Пробудившие Зло (СИ) - Держапольский Виталий Владимирович "Держ" (библиотека электронных книг TXT) 📗
— А кто их, этих тварей, разберет? — Алик почесал затылок, а затем «философски» изрек:
— В расход их всех надо, чтобы не портили стройную материалистическую картину мира. Согласны?
— Я за! — тут же поддержал друга Кучерявый. — Обеими руками!
— А ты чего молчишь, Леньчик? — Александров повернулся ко второму приятелю.
— Пока в раздумьях, — не стал «темнить» Леньчик. — С колдуном все понятно — он на Кучерявого бочку катит… А это наказуемо. К тому же он — бесплотный дух давным-давно издохшего питекантропа, которого никто искать не будет. А эта голожопая мадам, по всей видимости, не каждый день в чем мать родила в виде кошки прогуливается… И если мы её того, в расход, а она возьми и обратно в человеческий облик перекинься? И останемся мы «на руках» с трупом голой тетки. И поди тогда, докажи, что не верблюд! На зону кто-нибудь спешит попасть? Я лично не тороплюсь…
— Убедил, красноречивый! — Алик, как обычно, быстро принимал решения. — Ведьму, значится, пока не трогаем — оставим на сладенькое. Может и не обязательно её в расход пускать. А вот колдун, сука, ждать не будет…
— Так давайте поспешим, и побыстрее раздобудем бумаги Филимоныча! — поторопил друзей Карпов, ускоряя шаг.
— Давайте поспешим, — кивнул Алик, догоняя Кучерявого.
Леньчику не оставалось ничего другого, как присоединиться к товарищам, благо, что до жилья Филимоныча оставалось «рукой подать». Через пять минут они уже топтались возле забора нужного дома.
— Ручка с бумагой в твоей берлоге найдется? — поинтересовался Хобот.
— Зачем? — удивился Первухин.
— План местного гестапо рисовать будешь, — пояснил авторитет. — Ты же там не раз бывал?
— А то, — хмыкнул Пельмень, — знаю третью хату как свои регалки! — Вчера только к исповедальнику за мордобой таскали… Тогда, кстати, я книжонку-то и срисовал.
— Ручка и бумага есть? — повторил носастый.
— Э-э-э… — «закатил шары» Пельмень, вспоминая, присутствует ли в его квартире искомая канцелярия.
— Не тормози, Пельмеха! — поторопил Славку смотрящий, поглядывая на часы. — Времени и без того в обрез!
— Чертилка [14], кажись есть! — обрадовано сообщил он, подскакивая с табуретки. Обгрызенный карандашик обнаружился под старой радиомагнитолой, неизвестно с каких пор валявшийся в этом пыльном закутке. — Вот, держи, Хобот, — Пельмень принес авторитету карандаш, словно преданный пес хозяину брошенную палку. А гумага… гумага… вспомнил! — Славка обрадовано хлопнул себя ладонью по лбу. — Ща!
Он метнулся в небольшую прихожку, рванул за ручку дверь в совмещенный с ванной санузел. Подхватил с бетонного пола лежавший возле стульчака томик стихов какого-то начинающего поэта, навязанный Первухину «в нагрузку» к коробке конфет, затаренных в местном сельмаге. Так как деваться Славке было некуда: без конфеток и винища очередная сучка на случку не соглашалась, томик стихов был оплачен, принесен на хазу, где и занял подобающее ему место — возле параши, как подтирочный материал.
— Есть чистый лист! — Вернувшись в комнату, Пельмень продемонстрировал сохранившийся авантитул томика Хоботу. — Он жесткий, вот и уцелел, — пояснил Славка.
— Рисуй план гестапо, — коротко приказал смотрящий. — Да поподробнее!
— Чё там рисовать-то? — пожал плечами Пельмень, присаживаясь на диван рядом с Хоботом. Подвинув к себе табурет, Славка положил него развернутую книгу, и старательно нарисовал квадрат, разбив его полосой на две неравные части. — Это коридор, — Пельмень ткнул карандашом в нарисованную полоску, — в конце — амбразура [15] с паутиной [16]. Это — дежурка-аквариум с мудозвоном, — карандаш уперся в маленькое помещение. — А здесь, — Первухин разделил черточками оставшееся помещение на пять частей, — три исповедальни, обезьянник и оружейка.
— Один этаж в хате? — уточнил Хобот.
— Два. На втором только коридор и кабинеты, — ответил Славка.
— Где паливо [17] хранится?
— По идее — на втором этаже есть каморка, — ответил Славка, — вот здесь — вторая дверь от амбразуры.
— Думаешь, книга там?
— Не-а, — Славка мотнул головой, — Казанцеву, ну, следаку, которому при мне книжку приперли, по ходу в лом было вещдоки оприходовать…
— Тебе-то почем знать? — усомнился авторитет.
— Да точняк, Хобот! Да у него на лбу словно регалку вот такими буквами набили… Он энтот кирпич или в сандаль [18] запихал, или на столе оставил, но из исповедальни точно не вынес. Зуб даю!
— Побереги жевалки, Пельмень, их у тебя и так немного осталось, — просипел Хобот, вновь прикладывая платок к губам. — Каморку тоже скидывать со счетов не будем… — авторитет вновь содрогнулся от кашля, пачкая платок капельками крови.
— Совсем ты плох, Хобот, — сочувственно покачал головой Славка. — На больничку тебе бы…
— Не жилец я уже, Пельмеха, — нехотя признался смотрящий. — Лепила приговор вынес, который обжалованию не подлежит: спасти меня может только чудо! Понял? Чудо! Как тогда в шестьдесят третьем…
— Чудо? Это ты о Снулом, что ли? Да где же взять-то его? Он же давно ласты склеил!
— Да, жаль, что Снулого не вернуть, — с булькающим грудным присвистом вздохнул Хобот. — Но чудо все-таки явлено — книга всплыла! Я уж и не надеялся… А это шанс! Какой-никакой… Старик говорил, что книга многое может…
— Что может? — заинтересованно протянул Славка.
— Не знаю, — авторитет потеряно развел руками, — но надеяться мне больше не на что…
— Хреново, пахан, — буркнул Пельмень. — А если кирпич тот — чисто беспонтовка?
— Сам знаю, — щека авторитета дернулась в нервном тике. — Но деваться мне по жизни некуда… Ладно, хорош трындеть: малюй, чего вокруг хаты! — взял себя в руки Хобот. — Как без палева добраться, амбразуры…
— Понял, не дурак! — Славка вновь уткнулся в рисунок. — Вот смотри, — Первухин нарисовал вдоль стены с выходом широкую полосу, — центровая скрипуха [19] выходит аккурат на топталовку [20]…
— На Советскую? — уточнил авторитет.
— А у нас в Нахаловке один бродвей, другого нету, — ухмыльнулся Пельмень, — даром, что райцентр…
— Много текста не по делу! — жестко оборвал подельника Хобот. — Топталовка ночью хорошо освещена?
— Ну, так бродвей же, есть немного. Темняк с другой стороны гестапо, — поспешно пояснил Славка. — Тут загашник за стеной, — он нарисовал с тыльной стороны райотдела внутренний дворик, — сюда амбразуры и выходят. За стенкой говнотечка в овраге бежит — лучше места, чтобы без палива к гестапу пробраться и не придумать.
— А по сторонам от хаты что? — спросил Хобот.
— Вот тута, с этой стороны: клумбы, кусты, деревья, — ткнул карандашом в правую «стену» здания Славка, — а с этой — заготконтора лесхозовская… Ну, там капустники [21] конторские обитают и другая шушера.
— Ясно, — просипел Хобот, придирчиво рассматривая художества подельника. — Собирайся, Пельмень, теперь внатуре на бахчу [22] глянуть надо.
— Слушай, пахан, если я таки при делах, то какой мой интерес? — осторожно поинтересовался Пельмень. — Мантулить [23] на таком гранде [24] сам знаешь — не по понятиям.
— Не меньжуйся — не обижу, — пообещал Хобот. — Если все выгорит — косую [25] отстегну.
— Косую? — переспросил Славка, подумав, что ослышался. — Ек, пахан, тады все тики-так [26]! Еще бы без мокрухи обойтись…
