Правда об «Орловском инциденте» - Нойманн Клаус (книга регистрации txt) 📗
Отделение перекрыло коридор, ожидая, когда толпа рассосется, или команды раскидать всех.
Часть гражданских, которые были ближе к краям толпы, бросились врассыпную. Стоявшие около входа, под давлением напирающих сзади начали ломиться на территорию госпиталя. Вован чувствовал страх этих людей. Он знал этот страх. Страх за свою жизнь, который может в любой момент смениться паникой. Вот тогда уже станет совсем невесело.
Сдерживая толпу, Вован как раз жалел об отсутствии водометов, когда за его спиной, усиленный «матюгальником», раздался голос лейтенанта:
— Вниманию всех гражданских лиц! Если вы здоровы, в целях вашей безопасности Вам рекомендуется разойтись по домам, и оставаться дома до дальнейших распоряжений властей. Если вы больны, оставайтесь на месте, вам будет оказана медицинская помощь. Повторяю! Здоровые расходятся по домам, больные остаются. Не беспокойтесь за своих родственников, им будет оказана медицинская помощь.
Напор толпы чуть ослаб. Видимо, на кого-то подействовало. Драки по краю толпы продолжались. Оттуда доносились шум, крики, какой-то рёв. Народ потихоньку стал рассасываться, и лишь самые упертые пытались сдвинуть стену второго отделения, чтобы попасть внутрь огороженной территории.
Лейтенант повторял объявление в матюгальник.
Перед Вованом стояла женщина, и что-то кричала ему в лицо. Точнее, в затемненное забрало шлема. За общим гулом слов женщины было не разобрать, да и не нужно это. Ничего важного они никогда не говорили, а отвлекаться от выполнения задачи означало подвергать риску всё отделение.
— Второе и третье! Приготовиться! — раздался усиленный «матюгальником» голос лейтенанта.
О, третье примчалось на подмогу. Значит у периметра спокойно, а у входа сейчас начнется.
— Уходите!!! — проорал Вован женщине. — Уходите быстро!
Правда, он не был уверен, что женщина его расслышала, или поняла. Люди в толпе вообще не соображают. Это поодиночке с ними разговаривать можно. В толпе они понимают только силу или боль.
Крик «Уходите!», похоже, становился визитной карточкой ОМСН. Вован знал, что перед началом разгона не только он один кричит в толпу, предлагая убраться по-хорошему. По меньшей мере, половина парней делала то же самое. С одной стороны, это было даже проявление заботы о людях, которым, скорее всего в ближайшее время предстоит быть избитыми, или арестованными, или и то и другое вместе. С другой, этим криком, последним предупреждением, они снимали с себя вину за то, что сделают в ближайшем будущем. Вован, по крайней мере, после предупреждения, гораздо спокойнее отсекал, сбивал с ног, работал дубинкой, задерживал, и делал всё остальное, что должен был делать. Такая служба.
— Внимание! — голос лейтенанта снова обращался к гражданским. — Последнее предупреждение! Здоровые расходятся, больные остаются. У вас две минуты. Ради вашей же безопасности! Расходитесь!
Да уж. Кто хотел разойтись, уже ушел. Остались самые упоротые. И драчуны чуть подальше. Забирать их некуда, значит рассеять оставшихся, и обратить в бегство. Это проще, чем проводить задержания.
— Второе отделение! — скомандовал лейтенант. Вован вынул дубинку из держателя на поясе. — Вперед!
Вован приподнял щит, и оттолкнул им женщину. Нанес удар дубинкой ей поддых, перешагнул скрючившееся тело, и толкнул щитом следующего. Слева и справа от него парни делали то же самое, отпихивая толпу в разные стороны от входа. Две линии второго отделения расходились в стороны как створки ворот. За их спинами третье отделение выходило в образующийся проход, не давая гражданским прорываться на территорию госпиталя.
Десять минут активной работы щитами и дубинками оставили на пятачке перед входом в госпиталь лишь лежащие тела. Толпа рассеялась. Все кто мог, разбежались. Зараженных оставляли сидеть на земле, дожидаясь суетившихся на перед госпиталем медиков. Агрессивных больных упаковывали так же, как и демонстрантов: мордой в землю, руки за спину, стянуть наручниками, следующий.
Они действительно пытались кусаться. Но куда там, ни кожа высоких шнурованных ботинок, ни пластик доспехов, ни усиленные перчатки нормальный человек в жизни не прокусит.
Медики и ГОшники уже унесли большую часть остававшихся перед входом больных в палатки госпиталя. Лейтенант приказал вернуться на позиции. Снова встав стеной у входа, второе отделение увидело медленно приближающихся с разных сторон больных в агрессивной фазе. Десятка три, не меньше.
Похоже, ночь будет непростой, решил Вован, машинально поглаживая краешек щита.
Звук пролетающих над городом геликоптеров привлек Колино внимание. Он задрал голову. В темном небе огни четырех машин уходили на север. Обычно над городом летали только дирижабли, и то причаливали к высоткам по окраинам, однако, денек, то есть уже ночь, никак нельзя было назвать обычной.
Они снова проходили мимо Гак-клуба. На этот раз быстрее, тише, и с более-менее четким планом.
Мертвяки так же толпились за оградой Богоявленской церкви. Так же, как и вечером, на улице, на мосту и на набережной мертвые поодиночке бродили, или просто стояли.
Повезло, что они медленные и тупые. Это если вообще можно говорить о везении в тот день, когда теряешь машину, видишь сотню трупов, а потом пытаешься убежать из родного города, который эти трупы оккупируют.
Пока мертвяки замечали Колю с товарищами, те уже успевали оторваться. В преследовании трупы были не очень сильны. По логике, максимально опасны они были в закрытых пространствах и в больших количествах. В таких условиях, где от них тяжело скрыться, или отбиваться. Например, в коридорах высоток.
По-хорошему, стоило найти машину, и втопить до Москвы без остановок. Но угонять автомобили Коля не умел, а заниматься разбоем ему не позволяли совесть, воспитание, и отношение к жизни. Он считал себя на стороне «хороших парней».
Обещание же, которое он дал брюнетке Оле, прямым ходом вело туда, куда лезть не следовало. Но, «назвался груздем — полезай в кузов», как гласит народная мудрость. Если в этом кузове мертвяков будет немного, тогда шансы на то, чтобы по-быстрому уехать из города, всё ещё высоки.
Они проскочили между Рядами и школой банковских служащих, и резко остановились на перекрестке. На освещенной фонарями и светом пламени, вырывающимся из окон второго этажа «Белого орла», Гостиной улице валялись пустые коробки, осколки стекла, тряпки и прочий мусор. Не успел начаться конец света, а мародеры уже тут как тут. В четвертом было то же самое. Обычные граждане, только почувствовав, что органам правопорядка не до них, начинали обогащаться, загребая всё, до чего руки дотягивались.
По Гостиной и Красному мосту неторопливо прогуливались мертвяки. Намного больше, чем на набережной и подвесном мосту. Тут уже не обойдешь. Прорываться сквозь них на другой берег было бы равносильно самоубийству.
Коля прошел вперед, коснулся Мишиного плеча.
— Похоже, надо через тоннель.
— Угу, — ответил Миша, — пошли быстрее, эти зомби нас заметили.
Мертвяки, действительно, медленно потянулись в их направлении. Над Гостиной раздался их характерный вой, от которого кровь стыла в жилах.
— Точно! — Коля хлопнул себя ладонью по лбу, — Зомби. А я всё пытался вспомнить, как оно называется.
— Погнали уже! — крикнул Миша, — Через набережную! Давай, давай, быстрее!
Компактной, плотной группой, бывшие посетители и работники Гак-клуба, за полдня ставшие более-менее сплоченным отрядом, рванули назад, на набережную. Несмотря на спешку, они соблюдали установившийся изначально порядок. Впереди Витек с закинутым за спину гатлингом, и Миша. С левого фланга Маша — пистолеты в кобурах, и безмятежность на лице. Справа Ярик с тяжеленной сумкой через плечо. В арьергарде снова Коля и Степаныч. Док с тремя девочками шли в центре.
У Александровского моста они повернули налево, и вышли на площадь Карла Маркса. Здесь мертвяков было меньше. Глядя на площадь, Коля неожиданно осознал еще одну деталь. На всём пути от дома Ярика они не встретили ни одного живого человека.
