Сердце волка - Хольбайн Вольфганг (бесплатные версии книг .txt) 📗
— А что, ситуация действительно серьезная? — спросил Штефан.
— Я, конечно, не врач, — ответила Марион, — но думаю, что да. Организм вашей супруги не очень-то поддается воздействию лекарств.
Штефан спрашивал не об этом. Он, конечно, знал, что Ребекка довольно часто посещает детское отделение, однако сейчас у него возникло подозрение, что она проводит там еще больше времени, чем он предполагал.
— А как часто она сюда наведывается? — поинтересовался он.
В этот момент лифт остановился и им пришлось выйти в коридор, прежде чем Марион ответила:
— Слишком часто. Лично я забирала ее отсюда раз пять или шесть, а я ведь не каждый день на дежурстве. — Она покачала головой. — Доктор Крон даже два раза приказывал забрать у нее кресло-каталку, но она снова его где-то раздобывала.
— Я с ней поговорю, — пообещал Штефан.
— Да, пожалуйста, — сказала Марион. — Только не говорите ей, что именно я попросила вас об этом.
Штефан в знак согласия кивнул и улыбнулся, однако слова медсестры заставили его задуматься. После их возвращения из Боснии Ребекка сильно изменилась: она стала вспыльчивой и агрессивной и гораздо легче выходила из себя, чем раньше. Пока он видел причину такой перемены в том, что она была серьезно ранена и испытывала сильные боли, пусть даже и старалась этого не показывать. Очевидно, на ее состоянии отражалось и то, что сейчас происходило между ними. И в самом деле, независимо от того, спорили они относительно Евы или нет, эта тема грозовой тучей висела в воздухе каждый раз, когда они оказывались вместе. Это было похоже на поединок, но все происходило без каких-либо внешних проявлений. Раньше Бекки всегда была веселым, оптимистично настроенным человеком, который в случае сомнения был готов скорее признать свою неправоту, чем кого-то обидеть. Штефану до сего момента не приходила в голову мысль, что изменения, произошедшие с Ребеккой, касались не только их отношений, — это была ужасная мысль. Он вполне мог пережить ссору со своей женой. В их супружеской жизни уже случались серьезные кризисы, один из которых затянулся на несколько месяцев. Однако мысль о том, что их отношения уже никогда не будут такими, какими они были до «приключений» в Волчьем Сердце, казалась просто невыносимой — такой невыносимой, что Штефан, поспешно попытавшись отогнать ее от себя, резко ускорил шаг, как будто хотел физически убежать от этой мысли.
Они подошли к входу в ту часть детского отделения, где находилась палата интенсивной терапии. Дверь оказалась заперта, и неудивительно, ведь было уже позднее время. Штефан нажал на кнопку звонка. Марион механически взяла халат, шапочку и тапочки, но затем, увидев, что Штефан и не собирается следовать ее примеру, пожала плечами и положила все это на место.
Раздался легкий щелчок. Штефан надавил на дверь, вошел внутрь и кивком головы предложил Марион пойти впереди него. Он сделал это не просто из вежливости: он подумал, что будет лучше, если первой Ребекка увидит медсестру — пусть даже Штефан появится за ней всего лишь через долю секунды. Эта мысль лишний раз подтверждала и то, что он сильно боится предстоящего разговора, и то, что их отношения изменились — изменились постепенно и внешне почти незаметно, но кардинально. Раньше, что бы ни происходило, он никогда не боялся встречи с собственной женой. Если между ними случались размолвки, они оба неизменно стремились к откровенному разговору, и такой подход был правильным. Быть может, главной причиной того, что он сейчас шел с бьющимся сердцем позади медсестры и в глубине души отчаянно искал повод для очередного откладывания разговора с Ребеккой, было его малодушие? Он уже слишком долго не применял этот — такой эффективный в прежние времена — способ наладить их отношения.
Они подошли к комнате в конце коридора, открыли дверь и… Штефан замер от неожиданности. В первый момент он даже не смог бы сказать, обрадовался ли он увиденному или не очень. Он просто стоял с открытым ртом и смотрел на помещение за стеклянной перегородкой, в которое ему еще ни разу не доводилось заходить. Дверь в это помещение была широко открыта, и оно — такое вроде бы большое раньше — теперь казалось маленьким и тесным, потому что, кроме Евы и медсестры-югославки, в нем находились профессор Вальберг, Ребекка на своем кресле-каталке и… старший инспектор Дорн!
Дорн и Вальберг оживленно о чем-то разговаривали и поначалу не заметили Штефана. Ребекка же услышала звук открываемой двери, подняла глаза и — без чьей-либо помощи — развернула свое кресло. Она держала Еву у себя на коленях, крепко обхватив ее обеими руками, и ее лицо выражало такое счастье, что Штефан невольно почувствовал, как его охватывает ревность. Уже в следующий миг он мысленно пристыдил себя за это, но так и не смог полностью отогнать охватившие его чувства. С момента их возвращения в Германию он очень редко замечал, чтобы Бекки улыбалась, и никогда не видел ее такой счастливой, как сейчас. Он нерешительно зашел в отгороженное помещение, а Марион так и осталась стоять за стеклянной перегородкой — возможно, просто потому, что в отгороженном помещении оставалось совсем мало места.
— Штефан! Как хорошо, что ты снова пришел! А откуда ты узнал, что я здесь?
Ребекка одарила его такой лучезарной улыбкой, какой он не видел уже многие недели. Однако Штефан был уверен, что большей частью эта лучезарность была адресована не ему, а сидящему на коленях у Ребекки ребенку. Тем не менее он быстро наклонился к жене и поцеловал ее в щеку, а затем повернулся к Вальбергу и Дорну.
— Господин профессор, господин Дорн! — Штефан поприветствовал их кивком. — А что… вы здесь делаете?
Дорн сложил губы так, что при большом желании это можно было истолковать как успокаивающую улыбку:
— Не переживайте, господин Мевес. Я нахожусь здесь… скорее как частное лицо.
— Частное лицо? — Штефан с сомнением посмотрел на полицейского.
Впрочем, внешний вид Дорна подтверждал его слова: сейчас он был одет не в сшитый на заказ элегантный костюм, а в простенькие джинсы, клетчатую, как у лесорубов, рубашку с открытым воротником и потертый трикотажный жилет. К тому же не было с ним и его «маломерной копии» — Вестманна. Штефан мысленно спросил себя: «Что, собственно, здесь забыл Дорн как частное лицо?»
— Точнее, почти как частное лицо, — уточнил Дорн, пожав плечами. — Я хотел задать пару вопросов вашей супруге, а еще подумал, что, раз уж я сюда пришел, не будет ничего зазорного в том, что я переговорю и с профессором Вальбергом.
— Непонятно, о чем вам с ним говорить, — холодно сказал Штефан.
Вальберг нахмурил лоб, а Дорн казался все таким же невозмутимым.
— Инспектор рассказал мне о том, что произошло, — произнесла Ребекка. — Это просто ужасно!
— Старшийинспектор, — поправил ее Штефан, не сводя глаз с Дорна. Продолжая смотреть на него в упор, он добавил: — Моя жена больна, господин Дорн. Очень больна. Если у вас появляются какие-то вопросы, задавайте их, пожалуйста, мне.
— Да это мне ничем не повредит! — возразила Ребекка. — Я не настолько больна, чтобы мне нельзя было разговаривать.
Штефан бросил на нее быстрый взгляд, и то, что он увидел, снова вызвало у него острый приступ ревности: хотя Ребекка разговаривала с ним, все ее внимание было обращено на девочку. Она крепко прижимала ребенка к груди, касаясь его щеки своей щекой, а левой рукой поглаживая по голове. Когда Штефан снова повернулся к Дорну и заговорил, его голос звучал резко, так как ревность подействовала на него сильнее, чем то, что произошло между ним и Дорном сегодня днем.
— Я, конечно же, понимаю, что вы мне не поверите, однако знаете, кого я видел десять минут назад?
Дорн слегка склонил голову набок и изобразил на лице вопросительное выражение.
— Того самого парня!
— Молодого человека, которого вы видели сегодня у кофейного автомата?
— Да. Теперь-то я его вспомнил. А еще я уверен, что именно он сидел рядом с нами, когда мы разговаривали с Хальберштейн в кафетерии.
