошо подвигалась пьеса или после трех порций спиртного. Оказывается, он забыл про еще одно свойство экседрина; как там у других, Джек не знал, но ему схрумкать три таблетки было все равно, что слегка поддать.
— Что пришлось бы вам по вкусу, — сказал он, — так это написанный по заказу путеводитель, который можно было бы бесплатно раздавать приезжающим в отель постояльцам. Чтоб там было полно глянцевых снимков восхода в горах и сопроводительного сладенького текста. А еще — раздел об останавливающихся в отеле колоритных личностях, разумеется, за исключением таких по-настоящему колоритных субъектов, как Дженелли с друзьями.
— Будь я не на девяносто пять, а на сто процентов уверен, что не потеряю работу, если выкину вас, — придушенно пролаял Уллман, — я сделал бы это сию же минуту, по телефону. Но поскольку у меня на пять процентов уверенности нет, как только вы повесите трубку… искренне надеюсь, ждать этого совсем недолго… я намерен позвонить мистеру Шокли.
— Вы же знаете, в книге будет чистая правда и ничего больше, — сказал Джек. — Нечего делать вид, будто это не так.
(Зачем ты изводишь его? Хочешь, чтобы тебя выкинули?)
— Мне плевать, если пятая глава будет про то, как папа римский трахает тень Девы Марии, — сказал Уллман, повышая голос. — Я хочу, чтоб духу вашего не было в нашем отеле!
— Это не ваш отель! — визгливо выкрикнул Джек и хлопнул трубку на рычаг.
Тяжело дыша, он опустился на табуретку. Теперь возник легкий страх,
(легкий? черт побери, еще какой!)
и совершенно невозможно было понять, зачем же он первым делом позвонил Уллману.
(Ты опять вышел из себя, Джек.)
Да. Да, точно. Какой смысл отрицать? Хуже всего было то, что Джек понятия не имел, насколько велико влияние этого дешевого хрена на Эла, — так же, как не представлял себе, сколько дерьма выбьет из него Эл по старой дружбе. Если Уллман и впрямь такой хороший, каким хочет казаться, и если он поставит перед Элом ультиматум «или он, или я», не придется ли Элу принять такое условие? Джек зажмурился и попытался представить себе, как скажет об этом Венди. Знаешь что, детка? Я опять потерял работу. На этот раз, чтобы найти, кого вырубить, пришлось преодолеть две тысячи миль телефонного кабеля Белла. Однако мне это удалось.
Он открыл глаза и обтер губы платком. Ему хотелось выпить. Черт, ему требовалосьвыпить. Чуть дальше на улице было кафе. Конечно, Джек успевал по дороге в парк быстренько хлебнуть пивка — только глоток, чтоб пыль улеглась…
Он беспомощно стиснул руки.
Вернулся вопрос: почему первым делом он позвонил Уллману? Лодердэйлский номер «Серф-Сэнда» имелся в маленькой телефонной книжке, лежавшей в конторе возле телефона, — с номерами водопроводчиков, стекольщиков, электриков и прочих. Джек переписал его на спичечный коробок после того, как поднялся утром, — мысль позвонить Уллману пышно цвела и сияла. Однажды, когда он еще пил, Венди обвинила его в том, что, стремясь к самоуничтожению, Джек не обладает тем нравственным стержнем, который вынес бы полностью расцветшее желание умереть. Отчего и создает ситуации, в которых это могли бы сделать другие, каждый раз отрывая кусок от себя и от семьи. Вдруг это правда? Не опасался ли Джек в глубине души, что «Оверлук» — как раз то, что требовалось, чтобы закончить пьесу, собрать все свое дерьмо и соединить? Может, он пытается остановить сам себя? Господи, пожалуйста, не надо, не попусти. Пожалуйста.
