Черная камея - Райс Энн (книги онлайн полные .txt) 📗
Только молнии время от времени атаковали этих древних часовых, не страшась старинных легенд, гласивших, что на острове Сладкого Дьявола обитает зло и что тот, кто туда отправится, рискует никогда не вернуться.
Впервые я услышал эти легенды в пятнадцатилетнем возрасте. А в двадцать один мне повторили их снова, но тщеславие и любопытство влекли меня на загадочный остров, к весьма еще крепкому двухэтажному дому и таинственному мавзолею рядом с ним. Но теперь для меня не существовало никакого «потом». Остались только бессмертие, бьющая через край энергия и великая сила, навсегда отрезавшие меня от реальности и времени.
Человеку в пироге пришлось бы больше часа лавировать между корнями деревьев, чтобы добраться от острова до большой земли – до пристани у основания возвышенности, на которой стоял Блэквуд-Мэнор, надменный и величественный.
На самом деле я не испытывал привязанности к Хижине Отшельника, но она была мне необходима. Мне не нравился мрачный мавзолей из гранита и золота с выбитыми в камне странными латинскими надписями, однако днем приходилось прятаться в нем от солнца.
Зато Блэквуд-Мэнор я любил той безрассудной и эгоистичной любовью, которую порождают в наших душах только величественные дома, всем своим обликом словно говорящие: «Я стоял здесь до того, как ты появился на этом свете, и буду стоять после твоей смерти». Такие строения словно воплощают собой надежность и олицетворение мечты.
История Блэквуд-Мэнор захватывала меня не меньше, чем его тщеславная красота. Я всю жизнь прожил в этом особняке, если не считать чудесных путешествий за границу.
Я не мог понять, почему множество моих дядюшек и тетушек все-таки покинули Блэквуд-Мэнор, но эти люди – чужаки, переселившиеся на север и приезжавшие домой только изредка, на похороны, – меня не интересовали. Сам же я был очарован родовым особняком.
Сейчас я не знал, как поступить. Быть может, стоит вернуться туда, чтобы еще раз пройтись по знакомым комнатам? Вернуться, чтобы зайти в большую спальню на первом этаже в задней половине дома, где моя любимая тетушка Куин как раз сейчас устраивается в своем любимом кресле? В кармане моего пиджака лежала еще одна камея, специально купленная для нее всего несколько дней тому назад в Нью-Йорке, – так не следует ли отдать подарок? Чудесный экземпляр, один из лучших...
Но нет. Я не смогу попрощаться, заранее не зная исхода. Не сумею намекнуть, что со мной может что-то случиться, и весело уйти в таинственное никуда, в котором и так увяз по самую макушку... Квинн – ночной гость, Квинн, предпочитающий тускло освещенные комнаты и шарахающийся от ламп, словно больной, страдающий каким-то экзотическим недугом. Разве моя дорогая добрая тетушка Куин заслужила такое прощание?
Если я не доживу до утра, то стану персонажем еще одной легенды: «Ах, этот неисправимый Квинн! Несмотря на все предостережения, он все-таки отправился в самое сердце болота Сладкого Дьявола. Зачем только ему понадобилось таскаться в эту проклятую Хижину Отшельника? И вот результат: однажды ночью он не вернулся оттуда».
На самом деле я не верил, что Лестат меня уничтожит. Не верил, что он это сделает, не выслушав прежде мою историю – всю или хотя бы частично. Вероятно, я был просто слишком молод, чтобы допустить такую возможность. Или причина состояла в том, что, с увлечением и жаром прочитав повествование Лестата, я ощутил наше с ним сходство?
Скорее всего, это можно назвать безумием, но мною руководило непреодолимое желание оказаться как можно ближе к Лестату. Я не знал, каким образом и откуда он наблюдал за Новым Орлеаном. Не знал, когда и как часто он наведывался в свою квартиру во Французском квартале. Но это письмо и предназначенная в дар Лестату ониксовая камея с моим портретом должны были сегодня ночью попасть в его квартиру.
Наконец я покинул обитое кожей золоченое кресло, вышел из великолепного дома с мраморными полами, а потом одним лишь усилием мысли приподнялся над теплой землей и медленно взмыл в воздух, испытывая восхитительную легкость. Я взлетал все выше и выше, пока с прохладной высоты не увидел во всей красе огромные извилистые пространства черного болота и сияющий огнями большой дом, светившийся словно фонарик на гладкой поверхности травы.
Прибегнув к самой необычной из дарованных мне сил – Заоблачному дару, я приказал себе двигаться к Новому Орлеану и, оставив позади воды озера Поншатрен, вскоре приблизился к печально известному дому на Рю-Рояль, где – как было известно любому Охотнику за Кровью, жил непобедимый Лестат.
«Сущий дьявол, – отзывался о нем мой Создатель, – покупает себе дома на собственное имя, хотя Таламаска следует за ним по пятам. Он намерен пережить их. Он более милосерден, чем я».
«Более милосерден...» Именно на это я и рассчитывал: «Лестат, где бы ты ни был, прояви милосердие. Мое обращение к тебе вовсе не знак неуважения. Из письма ты поймешь, как нужен мне».
Я медленно начал спускаться все ниже и ниже, пока не почувствовал вновь ароматный воздух. Любой случайный прохожий принял бы меня сейчас просто за мелькнувшую тень. Наконец я оказался на заднем дворе дома, возле журчащего фонтана, и взглянул на крутую железную лестницу, ведущую к черному входу.
Что ж, вот я и здесь. В нарушение всех установленных правил. Я во дворе жилища самого принца-паршивца – словно в сердце святыни. В голове невольно всплыли страницы из хроник, где приводилось описание пышной бугенвиллеи, обвившей железные колонны до кованых перил наверху.
А вокруг меня дерзко и весело шумел Французский квартал: звенели тарелки на ресторанных кухнях, весело переговаривались, слоняясь взад и вперед, вездесущие туристы. С Бурбон-стрит доносились звуки джаза, лившиеся из открытых дверей. Мягко шурша шинами, по мостовой медленно проезжали машины.
Маленький двор был аккуратен и красив, а высота окружавших его кирпичных стен поразила меня до глубины души. Таких огромных банановых пальм – их блестящие стволы то там, то здесь разрывали каменные плиты настила – я не видел нигде.
Но участок не производил впечатления заброшенного.
Кто-то срезал мертвые банановые листья. Кто-то собрал сморщившиеся бананы – в Новом Орлеане они почему-то часто усыхают, прежде чем успеют созреть. Кто-то обрезал пышные розовые кусты.
В общем, дворик выглядел чистеньким.
Даже вода, с журчанием льющаяся из морской раковины в каменные руки херувимчика и затем стекавшая в чашу фонтана, оставалась прозрачной.
Все эти милые частности заставили меня устыдиться непрошеного вторжения, но я был преисполнен глупой решимости и потому не испытывал страха.
Испугался я, лишь заметив в одном из верхних окон тусклый свет, будто где-то в глубине помещения горела лампа. Но и тут во мне снова взыграло всепоглощающее безумие.
«Неужели я поговорю с самим Лестатом? И что, если, завидев меня, он без колебаний воспользуется Огненным даром? Тогда и письмо, и ониксовая камея, и мои горестные мольбы – все бесполезно! Все-таки следовало подарить тетушке Куин новую камею. Следовало схватить ее в объятия и поцеловать. Я должен был сказать ей хоть пару слов, ибо сейчас умру, – мелькало в голове. И тут же мысли мои приняли иное направление: “Лестат, я люблю тебя. Вот идет Квинн, который будет тебе и рабом, и учеником!”»
Только полный идиот мог испытывать такое воодушевление.
Я поспешно, однако стараясь при этом двигаться беззвучно, поднялся по винтовой железной лестнице и, едва достигнув балконной двери, явственно уловил характерный запах. В доме находился человек. Что бы это значило? Я остановился и воспользовался Мысленным даром, чтобы тщательно обследовать все комнаты.
И сразу получил информацию, сбившую меня с толку. Внутри был человек, в этом не приходилось сомневаться, и он перемещался там торопливо, скрытно, сознавая, что не имел никакого права проникать в этот дом. А главное, этот таинственный незнакомец знал, что я стою у двери.
В первую секунду я растерялся. Вломившись без позволения в чужой дом, я поймал точно такого же непрошеного гостя. Меня вдруг захлестнуло неуместное возмущение. Этот субъект нарушил право частной собственности. Как он посмел влезть в дом Лестата? Что это еще за нахал? И откуда он узнал, что я здесь, что мой ум проник в его сознание?
