Право на месть - Мазин Александр Владимирович (книги онлайн TXT) 📗
– Покаяние, терпение и биокоррекция! – вещал Иннокентий с пафосом.– Святой отец Константин даст вам все, что нужно!
Ласковин скептически оглядел комнату бывшего наркомана. Если «все, что нужно»,– это вот такая комната, то у Лешинова довольно скромные представления о необходимом. Или на самого пастыря не распространяется? Впрочем, легко проверить.
– Вот,– сказал он, доставая бумажник,– первая моя жертва! – и протянул сотенную бумажку.
– Молодец! – одобрил Гужма, беря деньги.– Щедрость – истинная добродетель.
– Для хорошего дела – не жалко! – совершенно искренне произнес Андрей.
Гужма спрятал деньги в карман, порылся в кучке бумаг на столе, извлек листок с текстом.
– Вот,– сказал он, вручая листок Наташе.– Почитаете на ночь. А завтра приходите в наш ДК. На лекцию. Там и адрес есть.– Он указал на листок.– А потом я отведу вас к святому отцу Константину.
– Спасибо,– поблагодарила Наташа.– Ну мы, наверно, пойдем?
От пристального взгляда Гужмы у нее возникало ощущение чего-то липко-холодного. Взгляд бывшего наркомана был не то чтобы похотливый… скорее – плотоядный. Гужма смотрел на Наташу не как на женщину, а как на… еду.
– Идите,– кивнул Иннокентий.– Теперь мы будем часто встречаться.
– Может, спустимся вниз,– предложил Ласковин,– выпьем по стаканчику за знакомство?
На первом этаже дома разместилась рюмочная как раз по рангу Иннокентия.
– Не пью,– строго сказал бывший наркоман.– И ты не будешь. Наши никто не пьет.
– Ну как? – спросила Наташа, когда они вышли.– Ты узнал, что хотел? Это не он, да?
– Бомбу бросил не он,– ответил Ласковин.– Но на «святого отца» стоит взглянуть. И взглянем.
Даже если Лешинов и не имеет отношения к взрыву, все равно от его ученичка на пять метров несет бесовщиной.
«Неужели у меня появился нюх на зло?» – с надеждой подумал Андрей.
Очень может быть.
У его машины возились двое парней, пытаясь взломать дверь.
Но не успел Ласковин что-то предпринять, как слева раздался свист, и взломщики порскнули в разные стороны.
Ласковин мог догнать хотя бы одного, но не видел в этом смысла. Сам виноват – забыл, выходя, включить сигнализацию.
Поворачивая ключ, вспомнил о том, что собирался в автосервис. Ладно, завтра.
День прошел с пользой.
Глава четвертая
Ехать к началу лекции Ласковин счел излишеством, поэтому прибыли они с Наташей через час после указанного в рекламке времени.
В фойе было холодно и пусто. Пустые фанерные стенды, какие-то некроманиакальные картины в черных, зеленых и багровых пятнах расплывшейся краски. Запах мокрой штукатурки и возбужденной толпы, такой беспокоящий в пустом и холодном холле. Словно толпа призраков теснится вокруг и, потея призрачным потом, вынюхивает живую кровь.
Ласковин встряхнул головой, и наваждение рассеялось. Обычный обветшалый сарай для масс времен развитого социализма.
В гардеробе никого не было. То ли из-за холода внутри никто не хотел раздеваться, то ли администрация решила сэкономить на зарплате гардеробщика.
По когда-то красной, а теперь серой от пыли дорожке, прикрывающей высокие неудобные ступени, Ласковин и Наташа поднялись на второй этаж. Здесь было то же, что и внизу: ни игровых автоматов, ни развеселой музыки из бара, которого тоже не наблюдалось. Стеклянные с занавесками двери буфета украшал амбарный замок. Вдоль окон – наполненные землей глиняные горшки. Без признака растительности. Скудное освещение и подсвеченный «лягушкой» стенд с цветной глянцевой фотографией святого отца и т. д. Константина Лешинова. Этакий «луч света в темном царстве». Не обремененный, впрочем, склонностью к самоубийству.
Андрей приоткрыл дверь зала и обнаружил полный контраст с безлюдным фойе. Аншлаг. При том, что рассчитана прямоугольная коробка человек на тысячу, не меньше. Ни единого свободного места. Еще сотни две стояли в проходах, подпирали колонны, обсели подоконники.
«Тысячи полторы»,– прикинул Ласковин, оглядывая головы зрителей. Верней, слушателей, потому что зрелища как такового не было. Если не считать зрелищем одинокого человечка, расхаживающего по авансцене с радиомикрофоном в руке. Человечек, крохотный издали (лица толком не разглядеть даже зоркому Ласковину), сыпал в пространство гладкие, уверенные слова. О здоровье, о правильной жизни, о том, какая вокруг неправильная жизнь,– и обличительные выпады против некоего политика, без упоминания, впрочем, имен. Мол, сами знаете, о ком идет речь. Бог упоминался через слово: «Бог, Заветы, Библия, Серафим Саровский и Сергий Радонежский…» Но в контексте: «Я толкую, я подсказываю, какие книги читать, какие молитвы, с какими намерениями…» – и для подкрепления авторитета: «Я лечу, я творю чудеса (но это так, детские шалости), я наставляю всех, и (вскользь) предки мои были такими же».
Смысл не был главным. Главным было то, что собравшиеся здесь – это одно, а остальные там, снаружи. Исподволь: там – враги. Но их не нужно бояться. Пусть они боятся нас, потому что мы знаем их козни. Вернее, «я знаю и научу вас». Еще о траве, которую топчут, а она все равно растет – «мы – эта трава», еще о том, что «делай, что скажу,– и будешь здоров, счастлив и благостен». И через слово «Бог», «к Богу» «для Бога».
Ласковину стало смешно. Маленький человек в черной рясе казался пародией на какого-нибудь манихея-пророка. Воплощением тезиса: «Мир есть ложь». Добавь один слог, кукушечье «ку», и вот она – упрятанная под «душой» и «Богом» истина! Кумир! Есть! Ложь! Неужели кого-то можно купить на такое? Кого-то не из бывших торчков?
Ласковин взглянул на соседа, и его затошнило. Дергающаяся щека, приоткрытый рот… Сосед напоминал загипнотизированную крысу.
Лешинов сделал паузу, и зал дружно вздохнул, зашевелился.
Андрей оглянулся, увидел рядом Наташу, улыбнулся ей, и она улыбнулась ему – словно глоток жизни.
Ласковин снова обратился к залу. Примерно девяносто процентов присутствующих – женщины. Половина за пенсионным рубежом. Но хватало и молодых. Особенно в первых рядах.
«Святой отец» кашлянул, и тут же воцарилась тишина.
Лешинов заговорил. Другим, обыденным тоном. Практические вещи. Что говорить, что есть, что сделать, чтобы уберечь себя от недругов, что из биозаряженных «средств» использовать, если пьет муж, если обижает сосед по квартире, если дети не слушаются. Как себя вести завтра, послезавтра, какой день – плохой, какой – хороший, как уберечься от сглаза, как каяться, как какать…
Сосед Ласковина, сопя, скреб по бумаге шариковой ручкой. Лешинов диктовал медленно, то и дело отсылая слушателей к собственным литературным трудам, указывая страницы, от и до каких пор следует прочитать.
Завершив «инструкцию», Лешинов напомнил, что каждый его сеанс является исцеляющим и что через неделю здесь состоится очередная встреча. А если кому невтерпеж увидеть «святого отца» раньше, то завтра… и послезавтра…
– А теперь,– объявил отец Константин,– если у кого-то есть личные…
Половина зала немедленно ломанулась к сцене.
Ласковин кивнул Наташе, и они вышли в фойе.
Теперь здесь уже не было пустынно. Сновали улыбчивые энергичные тетки, стояли лотки с лешиновскими «лекарствами»: травками, иконками, книжечками, зачарованными кулончиками и прочим.
Ласковин мягко «футболил» наиболее настырных торговок.
– Мы здоровы, у нас все хорошо,– повторял он и улыбался еще более энергично, чем продавщицы брошюр и благовоний.
Натиск ослабел. Из зала повалил народ, и у теток появились более легкие жертвы для наделения счастьем.
—
– Ну как? – спросила Наташа.– Проникся?
– До самой поджелудочной железы,– ответил Ласковин.– К счастью, у меня пониженный рвотный рефлекс.
– Тсс! – Наташа приложила палец к губам.– Как ты можешь? Вдруг кто услышит? Нас же на кусочки разорвут!
Андрей усмехнулся.
– Нет такой травы,– сказал он,– чтобы прирастила обратно выбитые хорошим гияку-цки зубы. Хоть ты ее трижды заряди!
