Цветок Зла - Шиннок Сарина (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
Разница во взглядах не помешала Томасу общаться с Робертом дальше. Кэмпбелл отнюдь не был глуп, не был одним из деградантов морально разлагающейся армии. И, кроме прочего, этому солдату были знакомы понятия чести и верности, как и принцип «сделай или умри». Война Судного дня отчетливо показала, кто есть кто, буквально содрала кожу со всех, волей рока в нее вовлеченных. У правоверных был давно наточен сильно ноющий зуб на всякого, кто носил на рукаве звездно-полосатый флаг, пусть даже на голове его была голубая каска. Ни для кого там не являлось тайной, что США поддерживают Израиль, и арабский мир осатанело ненавидел выходцев из страны, лезущий не в свое дело. До определенной черты Гуччи мог их понять. Черту провело боевое ранение и трехдневный плен, которого хватило на всю жизнь.
Томас пришел в себя в темном помещении с таким количеством пыли и дыма в воздухе, что после вдоха она буквально ощущалась вкусом земли на языке. У него нестерпимо болела голова, мир перед глазами дрожал и иногда просто проваливался в черноту. С ним говорили – предлагали окончательно выбрать сторону, выбрать ее правильно и начать убивать неверных. Гуччи отказался, на грани потери сознания качая тяжелой распухшей головой, не способный произнести ни слова. Тогда его схватили за клейкие от крови волосы на затылке, силой подняли его голову и заставили смотреть. Двоих его боевых товарищей со звериной жестокостью умерщвляли у него на глазах, приговаривая, что то же самое ожидает его, если он не изменит своих убеждений. «Это проклятое дежавю… - вспоминал теперь Томас, когда страшное озарение со всей силы било его под дых. – Как кошмарный сон… Но это было! Это с ними сделали! Зачем, дьявол, зачем? Почему я вспомнил?!».
Однако это была не последняя боль прозрения. Миротворец Гуччи избежал тогда мучительной, бесчеловечной смерти, потому что за ним пришли свои. Пришел Кэмпбелл. Томас тогда потерял сознание, измученный ранением, потерей крови и психологическим шоком. Ясное сознание вернулось к нему лишь в госпитале Исмаилии. Однако теперь это был еще вопрос, насколько тогда оно было ясным. Гуччи был убежден, что Роберт был ранен, но оправился, и вместе с ним отбыл свои девяносто дней, хотя Томас сам видел, как в Кэмпбелла стреляли, как его тело грузили в вертолет и как медик, склонившись над ним, только недвусмысленно качал головой. Из-за ранения или же острого нежелания принимать реальность, Гуччи забыл все это и думал, что Роберт Кэмпбелл выжил, вернулся на службу, а по истечении контракта улетел домой в Брэхамс. Как смотрел бы теперь Томас в глаза его семье, если все же приехал бы в Брэхамс на День Ветеранов, что чувствовал бы, придя на могилу к своему освободителю, спасшего его жизнь ценой своей! И теперь Гуччи, побывавший в плену, пусть и не сотрудничавший с противником ни под каким страхом, имел больше наград, чем герой Кэмпбелл, среди которых, правда, по достоинству была позорная Медаль военнопленного, учрежденная не так давно, после многолетних небеспочвенных споров. Однако с нею все было куда честнее, чем без нее. Как и с божеством смерти, в подобии которого воплотилось искаженное воспоминание о Роберте – распятом, добровольно принесенным в жертву долгу. И лишенным зрения, не сумевшим или же не успевшим увидеть суть. И в этом Кэмпбелл был не одинок.
«Как можно быть таким слепым?! – корил себя вернувшийся к горькой памяти Томас. - Значит, практически девяносто дней жить в иллюзии! Чуть ли не испытывать галлюцинации! Как этого можно было не заметить? Как они все это допустили?… - он задумался, пытаясь собрать все скопившиеся домыслы, воспоминания и знания воедино: - Наверное, так было нужно. Чтобы я прошел, чтобы я вернулся и чтобы я был здесь, чтобы я вспоминал это, чтобы я что-то понимал. Что еще я должен понять?». С ним теперь случилось то, чего он ждал – нарыв накопленной, законсервированной в недоступном сознанию месте боли вскрылся. С выходящим из него экссудатом памяти плавно гасли, становились терпимыми мучения, и возвращалась способность мыслить и готовность действовать. Полицейский вновь достал книгу Бодлера из кармана подранной куртки и пересмотрел отмеченные неведомой рукой стихи:
«III. Élévation. Полет – 4.
LXV. Tristesses de la lune. Печаль луны – 3.
LXXIX. Obsession. Неотвязное – 2.
LXXXII. Horreur sympathique. Манящий ужас – 1.
CXX. Les litanies de Satan. Литания Сатане – 5».
Становилось ясно: испытание кровавого наваждения – если все происходящее было таковым – еще не кончилось. Офицеру Гуччи предстояло вычислить направление дальнейшего пути. Он сопоставлял проставленные у стихотворений числа с буквами их названий в разных вариациях, и выходило лишь одно четкое слово: «HOTEL». «Значит, отель, - остановился на этом Томас. – Центральный отель Сайлент Хилла - «ГРАНД». И он как раз в старой части города. Что ж, если я жив – значит, должен воевать. Сделать или умереть!». И Гуччи тронулся в путь по направлению к жилым кварталам, а трава под его ногами снова преобразилась, осыпанная рубинами цветущих маков – знаков пролившейся в сражениях крови.
VI
Рваный клочьями покров тумана спустился на старый город, густо роняя сцепившиеся комья невесомого пепла. Небесная зола укрывала все вокруг, стирая признаки еще недавно царившей в Сайлент Хилле жизни. Толстым покрывалом укутались дороги, потеряли свой цвет здания, разинувшие в беззвучном крике черные пустоты дверей и окон, вторя вступающей в права ночи. Бесцветная, низкая, почти опустившаяся до самой земли темнота до костей пронизывала холодом и погружала в непостижимую нервозность, в беспричинный страх пустоты, каким бывают наполнены туманные зимние ночи на заметенных снегом