Искупление (СИ) - Мягчило Лизавета (книги онлайн без регистрации полностью TXT, FB2) 📗
«Не был бы ты лжецом и трусом, она бы уехала с тобой. Пара фраз всё перечеркнула. Ты сам себя долго и старательно закапывал, настилая сверху пласты вранья»
— Нет.
Одно короткое слово выбило из него вздох облегчения. Ни одно слово не сумело бы её вернуть, незачем больше томить в сознании призраков прошлого.
— Знаешь, я здесь себя как никогда живой почувствовала. Не сразу, конечно. Сначала было очень страшно, будто это всё не со мной происходит. Но Щек был понимающим и мягким. Надежным.
— Я рад за тебя, правда. — Несмотря на горечь, запирающую намертво слова в глотке, он действительно был рад. Если Катя нашла то, что позволило ей чувствовать себя живой, счастливой и значимой, значит ему не на что жаловаться. Пальцы нашли её руку, ободряюще сжали. Взгляды двоих были направлены на играющих в поле отца и ребенка. Катя смотрела с нежностью, он — со щемящим душу сожалением.
Что отдал бы он взамен, чтобы стать на место полоза?
Тихую идиллию прервала вынырнувшая из-за кустов шиповника, скрывающих тропу, Агидель. Запыхавшаяся, с горящими глазами и возбужденной широкой улыбкой. Пытаясь восстановить дыхание, она согнулась, уперлась ладонями в колени.
— Вот ты где, и тебя отыскала. Я нашла.
— Заклятие можно снять, я стану свободен?
— Нет. — В одно мгновение мир поблек, стал серым, покрылся крупными трещинами. Пока ведьма мучительно долго разгибалась, его посетило жгучее желание прямо сейчас утопиться в колодце. Пальцы Кати в собственной руке напряглись, подушечка указательного успокаивающе огладила выпирающую косточку фаланги. — Я не смогу снять этот приворот, но смогу запереть его вдали от тебя.
— Ничего не понимаю. — Брови сошлись к переносице, напряглась линия челюсти. Ещё немного и он свихнется, попросту сойдет сума. Разве имеет значение, как именно он избавится от проклятия? Почему в её «нет» звучало сожаление? — Чем отличаются два этих варианта?
— Если я запру твоё проклятие, а ты захоронишь его рядом с Чернавой, твои чувства к Катерине исчезнут. Но с каждым годом наложенные мною чары будут слабеть. Раз в тринадцать лет тебе придется возвращаться ко мне, чтобы снова провести обряд.
И всего-то? Он расслабленно выдохнул, опустились плечи. А ладошка Кати потеплела, сильнее сжались пальцы, прежде чем выпустить его руку. Она искренне верила в то, что у них получится.
— Что ж, удачи тебе, Саша. Теперь ты знаешь, где меня искать. Я всегда буду рада гостям.
Он не ответил, наклонился, мазнув по теплой щеке губами, а затем ведьма поволокла его прочь. Бормотала что-то о собственной силе, о гвоздях и бесах, возбужденно облизывала пересыхающие губы.
Дом встретил их тишиной, Славик успел убрать стол, все записи лежали ровной стопкой в углу у печи. На деревянной столешнице громоздилась гора неприглядных вещей, его передернуло. Небольшая бутыль из темного стекла переливалась в свете керосиновой лампы, на черной ткани лежали три иглы и четыре гвоздя, в высокой глиняной миске блестела вода, рядом горкой громоздились черные свечи, мел, соль и горсть земли.
До этого момента Бестужеву казалось, что ритуал на снятие приворота — самая желанная вещь, не способная испугать. Тем более после тварей, рыщущих в сумраке или под водой, после восстающей покойницы с пустыми глазами. Теперь в желудке завязывался ледяной колючий узел, снова захотелось выйти на свежий воздух.
Ноги вмерзли в пол, когда ведьма сноровисто замкнула их в круг из соли, со скрипом подтянула ближе стол.
— Раздевайся.
Неловко переминаясь с ноги на ногу, Бестужев молча кивнул, стянул через голову байку. В дверном проеме, ведущим в комнату Славика, появилось вытянутое возмущенное лицо. Елизаров не перешагивал толстую соляную линию вдоль порога, но было ясно: он ловит каждый звук, каждое движение в общей комнате.
— Ему всё снимать надо?
Взявшийся за ремень джинсов, Саша иронично изогнул бровь, с громким щелчком расстегнулась пряжка и взгляд Елизарова неодобрительно прищурился. Бестужев невозмутимо пожал плечами. Если сейчас Агидель скажет, что он должен вбить себе в череп гвозди и воткнуть иглы в глотку — он так и поступит. Никакой из обрядов не пугал так сильно, как жизнь с любовной одержимостью. Да, страшно, но иначе — ещё страшнее.
Она выводила всё новые и новые линии на полу, пересекала острые углы, совсем скоро от круга, словно лапы от жирного тела паука, пополз в стороны магический узор. В завитки встали черные свечи, изогнулись, жадно принимая соскакивающий со спички огонь. Сосредоточенная ведьма невозмутимо пожала плечами:
— Догола. Оставит майку — приворот зажмется в грудину, защемит сердце. Оставит штаны или трусы — никто кроме Катерины в нем страсть больше никогда не вызовет. Он должен очиститься, переродиться. А рождаются все нагими и беспомощными. — Возмущенно открылся Славкин рот, бегло взглянув на него, девушка весомо добавила, — начнешь мне под руку каркать, я, как и обещала выкину тебя из избы.
Промолчал, сделал шаг назад, утопая в тени. Видно, получил свой инструктаж и с трудом выбил себе возможность присутствовать.
— Что бы ты не увидел, не шевелись. Будет больно, я не могу сказать, насколько, подобных чар я не творила. Но ты держись, хорошо? Это недолго. — В её широко раскрытых глазах виднелся испуг и решимость, лицо побледнело так, что веснушки стали казаться почти черными, безобразно яркими.
Хорошо протопленная изба не давила холодом, но по коже рассыпались трусливые мурашки, приподняли каждый волосок. Опустив глаза на прикрывающие член руки, рыжая скептически усмехнулась, указала на пол в центр круга.
— Ложись.
Наклонилась, разводя руки Бестужева широко в стороны, прикрыла глаза, усмиряя дыхание, а затем запела.
На незнакомом языке, скручивающим внутренности спазмом. В руке оказалась первая игла. Повела кровавую царапину вдоль виска, невесомым завитком к глазу, скакнула к переносице. Он не чувствовал боли, адреналин гнал кровь так оглушительно громко, так яростно плясали огни свеч, бросая хоровод бликов, что в глазах начало рябить.
Бестужев заметил их не сразу: уродливые, скрюченные, низкие и высокие, тощие и заплывшие склизкими жирными складками. Бесы лезли из всех углов, проступали сквозь тени, щемились из подполья, трещали крышей. Стонали, выли и верещали, они требовали вернуть им обещанную жертву, тянулись к кругу скрюченными лапами. Из широко распахнутых пастей тянуло гнилью и протухшим мясом, с острых зубов капала вязкая слюна. А во взглядах дикий голод. Необузданное желание. Если бы не тонкая игла в руках ведьмы, Бестужев вскочил, ринулся искать Катю — свою любовь.
Повинуясь мороку, Саша дернулся вперед, попытался встать. И в этот миг игла в ловких пальцах обожгла, воткнулась в кожу лба, голова налилась свинцовой тяжестью, он не сдержался, из-за плотно стиснутых зубов вырвался низкий стон.
Больно. Но это не привычная выворачивающая наизнанку боль, это что-то не физическое — эфемерное. Словно душу бросили на адскую сковородку, а она живая, обнаженная, трепыхается, прилипает боком к раскаленному железу и дергается, выдирая из себя клоки мяса, шипит выливающейся кровью, приподнимается, чтобы снова упасть в жар.
Втора игла в руках, громче, увереннее льется песня. Дрожит пол избы, протяжно стонут хлопающие двери. Лицо Славика пепельно-серое, он цепляется за дверной косяк пальцами, не позволяя двери отсечь комнату от остального дома. Готовый сорваться в любую секунду к ним на помощь.
Голос Агидель становится громче, злее, втыкается раскаленное острие иголки в кожу над сердцем, он не пытается сдержать глухого рычания. Прогибается дугой и резко опадает, намертво прилипает к полу позвонками, закатываются глаза. Больше не видно бесов, перед взглядом — пульсирующий алый. Тонкая голубоватая венка на шее Смоль, нежные губы, выводящие дорожку по его коже к паху. Её запах, её касания. Больно.
— Хватит…
Он готов умолять, ползать на коленях, просто пусть эти мучения закончатся. Пусть ведьма остановится, потому что ещё немного и он просто не выживет. Хочется разодрать грудину собственными пальцами, вытянуть глухо бьющуюся, пульсирующую мышцу, разгоняющую по венам лаву. Бессердечная Агидель не слышит. Не сбивается ровное дыхание, не останавливается песня, в руках — третья игла. Саша пытается отодрать от пола руку, перехватить выводящие узоры пальцы, но тело налито свинцовой тяжестью.
