Столкновение миров - Кинг Стивен (читать книги полные TXT) 📗

Возьми себя в руки. Если Сержант Ярость покинет Сектор Восемь, кто будет руководить Ревущими Командос?

Он улыбнулся и действительно почувствовал себя лучше. С этого места на расстоянии пятидесяти футов от берега, все выглядело привлекательнее. Может быть, сказывались перепады давления или еще что-то. То, что произошло с Дядюшкой Томми, было ужасно, но он надеялся, что сможет свыкнуться с этим, смириться. Так, во всяком случае, сказала мама. Дядюшка Морган в последнее время был слишком надоедливым, но он всегда был занудой.

А что касается мамы… Это, конечно, самое главное!

«Действительно, — подумал он, сидя на скамейке и ковыряясь в песке носком туфель, — может быть, все в порядке. С ней все должно быть в порядке. Это, конечно же, возможно. Кроме всего прочего, ведь никто не пришел и не сказал прямо, что это Р… Ведь так? Нет. Если у нее рак, она бы не привезла его сюда, ведь так? Тогда они скорее всего были бы сейчас в Швейцарии, и мама принимала бы холодные минеральные ванны, или принимала бы какие-нибудь лекарства, или еще что-нибудь. Так бы она и поступила».

А может быть…

Тихий, шепчущий голос проник в его сознание. Он опустил взгляд и его глаза округлились. Песок в отпечатке следа его левого ботинка пришел в движение. Хорошенькие белые песчинки скользили по маленькой окружности в палец диаметром. Внезапно песок внутри этого круга провалился, и теперь в песке была ямка. Она была глубиной в пару дюймов. Края этой ямки пришли в движение — по кругу, по кругу, быстро вращаясь против часовой стрелки.

«Так не бывает, — сказал он себе, но сердце начало биться учащенно. Дыхание тоже участилось. — Так не бывает, это мне просто кажется. Вот и все. А может быть, там краб или что-то еще»…

Но это был не краб, и это, конечно, ему не казалось. Он мог спрятаться в свои Видения, когда что-то пугало его или наводило на него грусть. Но, конечно же, это был не краб.

Песок двигался все быстрее, звук был сухим и жестким, и это наводило на мысль о статическом электричестве, и об экспериментах, которые они в прошлом году проводили с Лейденской банкой. Однако больше всего этот звук напоминал длинный безумный вздох, последний вздох умирающего.

Все больше песка вовлекалось в движение. Теперь это была уже не ямка — это была уже воронка в песке, что-то вроде перевернутого смерча. Ярко-желтая обертка жевательной резинки появилась и скрылась, опять появилась. Каждый раз, когда она снова появлялась, Джек мог прочесть все большую часть надписи: «СО, СОЧН, СОЧНЫЕ Ф…». Воронка росла, песок улетел с обертки. Как будто чья-то недружественная рука снимала покрывало с постели. «СОЧНЫЕ ФРУКТЫ», — прочел он, и обертка вылетела из воронки.

Песок вращался все быстрее и быстрее, издавая свистящий шорох: «Шшшшааашши». Джек смотрел на воронку, сначала изумленно, затем испуганно. Песок раскрывался, как огромный темный глаз. Это был глаз чайки, которая бросила ракушку на камень и вытягивала из нее живое мясо, как резиновую ленту.

— Шшшшааашшш, — насмешливо шуршал песок мертвым голосом. Хотя Джек очень хотел, чтобы этот голос звучал только в его мозгу, но голос был реален. — Его вставная челюсть вылетела, Джек, когда его сшибло «Дикое Дитя», она вылетела, бац! И не помог Йельский университет, когда фургон «Дикое Дитя» примчался и выбил его вставную челюсть, вот так, Джеки. А твоя мама…

И тут он опять бросился бежать, ничего не видя, не оглядываясь, и волосы развевались вокруг его лба. Глаза его были круглыми и испуганными.

Джек проскочил веранду отеля, как пуля, выпущенная из ружья. Вся атмосфера этого места запрещала бег: было тихо, как в библиотеке, и серый свет падал сквозь высокие окна, освещая выцветшие ковры. Джек проскочил мимо конторки и столкнулся с пронизывающим насквозь взглядом клерка. Клерк ничего не сказал, но уголки его рта опустились вниз на сантиметр. Как будто он бегал в церкви. Джек стер рукавом пот со лба и заставил себя пройти остаток пути до лифта медленнее. Он нажал кнопку вызова, чувствуя, как хмурый взгляд клерка жжет ему спину. За всю последнюю неделю Джек всего раз увидел, как этот клерк улыбался — когда он узнал мать Джека. Да и то это была всего лишь улыбка вежливости.

— Представляю себе, насколько нужно быть старым, чтобы узнать Лили Кавано, — сказала она Джеку, когда они поднялись в свой номер.

Не так давно ее узнавали все, кто видел ее в одном из полусотни фильмов, в которых она снималась в пятидесятых-шестидесятых годах. (Ее называли «Королевой группы Б». Сама она называла это «Милашка из мотеля».) Шоферы, официанты, горничные — все они осаждали ее. Теперь все это ушло в прошлое.

Джек стоял, раскачиваясь из стороны в сторону перед неподвижной дверью лифта, чувствуя, как невозможный, и в то же время знакомый голос поднимается к нему из песчаной воронки. Он опять увидел Томаса Вудбина, который был одним из его опекунов — надежной защитой от несчастий и потрясений, который лежит мертвым на Бульваре Ла Чинега, а его вставная челюсть валяется в двадцати футах от него. Он нажал кнопку.

Быстрее!

Затем он увидел кое-что похуже, как его мать заталкивают в машину двое невозмутимого вида мужчин. Внезапно ему захотелось по-маленькому. Он снова уперся ладонью в кнопку, и услышал, как серый человек за стойкой издал возглас неодобрения. Джек зажал другой рукой волшебное место ниже живота, чтобы сдержаться и уменьшить давление на мочевой пузырь. Теперь он услышал тихий шелест опускающегося лифта. Он зажмурился и сжал ноги. Мама выглядела неуверенной, потерянной и рассеянной, как будто она была послушной собачонкой. Но он знал, что это происходит не на самом деле. Это было воспоминание, частично это было его Видением и происходило это не с его мамой, а с ним.

Когда раздвижная дверь лифта скользнула вбок, открывая затемненное внутри пространство, на него глянуло его собственное лицо, отраженное в зеркале. Сцена, которую он помнил с семилетнего возраста, опять нахлынула на него, и он увидел, как цвет глаз одного из мужчин становится желтым, и почувствовал, как рука другого превращается во что-то похожее на клешню, твердое и нечеловеческое…

Это невозможно: всех этих Видений не бывает. Он не мог видеть, как глаза мужчины становятся из голубых желтыми, и его мама была прекрасной и веселой, и нечего пугаться, и никто не умер, и опасны только чайки для мидий. Он закрыл глаза, и лифт начал подниматься.

Эта штука в песке смеялась над ним.

Джек проскочил в щель, как только дверь начала открываться. Он проскочил мимо еще нескольких лифтов, свернул в правый коридор и побежал к их номеру. У них были комнаты 407 и 408, которые состояли из двух спален, маленькой кухоньки и гостиной с видом на тихий пляж и безбрежный океан. Мама повсюду наставила цветы и повесила несколько фотографий. Джеку пять лет, Джеку одиннадцать, Джек-малыш на руках отца. Его отец, Филип Сойер, за баранкой старого де сото, на котором они с Морганом Слоутом ездили в Калифорнию в те невообразимо далекие времена, когда были настолько бедны, что приходилось спать в машине.

Джек ворвался в гостиную номера 408 и закричал:

— Мама? Мама!

Его встретили цветы и улыбающиеся фотографии, ответа не было.

— Мама!

Дверь за ним захлопнулась. Джек почувствовал холод в желудке. Он направился в большую спальню справа.

— Мама!

Еще одна ваза с высокими яркими цветами. Пустая кровать с накрахмаленным и выглаженным бельем была такая жесткая, что отсекала любую мысль о грехе. На прикроватном столике — ряд бутылочек с витаминами и таблетками. Джек попятился. От окна комнаты на него накатывались черные волны.

Двое мужчин в неприметном автомобиле, оба сами неприметные, уводят ее.

— Мама! — выкрикнул он.

— Я слышу, Джек, — донесся до него голос из-за двери ванной. — Что там стряслось?

— О, — сказал он и почувствовал прилив облегчения. — О, извини. Я просто не знал, где тебя искать.