Ужасы - Хёртер Дэвид (читаемые книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
Чертенок-Сейди танцевала с охотником в красном камзоле и в маске лисы, с магом в маске летучей мыши, с высоким, одетым во все белое человеком-птицей. Женщина-астронавт в маске изо льда от нее ускользала.
— Ты не видел Рейни? — спрашивала она сатира, пока его руки, как моль, трепыхались под тканью ее роскошного халата.
— Я ищу Рейни, — объясняла она египетскому рабу, в то время как тот склонял свою шакалью голову к ее бедрам.
— Ты знаешь Рейни? — спрашивала она Короля Дураков.
Король выкидывал коленца и орал:
— Недостаточно хорошо, чтобы выйти под дождь из-под крыши!
Под дождь из-под крыши. От дождя под крышу. Рейни? Идет дождь, льет как из ведра, храпит старик…
Это игра. Все ищут, у каждого есть ключ к отгадке, никто не знает, что искать. Это так весело! Чертенок находит пуговицу, оторвавшуюся от чьего-то костюма, она кричит от восторга, она заслужила приз! Потом она прорывается сквозь толпу и оставляет за спиной возможных преследователей. Перепрятать! Перепрятать! Содрогаясь от беззвучного смеха, чертенок проскальзывает в темный холл, крадется за угол и видит переговаривающихся между собой охотника с лисьим лицом и алхимика с лицом летучей мыши.
Летучая мышь: Это неправильно.
Лис: Согласен, если она вырвется, она придет сюда.
Летучая мышь: Ты знаешь, о чем я говорю. Все это неправильно.
Лис: А потерять Рейни, по-твоему, правильно? Эта девчонка…
— Вот именно! — кричит чертенок. — Давайте, ребята, разве мы не будем танцевать?
Человек-птица подал знак музыкантам, и грянула музыка.
Принц-чертенок танцует, она — принц, персидский джинн, факир с Востока. Танцует, танцует… восточная ночь обжигает как огонь, над головой звезды-люстры. Ее двор — дикое место, вопли, крики, хрип, и над всем этим парит белая птица, ее черные глаза торжествующе сверкают. Хищная птица с красным клювом, влажным от сока персидских фруктов и ягод, выхваченных из раскаленных углей. Все танцуют, танцуют, пока горячка не гонит их из дома в холод и мрак, в пьянящую ночь, где лис дует в охотничий рог, милая летучая мышь распевает песни, ледяная женщина бежит под дождем, а чертенок-принц выигрывает игру, пуговицу, бутылку, медведя!
И наливает всем по стакану красного, красного, красного, как кровь, вина.
К концу месяца, когда зима была уже на пороге, Сейди больше не желала, чтобы ее игнорировали.
Она ждала два дня, три дня, у нее кончалось терпение. Она так нервничала днем, что не могла устоять на своем месте на углу и все ходила и ходила, надеясь услышать в толпе чистые голоса друзей, и совсем не собирала милостыню. Ночью, слишком голодная, чтобы уснуть, она бродила по освещенным тротуарам, не обращая внимания на полицейские машины (нет нужды скрываться от тех, кому нет до тебя дела) и слишком взбешенная, чтобы прятаться от тех, кто охотится на бездомных.
Хотя, возможно, "взбешенная" — не то слово. Уязвленная? Да, но очень сильно. Все было очень сильным — голод, обида, даже страх. Вероятно, чертенок внутри нее, дважды отведав свободы, больше не желал прятаться под ее будничным лицом. Наконец в середине недели она бросила клянчить мелочь на пропитание и спустилась в переход к Маллейн-парку.
Резкий свет флуоресцентных ламп освещал собравшихся там людей. Конклав бездомных. Они прилипли к стенам туннеля, словно листья, смытые дождем в сточную трубу, и между ними оставался только узкий проход. Кто-то стоял, кто-то растянулся на полу, кто-то сидел на корточках. Запахи пота, старой мочи, окурков и перегара, приглушенный звук сиплых голосов, хрип разрушенных легких…
Странная вещь — дождя не было.
Сейди шла под взглядами мутных, сумасшедших, скорбных глаз и была немного возбуждена, но совсем не напугана. Эти мужчины и женщины больше подходили на роль жертв, чем на роль преступников, подходили даже сильнее, чем Сейди. Ближе к выходу в парк один человек в прожженной во многих местах шинели, приветствуя Сейди, поднял бутылку и сказал:
— Чудесная ночка.
— Чудесная ночка, от дождя под крышу, — издевательским тоном ответила она.
Мужчина вытаращился на Сейди и прижал бутылку к груди, глаза его расширились от… от чего?.. От страха… от узнавания… от чего-то, что, в свою очередь, потрясло Сейди.
Вдохновленная их диалогом женщина, которая все это время пряталась за спиной мужчины, протянула Сейди ладошку:
— Простите, мэм…
Но мужчина в шинели дернул ее за руку и зашептал что-то ей на ухо. Женщина сцепила руки под подбородком и выпучила глаза.
— Простите, — сказала она.
"Простите", "простите" эхом прокатилось по переходу, и Сейди заспешила вверх по лестнице в парк.
Не у нее, сказал своей товарке псих в шинели, звук его голоса усиливали обшитые стальными листами стены туннеля, она — одна из голодных.
Днем светило солнце, и с наступлением вечера небо над фонарями было темно-синим, в воздухе чувствовалось приближение заморозков. Простые горожане, пользуясь временным наступлением хорошей погоды и непривычным отсутствием попрошаек, неспешно прогуливались по улицам. Сейди поймала несколько настороженных взглядов (беспризорная девчонка, следи за своим кошельком), но ни один из них не был похож на выражение глаз бездомных в туннеле. Она — одна из голодных. Какой-то любитель побегать после работы тяжело трусил по дорожке, его спортивный свитер, когда он пробегал под фонарями, из серого превращался в синий и снова в серый. У Сейди закружилась голова.
Серый бегун превращался в синего, синий в серого.
Из тени в человека и обратно в тень.
Не у нее. Она из голодных.
Борода, сморщенная кожа, глаза слезятся от страха.
Пуговица, бутылка, медведь!
Вспышка, еще одна вспышка, словно мерцающий огонь выхватывает из темноты картинку, света хватает только на то, чтобы представить образ. Что это означает?
Красное, как кровь, вино.
Сейди сгибается пополам, ее рвет. Слишком долго без еды, слишком долго без сна. В парке темнеет, становится безлюдно. Сейди сплевывает горькую от желчи слюну и выпрямляется, никто ее не видит. Поблизости никого. Она вытирает рот, вытирает мокрое от пота лицо. Проводит языком по нечищеным зубам.
Она — одна из…
Тряхнула головой, чтобы избавиться от бредовых слов психа из перехода и от головокружения, которое порождает этот бред. Просто свихнувшийся бродяга. Просто бездомная девчонка, которая очень давно не ела. Очень давно одна, одна без друзей. Она идет по дорожке к фонтану и пьет, вода заполняет желудок и помогает тверже стоять на ногах. Потом бредет обратно, туда, где встречала их прежде. Под уличный фонарь. Гравий скрипит под ногами, легкий ветерок шуршит в остатках листвы. Парк заполняет гудение автомобилей, но голые ветви деревьев порождают тишину, кажется, они призывают к молчанию, прислушиваются. Но не умиротворяют, не успокаивают. Сейди идет по диаметру круга света от фонаря. Отмеряет шагами окружность. Геометрия ожидания ни к чему не приводит. Ни к чему.
Чертенок рвется наружу.
Быстрым уверенным шагом, словно знает, что делает, Сейди уходит из парка. Но не через переход. Через улицу на другой стороне.
В сторону дома мистера Неро.
Кругом дети. Дети в хэллоуинских костюмах — невинные ведьмы, пригожие монстры, трехлетние герои, румяные привидения. Маленькие фигурки в разноцветных одежках, зажавшие в руках мешочки с сокровищами. Гости идут на вечеринку, думает Сейди и тут же поеживается от озноба — нет никаких детей, во всяком случае, в доме мистера Неро. Она совсем запуталась, не заметила или забыла, какой наступил день. Какая наступила ночь. Она попыталась припомнить вкус тающего на языке шоколада, но почувствовала только привкус теплого вина, медовый запах свечей и ванильный аромат мыльной пены, который слаще конфет и теплее тыквенных фонариков, что улыбаются ей на каждом шагу. Бдительный, как пастуший пес в краю, где водятся волки, родитель обводит вокруг нее свое стадо "кинозвезд" и "воришек", и Сейди понимает, что стоит посреди тротуара. Прямо перед ней — ворота, узкая дорожка, слабо освещенная изнутри застекленная дверь. Она отводит взгляд от папаши-пастуха и направляется к крыльцу.
