Кровавый омут - Вилсон (Уилсон) Фрэнсис Пол (книги хорошего качества TXT) 📗
Еще ниже...
Беллито попытался бросить нож, но Джек крепко сжал его пальцы на рукоятке.
— Понял, понял, — проворковал он. — Теперь сам находишься в чужой власти. И как себя чувствуешь, кусок дерьма?
— Ты ошибся! Ошибся!..
Еще ниже...
— Тогда зови на помощь. Давай. Вопи во все горло.
Беллито тряхнул головой с прилипшими ко лбу редкими прядями мокрых волос.
— Правильно. Копы непременно поинтересуются, как тут очутился ребенок и что ты с ним сделал.
Полиция, скорее всего, уже едет. Надо завязывать и убираться отсюда.
Он сильней стиснул руку Илая с ножом.
— Надеюсь, ничего плохого.
Лезвие глубоко вошло в пах, пропоров ткань и плоть. Джек выпустил Беллито и выдернул нож.
Тот выпучил глаза, разинул рот, сложился пополам с болезненным долгим пронзительным стоном, зажимая руками промежность.
— Вспоминай об этом, прежде чем в другой раз посмотреть на ребенка, каждый раз, как посмотришь на мальчика.
Он сложил нож и сунул в карман. На лезвии осталась и его кровь. Не хочется, чтобы формула ДНК вечно тикала, как бомба, в какой-нибудь криминальной компьютерной базе данных. При движении огнем обожгло левый бок, на промокшей под дождем рубашке расплывалось темное пятно.
Проклятье. Нельзя было этого допускать!
Джек поднял сверток, лежавший на все еще неподвижном теле гориллы. Развернул покрывало, открыл круглое личико. Глаза закрыты. Кажется, спит. Пощупан лоб — теплый. Наклонился к приоткрытым губам, уловив теплое дыхание с примесью сладковатого химического запаха. Хлороформ?
Какое облегчение! Мальчик жив. Беллито с гориллой опоили его наркотиком, чтобы без помех затащить в дом и там уже начать свои грязные игры.
Игр сегодня не будет.
Однако что же делать? Инстинкт громко приказывал удирать и уже из машины звонить 911. Значит, оставить малыша наедине с подонками, на которых только зря тратится воздух. Вдруг кому-то из них придет в голову, что мертвые дети ничего не расскажут? Горилла отключился намертво, Беллито стонал на крыльце, лежа в позе зародыша. Вроде оба просто не в состоянии причинить кому-нибудь вред, но рисковать не хочется.
Джек поднял ребенка — в бок словно вновь впился нож, — оглядел улицу, по которой приближалась машина, пропустил ее, побежал под дождем по тротуару, свернул за угол, миновал еще квартал на восток, прячась за стоявшими автомобилями, и направился к Хьюстон-стрит. За полквартала до огней и потока машин нашел крытый подъезд, аккуратно уложил на ступень свою ношу. Мальчик шевельнулся и снова затих.
Он поспешил назад к своей машине за три квартала, выехал на мостовую, взял с переднего сиденья сотовый телефон, набрал 911.
— Слушайте, — сказал он взявшей трубку дежурной, — я сейчас обнаружил ребенка... без сознания. Не знаю, в чем дело. Лучше поскорей приезжайте. — Быстро сообщил адрес и отключился.
Потом оставил машину с работающим мотором за углом от квартала, где лежал мальчик, нашел другой подъезд, удобный для наблюдения. Сирена послышалась лишь через долгие двенадцать минут. Увидев завывавшую и мигавшую «скорую», бегом вернулся к машине.
Трогаясь с места, услышал другую сирену — еще одна «скорая помощь» с мигалкой направлялась к «Шарио Коппе». Должно быть, Беллито воспользовался своим собственным сотовым. Надо было конфисковать его вместе с ножом. Пускай еще чуточку полежал бы, истекая кровью.
Кстати, о кровотечении...
Джек ощупал бок — ладонь сплошь красная. Нечего даже рубашку снимать, и так ясно, тут не обойтись одной перевязкой. Рану необходимо зашить. Значит, придется нанести визит доктору Харгесу.
Он потянулся за телефоном, надеясь, что Харгес на этой неделе не пьет. Наверняка и во сне зашьет, но все-таки...
Доктор с лицензией ему не требовался. Харгеса ее, к счастью, лишили. Значит, он имеет возможность игнорировать правила, обязывающие любого врача сообщать куда следует о ранениях определенного рода. Тем не менее предпочтительно, чтобы иголкой в бок тыкал разумно трезвый человек.
Когда доктор закончил работу, Джек решил сразу ехать домой, найти номер телефона, позвонить брату Беллито. К Эдварду есть серьезные вопросы.
На рубеже
Наконец всплыло имя. Отдельные куски, обрывки жизни возвращаются, но этого мало. Очень мало.
Она жаждала этих воспоминаний в надежде получить объяснение, зачем здесь оказалась, почему переполнена яростью. Но обломки крушения в неведомом море не дают ответов, не несут утешения. Кадры из прошлой жизни, память о радостных днях только усугубляют горечь утраты.
Хотя открылись новые возможности. Можно выйти в окружающий реальный мир. Нынче утром она так и сделала. Можно издавать звуки, которые слышатся, пусть даже не так, как надо. С губ слетают не слова, а песня. Почему? Почему эта песня? Кажется, это была ее любимая песня. Почему — непонятно. Теперь она ее ненавидит.
Ненавидит все, всех и вся.
Особенно себя — тень среди живых. Она знает, что некогда была живой, а теперь мертвая. Это ей ненавистно. Ненавистны живущие, у которых есть то, чего нет у нее, — прошлое, настоящее, будущее...
Вот что хуже всего. У нее нет никакого будущего. По крайней мере, не видно. В данный момент она здесь с какой-то туманной, неопределенной целью, а что будет дальше, когда выполнит свое предназначение? Возвращение назад во тьму или забытое одинокое существование в этом месте?
Она плыла по течению... в ожидании.
В рассветный час
Чарли в темноте проснулся, прислушался.
Что это?.. Да, кто-то плачет. Плач разносится по коридору. Тоненький детский голос.
Не поймешь, мальчик или девочка. Он сел в кровати. Плач не тоскливый — испуганный и такой безнадежный, что сердце разрывается.
Нет, решил он, это не настоящий ребенок. Дух, бес, посланный, чтобы сбить нас с пути.
С головой закутавшись в покрывало, Чарли дрожал в теплой темноте.
Вторник
1
Джиа положила трубку телефона на тумбочке у кровати, смахнула слезу.
Узнав вчера вечером, как Джек спас ребенка, первым делом утром звякнула в лагерь, просто убедиться, что с Вики все в порядке. Надежный лагерь, охрана, воспитатели, только до смерти хочется услышать голос дочки.
Директор сообщил, что дети, в том числе Вики, завтракают. Дело срочное? Нет... Передайте, пожалуйста, пусть она позвонит домой после завтрака.
Следующие десять минут были посвящены размышлениям о растлителях, которые заслуживают стократных — нет, тысячекратных страданий, испытанных попавшими к ним в руки жертвами.
Когда она застилала постель, зазвонил телефон. Все прекрасно, чудно, замечательно, лучшие дни в жизни... Вики вылепила из глины бегемота — хотела слепить пони, который никак не стоял, потому что туловище вышло неправильно, тогда она начала делать ноги все толще и толще, короче, короче, пока пони не перестал падать, но так разжирел, что пришлось его выдать за бегемота. Смешно, правда мам?
Конечно смешно. До слез.
Боже, как она соскучилась по дочурке!
Давно не чувствовала одиночества, но, пока Джек занимается своими делами, а Вики отдыхает в горах Кэтскиллс, дом кажется не просто опустевшим, а голой пустыней, гулкой оболочкой без сердца, без жизни.
Джиа приказала себе успокоиться. Все не так уж и плохо. Вики скоро вернется. Точно говоря, через четыре дня и три часа. Целая вечность.
Надо ли ей сообщить о ребенке?
Слишком рано.
А когда? И как? Как объяснить дочке, что мамочка совершила крупную ошибку и забеременела, сама того не желая?
А кто папочка? Разумеется, Джек.
Значит, у нового малыша будет папочка, а у Вики не будет. Ее отец, Ричард Вестфален, официально считается пропавшим без вести. Джиа неофициально известно, что дочь никогда не увидит отца.
