Пандора - Райс Энн (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
«Как тебе только в голову такое пришло?»
«В моем сне царицу называли Источником».
Я налетела на него и заключила в объятия! Он оказался поразительно сильным, твердым, как дерево! Никогда еще я не видела у мужчины таких жестких мускулов! Я положила голову ему на плечо, и щека, прижавшаяся к моему затылку, была холодной!
Он ласково обнял меня обеими руками, погладил по волосам, освободил их от всех шпилек и позволил им рассыпаться по спине. Я ощущала покалывание во всем теле.
Жесткий, такой жесткий, но никакого биения жизни. Нежные, приятные жесты, лишенные тепла человеческой крови.
«Дорогая моя, – тихо сказал он, – источник твоих снов мне неизвестен, но я знаю следующее: ты защитишься и от меня, и от них. Ты никогда не войдешь в эту легенду, что слагается стих за стихом, как бы ни менялся мир! Я этого не допущу».
«Так объясни мне. Я не буду помогать, пока ты мне все не объяснишь. Ты знаешь, как страдает царица во сне? У нее такие же слезы, как у тебя. Смотри! Это кровь! У тебя пятна на тунике! Она здесь, царица? Это она меня вызвала?»
«А что, если так, и она хочет наказать тебя за ту прошлую жизнь, что снилась тебе во сне – когда ее держали в оковах злые боги?»
«Нет, – сказала я. – У нее иные намерения. Кроме того, я отказалась делать то, что велели темные боги во сне. Я не стала пить из Источника. Я убежала, поэтому и умерла в пустыне».
Он со вздохом воздел руки. И отошел. Он отвернулся к темному перистилю. Только звезды освещали деревья. Я увидела, что от дальней столовой на другом конце дома исходит слабое свечение.
Я посмотрела на него, думая, какого он высокого роста, какая у него прямая спина, как твердо стоят ноги на мозаичном полу. Благодаря лампам его светлые волосы казались еще великолепнее.
Он заговорил очень тихо, но я тем не менее отчетливо расслышала его слова:
«Как же случилась эта глупость?»
«Какая глупость? – спросила я и подошла к нему. – Мое присутствие здесь, в Антиохии? Я тебе расскажу. Отец устроил мне побег, вот я и…»
«Нет, нет, я о другом. Я хочу, чтобы ты жила, жила в безопасности, под защитой, чтобы ничто тебе не угрожало, чтобы ты цвела, как тебе и положено. Твои лепестки даже по краям еще не увядают, а твоя дерзость только усиливает твою красоту! Ты столько знаешь, так владеешь ораторским искусством, что у твоего брата не осталось ни шанса. Ты очаровала солдат и своим превосходством превратила их в своих рабов, ни разу не вызвав у них возмущения. У тебя впереди долгие годы жизни! Но я должен придумать, как обеспечить твою безопасность. Это самое главное. Тебе придется днем покинуть Антиохию».
«Жрец и жрица называли тебя „другом храма“. Они говорили, что ты умеешь читать старые рукописи. Они говорили, ты скупаешь все египетские книги, попадающие в порт. Зачем? Если ты ищешь ее, царицу, то ищи ее через меня, потому что это она меня вызвала – она сама так сказала».
«Во сне она не говорила! Ты не знаешь, чей это голос! Что, если сны действительно имеют отношение к переселению душ? Что, если у тебя была прошлая жизнь? А ты приходишь в храм, вокруг которого бродит отвратительный древний бог, ты в опасности. Ты должна уехать отсюда, от меня, от того раненого охотника – я сам его найду».
«Ты не говоришь мне всего, что знаешь? Что с тобой случилось, Мариус? Что случилось? Кто совершил с тобой это чудо? Ты весь светишься. Это не маска; свет исходит изнутри!»
«Проклятие, Пандора! Неужели ты думаешь, что я хотел сократить свою жизнь и продлить свою судьбу на целую вечность?»
Он мучился. Он посмотрел на меня, не желая продолжать, и я на один невыносимый миг почувствовала, как ему больно и одиноко.
На меня нахлынула волна страданий долгой вчерашней ночи, когда меня вдруг осенило, насколько бессодержательны все религии и символы веры, а сама попытка хорошо жить виделась мне не больше чем ловушкой для глупца.
Внезапно он обхватил меня руками, застав врасплох, крепко обнял, нежно потерся щекой о мои волосы и поцеловал меня в голову. Шелковистый, отполированный, невыразимо ласковый…
«Пандора, Пандора, Пандора! – повторял он. – Прекрасная девочка выросла в чудесную женщину».
Я обнимала твердое изваяние самого замечательного мужчины в моей жизни; я обняла его и на сей раз услышала четкое, ритмичное биение сердца. Я приложила ухо к его груди.
«О, Мариус, если бы я только могла крепко прижаться к тебе и отдохнуть! Если бы я только могла отдаться на твое покровительство. Но ты же меня отталкиваешь! Ты не обещаешь охранять меня, ты предписываешь мне бежать, скитаться, переживать новые кошмары, обрекаешь на новые тайны и отчаяние. Нет, я не могу! – Я отвернулась от его ласк. Я чувствовала, что он целует мои волосы. – Не говори, что я больше тебя не увижу! Неужели ты думаешь, что в довершение ко всему остальному я смогу вынести и это? Я здесь совсем одна – и кого же я встречаю? Того, кто оставил в моем детском сердце такой отпечаток, что мне до сих пор отчетливо видны все детали, как на монете превосходной чеканки. А ты говоришь, что мы больше не увидимся, что мне нужно уехать!»
Я повернулась к нему.
В его глазах читалось вожделение. Но он взял себя в руки. Тихим голосом, с улыбкой на губах он признался:
«Как же я восхищался твоей беседой с легатом! Я уж думал, вы вдвоем спланируете полное покорение германских племен. – Он вздохнул. – Ты должна обрести хорошую жизнь, богатую жизнь, жизнь, питающую и душу, и тело».
К его лицу прилила краска. Он посмотрел на меня, на мою грудь, на бедра, на лицо. Он стыдился своего чувства и пытался его скрыть. Вожделение…
«Ты все еще мужчина?» – спросила я.
Он не ответил. Но его лицо застыло.
«Ты никогда до конца не поймешь, кто я такой!»
«Да, но не мужчина! Я права? Не мужчина».
«Пандора, ты намеренно надо мной насмехаешься. Почему? Зачем тебе это?»
«Это превращение, допуск к тем, кто пьет кровь; оно не добавило к твоему росту ни дюйма. А в других местах хоть дюйм прибавился?»
«Пожалуйста, прекрати», – взмолился он.
«Захоти меня, Мариус. Скажи, что хочешь. Это видно. Подтверди словами. Что тебе стоит?»
«Ты меня до бешенства доводишь! – сказал он. Его лицо покраснело от гнева, он так плотно сжал губы, что они побелели. – Благодари богов, что не хочу! Не настолько, чтобы предать любовь ради краткого кровавого экстаза».
«А люди из храма – ведь они не знают, кто ты на самом деле?»
«Нет!»
«И ты не откроешь мне свое сердце?»
«Никогда. Ты меня забудешь, сны померкнут. Держу пари, что сам заставлю их померкнуть, своими молитвами. Так я и сделаю».
«Что за благочестивая политика! – сказала я. – И что даровало тебе такие милости древней Изиды, которая пила кровь и называлась Источником?»
«Не говори так – это чистейшей воды ложь. Ты же не можешь быть уверена, что царица в твоем сне – это Изида. Что ты узнала из этих страшных снов? Сама подумай. Ты узнала, что царица была пленницей богов, которые пили кровь, что она вынесла им приговор. В них жило зло. Подумай. Вспомни сон. Ты сочла их порочными, порочными тогда, и порочными же считаешь сейчас. В храме ты уловила запах зла. Я знаю. Я наблюдал за тобой».
«Да. Но в тебе зла нет, Мариус, – и не пытайся доказать мне обратное! У тебя тело как мрамор, ты пьешь кровь, но как бог – не от зла!»
Он собирался возразить, но снова остановился. Он искоса посмотрел в окно. Потом медленно повернул голову и обвел взглядом крышу перистиля.
«Что – рассвет, – спросила я, – лучи Амон-Ра?»
«Никогда не встречал человека с такой способностью сводить с ума! – сказал он. – Если бы я на тебе женился, ты быстро бы отправила меня в могилу. И избавила бы меня от этого».
«От чего „этого“?»
Он подозвал Флавия, который все время держался неподалеку и все слышал.
«Флавий, я уже ухожу, – сказал он. – Приходится. Но ты ее охраняй. Когда сгустится ночь, я появлюсь снова, как только смогу. Если вдруг кто-то опередит меня, какой-нибудь страшный на вид противник, весь в шрамах, бей мечом в голову. В голову, запомнил? И, конечно, не сомневаюсь, что твоя госпожа сама сумеет себя защитить».
