Мальпертюи - Рэ Жан (читать книгу онлайн бесплатно без .TXT) 📗

– Орел… – продолжил он, – порой мне казалось, что он следует за Эуриалией, как бы служит ей. Кто знает? О, сколь многое мне казалось! Я не всегда понимал, увы… Но кто упрекнет меня за это? В конце концов, разве так важно понимать. Меня отягощала двойная миссия – защитить Жан–Жака и Нэнси и, что гораздо страшнее, – искупить безмерную вину человека одной со мной крови.

Сильнейшая судорога вдруг свела тело аббата Дуседама, и глаза его раскрылись неправдоподобно широко.

– Маленькие твари с чердака… знаете, такие мелкие божества, пенаты – весьма многочисленные, порой добрые, порой злые… На корабле у капитана Ансельма вполне хватало места…

Айзенготт… дамы Кормелон… Ага, про них вы, верно, уже догадались… А я, что ж, я вызнавал все больше и больше… И в конце концов заставил насторожиться приспешников Кассава –

Филарета и Самбюка, которым он отказал несколько крох от своего огромного мрачного знания… Я проник в Мальпертюи тайно, даже без ведома несчастного Жан–Жака Грандсира… Филарета и Самбюка снедала тревога, когда они чуяли запах моего табака… Их пугало, что в конце концов я открою Великую Тайну и обрету оружие, дабы спасти Жан–Жака и отомстить им… Отмщение… – другие силы взялись за это… Я не до конца выполнил свою задачу… В своей безграничной мудрости Господь решил, дабы предназначенное свершилось, да славится Имя Его!… Но отчасти мне было дано познать истину… Грибуан, изрыгающий огонь, – несомненно Вулкан; кто его супруга?… Можно ль поверить, что дочь моря опустилась до старухи Грибуан?… Чиик – не Титан ли этот гротескный выродок, избежавший гнева Юпитера только затем, чтоб стать грузом Ансельма Грандсира?… Вспомните, как говорил о нем Лампернисс… Кто такой Матиас Кроок? Помните, сам Кассав не решил этой загадки, сомневаюсь, можно ль признать в нем Аполлона… Мамаша Груль? А почему бы не сама Юнона в последней стадии распада?… Диделоо! Его жена! Филарет! Самбюк! Я говорил вам – эти были людьми, слугами Кассава, в некотором роде исполнителями его последней воли… А Элоди?… Кто сможет определить роль этой скромной, благочестивой и набожной женщины в эпицентре инфернальных бурь?… Итак, остается лишь… Она…

Аббат Дуседам приподнялся на ложе и страстным жестом воздел свои искалеченные руки.

– Он привез ее могущественной, во всей устрашающей красе! Господи, защити детей твоих от нее!

Я осторожно заставил его лечь.

– Вы говорите об Эуриалии? – спросил я, весь дрожа.

Но буйный аббат Дуседам уже не мог ответить – свет в его глазах угасал.

– Довольно! – вскричал я. – Какое мне дело до всех этих тайн, до ваших тщетных усилий их разгадать! Подумайте о душе вашей!

Я соборовал его святым елеем и произнес слова отпущения, коими врата небесные открываются для тех, кто идет к Нему, веруя в Его справедливость и доброту.

Когда я поднялся с колен, прочитав последние молитвы, аббат Дуседам уже не принадлежал миру сему.

Брат Морен, понемногу браконьерствовавший в молодости, да боюсь, и теперь еще ставящий порой силок, а то и два, сообщил мне, что зимовавшие в хвойнике дрозды растревожились, а у сыча прорезался какой–то странный голос.

На болотах раздавались сиплые крики камышовок, их неровный полет то и дело рассекал тростниковые заросли; в закатные часы рябь бороздила водную гладь от побежки кроншнепов, а в воздухе раздавались их стенания; в наступившей ночи возносились первые жалобы серых журавлей.

Озабоченный брат Морен приметил, что к тому же и козодой, посвященный в тайну сумерек, вернулся в наши края на три недели раньше обычного.

– Дурное предзнаменование, – твердил брат Морен.

Пришлось пригрозить ему покаянным обетом за суеверия.

Но вправе ли я осуждать его?

Сам воздух, коим мы дышали, был словно насыщен вредоносными флюидами смутного страха и тревоги. Добрые отцы монахи постоянно чего–то опасались, их беспокойство сквозило даже в отправлении богослужений.

Да я и сам пребывал в озабоченности, ибо самочувствие Жан–Жака Грандсира не менялось к лучшему.

Казалось, разум юноши помрачился под бременем столь тяжких испытаний, выпавших на его долю; память не возвращалась к нему. Стоило ли сожалеть об этом? Едва ли.

Он узнавал Бетс – я по–прежнему нарушал святой устав нашего монастыря, разрешая ей длительные посещения больного; радовался он и мне – я частенько сиживал у изголовья несчастного, хотя он называл меня то дорогим аббатом Дуседамом, то бедным Ламперниссом.

Однажды в середине марта, в один прекрасный, почти весенний денек, звеневший первыми шумными диалогами синекрылых чирков, к Жан–Жаку отчасти вернулась ясность ума.

Никакого страха он не выказал и вообще не упомянул о роковом доме, оказавшем такое влияние на судьбу его.

– Если доведется когда–нибудь встретиться с доктором Мандриксом, разузнаю у него о моей сестре Нэнси, – ведь я видел тогда ее плачущие глаза, – признался он мне однажды.

Я постарался разуверить его – это–де был всего лишь дурной сон, но в ответ он печально покачал головой.

– Мандрикс – он ведь Айзенготт… нет, он не подлец.

Юноша положил свою исхудалую руку на мою:

– Я жду его… Мне кажется, он придет завтра…

Немного погодя он попросил принести книги: разглядывать старые волюмы из нашей библиотеки, великолепно иллюстрированные талантливыми братьями монахами, сделалось у него любимым занятием.

К вечеру этого весеннего дня погода резко изменилась, разыгралась буря, тяжелые тучи изрыгали дождь и град.

Двое послушников, вернувшись из деревни, донесли, что ближняя речка и соседние ручьи угрожают разливом, и я решил послать братьев для наблюдения за уровнем воды.

Сам я тоже отказался от ночного отдыха и укрылся в библиотеке: окна здесь как раз выходили на пруд, и мне сразу удалось бы заметить прибывание воды, случись это бедствие и в самом деле.