По ту сторону безмолвия - Кэрролл Джонатан (мир книг TXT) 📗
Спустя считанные секунды после того, как я повесил трубку, потратив время на еще один бесполезный разговор, зазвонил телефон. Молясь, чтобы это оказался Линкольн, чтобы я успел сказать ему ту единственно важную вещь, которой он не знал, я схватил трубку. И услышал голос Мэри По.
— Алло?
— Макс, это Мэри. Я звоню из машины, так что слышно будет плохо. Ствол Линкольна настоящий, и он краденый. Судя по серийному номеру — из той партии оружия, которую увели полгода назад во Флориде: грузовик на шоссе ограбили. К тому же это оружие высшей лиги, очень мощная дрянь. Террористы обожают «глоки», потому что их делают по большей части из пластика, и металлодетектор в аэропорту их не обнаруживает. Это не дешевка с распродажи, Макс. От этой штуки дрожь пробирает, даже когда у тебя самого пистолет. Но ты сказал, пушка все еще на месте? Тогда все в порядке. Просто забери ее и держи на коленях, или сунь в сейф до тех пор, пока парень не придет домой.
Я постарался поскорей отделаться от нее, попросив ни в коем случае не говорить о пистолете Лили. Понятия не имея, сколько пробуду на Востоке, я пошел в спальню и уложил небольшую сумку — джинсы, рубашки, белье… хватит на три-четыре дня. Я знал, что нужно оставить Лили записку с объяснениями, чтобы она не сошла с ума от беспокойства, когда вернется и обнаружит, что мы оба исчезли. Что я мог сказать? «Я бегу за нашим сыном, он узнал, что его похитили…» Что вообще тут можно сказать? Думать было некогда. Я написал, что Линкольн сбежал, возможно, с Элвисом и Бельком. Я постараюсь найти его, пока ничего не случилось. Потому-то я и кинулся тогда, как сумасшедший из ресторана — Линкольн сказал мне, что мы ему осточертели, и он намерен уйти от нас и жить сам по себе. Ложь, умалчивающая о стольком, что была почти похожа на правду. Лили поверит, а на большее мне сейчас и надеяться нечего. Лили упорно хотела сама принимать все решения, касающиеся воспитания Линкольна, но тут она меня поймет. Она знает, как он зол, и как гнусно иногда себя ведет. Услышав, что он убежал, она не удивится. Как только что-нибудь узнаю, написал я, сразу позвоню.
Я выбежал из дома, запер дверь, бездумно глянул в окно гостиной и увидел, что оставил в нескольких комнатах свет. В голове пронеслось воспоминание о том, как я менял лампочку в одном из светильников и крикнул Грир, чтобы она сходила на кухню и принесла новую лампочку. «Да, папочка». Тихий топоток ее ног в тапочках, бегущих по покрытому ковром полу, вдалеке ее голосок, просящий маму дать лампочку для папы. Какой будет наша жизнь, когда мне в следующий раз придется менять лампочку в нашем доме? Сколько времени пройдет до следующего вворачивания лампочки?
Меня ожидало что-то мрачное и зловещее, а этот лос-анджелесский вечер, словно в насмешку, выдался чудесным, напоенным мягкими ароматами. Как приятно было бы посидеть на заднем дворике, выпить бокал бренди, негромко проговорить до поздней ночи. Мы частенько так сидели. Грир обычно засыпала на коленях у кого-то из нас, как когда-то, много лет назад, Линкольн. Мы их не беспокоили. Слишком хорошо было сидеть всем вместе. Когда Кобб был еще жив, он обычно лежал на боку возле наших кресел, вытянув длинные лапы. Когда Грир была совсем маленькой, он еще был с нами. Не раз, войдя в комнату, мы видели крошку возле собаки — она стояла рядом, но никогда до него не дотрагивалась.
— Кобб! О господи.
Подумав о собаке, я припомнил одну любопытную деталь. Единственным человеком, которому старый чудак давал себя гладить, был Линкольн.
Пока однажды мальчик не вбежал в дом в слезах, хныча, что Кобб только что на него огрызнулся. Никто из нас не мог этому поверить, ведь мы знали, какие у них отношения. Мы успокоили мальчика, сказав, что пес, наверное, спал и ему приснился дурной сон или еще что-нибудь. Мы все трое подошли к собаке, чтобы посмотреть, что случилось. Мы нашли Кобба на его любимом месте, он грелся на солнце, лежа на теплых камнях патио. Мы сказали Линкольну, чтобы он попробовал снова погладить пса. Когда мальчик потянулся к серому великану, Кобб не то заворчат, не то зарычал. Получилось страшновато. То был конец эпохи. С того дня и до самой своей смерти Кобб не желал, чтобы кто-нибудь из нас, даже его юный друг, к нему прикасайся. Он по-прежнему высовывал длинный язык, посылая, как уверяла Лили, воздушные поцелуи, но трогать себя не давал. Когда же это случилось? Идя к машине, я пытался сообразить, когда именно с собакой произошла перемена. Кажется, после того, как мы с Линкольном стали побратимами. А может быть, и нет. Мои мысли неслись так быстро и пытались увязать воедино столько нитей, что это уже было бесполезно и опасно. Я придумал фразу, которая стала для меня чем-то вроде молитвы на все случаи жизни: «Мне нужно спокойствие, а не самообладание». Когда я выруливал задним ходом с подъездной дорожки, опустив стекло в окне, чтобы лицо овевал прохладный воздух, в глубине души я еще не мог поверить, что вот-вот полечу через всю страну в погоне за сыном, который узнал слишком много за слишком короткий срок и совершает непоправимую ошибку.
Крутя руль, я стал повторять раз за разом: «Мне нужно спокойствие, а не самообладание». Я твердил это на Уилшир, петляя меж красных и желтых задних габаритных огней. Повторял на бульваре Ла-Сьенега, ведущем к аэропорту: «Мне нужно спокойствие, а не самообладание».
В баке почти кончился бензин. Я заехал на заправочную станцию и остановился возле колонки самообслуживания. Кассир в будке посмотрел на меня в бинокль. Сидя не более чем в тридцати футах от меня, он смотрел на меня в бинокль: вдруг я грабитель? Отличная идея для «Скрепки», но жизнь, в которой я занимался этой работой, сейчас казалась далекой, как Берег Слоновой Кости. Я подошел к будке и просунул под пуленепробиваемое стекло, которое даже крылатой ракетой не высадить, двадцатидолларовую купюру. Кассир посмотрел ее на свет, проверяя, не поддельная ли она. Его лицо выражало крайнюю подозрительность. Сколько раз его ограбили или попросту напугали до чертиков?
— Много попадается фальшивых двадцаток.
— Могу себе представить.
Мама когда-то говаривала: «Плохо себя чувствуешь — и видишь мир в черном цвете». По дороге в аэропорт в тот вечер меня преследовали тревожные, исполненные тоски и муки картины, начиная с того кассира с биноклем. Вот пьяный, который орет что-то, стоя посреди проезжей части, вот две полицейские машины, с визгом затормозившие возле какого-то дома, и полисмены, выскакивающие из них с пистолетами наготове. Вот перед входом в «Фэтбургер» шайка темнокожих подростков, все в одинаковых черно-белых бейсболках с эмблемами «Окленд Райдерс» и ветровках. Наверное, человек пятнадцать, на вид отчаянные головорезы. Дорога стала шире и теперь поднималась к холмам, истыканным нефтяными скважинами. Уличные фонари заливали нас своим фальшивым слепящим оранжевым светом. В проносящихся мимо машинах мелькали уродливые, мрачные лица. Водители с приплюснутыми головами, похожие на ласок, лысых крыс и безгубых хорьков рвались вперед, так стремясь куда-то попасть, что даже их головы были сплющены перегрузкой предвкушения. Маленький ребенок на заднем сиденье «хёндая» прижался к окну руками и открытым ртом. Красивая женщина с длинными белокурыми волосами, сидящая на пассажирском сиденье, поглядела на меня разочарованным, безразличным взглядом. Что, если она мертва? Что, если в мире, который я знал, внезапно сгустился мрак и жуть, из-за того, что случилось нынче вечером с моим сыном? Или он всегда был таким, только сейчас с моих глаз спала пелена?
Я прибавил скорость. Времени до отлета было достаточно, но я хотел скорей попасть в аэропорт, отчаянно надеясь, что меня успокоит вид чистых длинных скучных коридоров и пластиковых стульев, на которых сидишь, глядя в никуда, дожидаясь момента, когда сможешь сесть в самолет и еще несколько часов смотреть в никуда.
Еще не доехав до Лос-Анджелесского аэропорта, вы уже замечаете самолеты, которые перед приземлением снижаются над автострадой. Летя в восьмидесяти футах над землей и опускаясь, все ниже, они кажутся огромными. Даже больше, чем на летном поле. Когда они медленно приближаются к земле, все остальное на их фоне кажется игрушечным; вы в восторге от их размеров и того, что они ручные, от того, что вы можете в любой момент на них полететь, стоит только купить билет.