Дагиды - Оуэн Томас (книги онлайн полные .TXT) 📗
И мальчик целует.
«А теперь пальцы на ногах».
И, предупреждая его порыв, она приказывает снять чулок и сандалию. Он смущается, снимает, целует. Потом они идут по лесу. Мальчик впереди. Он серьезно провозглашает: «Дорогу ее величеству!» Она идет следом, польщенная, оживленная, изобретающая новые причудливые игры, уберегающие его от пробуждения…
Она увидела жабу на дороге и попросила гида подкатить кресло поближе. Взяла свою палку с железным наконечником и пригвоздила жабу к сухой комковатой земле. Распластанное животное конвульсивно задергалось. Патриция улыбнулась, довольная и сосредоточенная.
— Как вы жестоки, — заметил путешественник. — Как вы любите причинять страдания.
— Нет, я просто люблю убивать. На мой взгляд, это освобождение. Жизнь — абсурдная вещь. К чему жизнь нелепой жабе?
Они остановились у старой кузницы на берегу ручья: прозрачная бурливая вода пела и прыгала по камням.
— Вы умеете свистеть? — спросила Патриция.
— Да. — Он принялся насвистывать «При свете луны».
— Нет-нет. Вот так.
Она просвистела пять нот. Это звучало как призыв. Три ноты восходящие, две нисходящие.
Путешественник повторил — сначала неуверенно, потом более четко.
— Прекрасный сигнал, — сказала Патриция. — Я люблю его слушать. Повторите еще, пожалуйста.
И маленький мальчик свистит от всего сердца, забавно вытянув пухлые потрескавшиеся губы. Патриция пытается имитировать, он заставляет начать заново, трогает пальцем ее выпяченные губы, показывает еще и еще раз. Она смеется, и ничего не получается. Наконец свист звучит чисто, и он, обрадованный, целует ей ладонь.
И говорит:
«Я хочу жениться на себе».
«Ты еще слишком мал».
«Позже я вырасту».
«Позже! Позже! Надо жить сейчас, сейчас!»
Она крепко хватает его, дурачась, строит страшные гримасы и неожиданно целует в губы.
«Вон! — кричит она и отталкивает его, растерянного. — Вон! Ты злой мальчишка. Уходи и не возвращайся!»
Она повернулась к путешественнику, который не мог уследить за ходом ее мысли:
— На следующий день начались новые игры и новые проказы с моей стороны. — Потерянная в своих воспоминаниях, она вновь просвистела пять нот. — Это мой сигнал. Это означало, что я приглашаю его играть.
И вот она верхом, и мальчик стоит рядом и снова целует ее ладонь.
«Я буду твоим пажом, королева».
И вот он идет, держась за уздечку. Она бьет хлыстом по его руке, чтобы его подбодрить, и пускает лошадь рысью. Мальчик старается не отставать, но лошадь забирает галопом. Патриция кричит: «Шевелись, лентяй, беги!» Она исчезает в тростнике, потом останавливает лошадь. Он, задыхаясь, падает и горько рыдает…
Она улыбнулась своим воспоминаниям. Молодой человек ничего не понял.
— Он был такой милый, — прошептала она.
Показалась парадная дверь. М. Франс, озабоченный, ждал их на пороге. Он спросил Патрицию, кто свистел. Терпеть не мог свиста.
— Зачем свистеть, зачем? — проворчал он.
Патриция рассказывала:
— Он любил цветы, букеты. Было в его вкусах что-то жеманное, женственное, возможно, двусмысленное. Почему-то, когда он приносил цветы, несмотря на его трогательный порыв, мне чудилось нечто похоронное: цветы, брошенные на крышку гроба, цветы, гниющие в могиле.
Во мне росла идея предопределения: мне казалось, что мой юный друг не создан для долгого пребывания в этом мире. Я наслаждалась при мысли о его хрупкости, недолговечности, скором исчезновении — как некоторым доставляет удовольствие трогать пальцем родничковую ямку новорожденного. Вообще он будил во мне мысли и желания, невозможные, скажем, для старшей сестры, — глядя на него, мне хотелось отдаться сумасшедшей воле воображения. В некоторые минуты я ненавидела его, в другие пылко жаждала его присутствия. Признаюсь вам, этот мальчик разбудил во мне какой-то гибельный огонь.
Однажды — какой демон меня подвиг? — я пошла гулять к железной дороге. Меня всегда манили эти сверкающие рельсы, ведущие неизвестно куда. На высоком откосе росло много цветов, и я попросила моего маленького спутника набрать мне букет. Он бросился карабкаться по откосу, счастливый, что может сделать мне приятное. Он был грациозен и ловок, ак серна. Я показывала, где растут мои любимые цветы. «Там, там!..» — кричала ему и побуждала залезать на труднодоступные бугры и обрывы.
Его преданность раздражала мой каприз, я уже не знала, чего хочу, я хотела невозможного.
Это жестоко, сознаюсь, ведь он был так мал, так наивно услужлив. Но меня слишком волновала его гибкая подвижность, и я совсем не желала видеть его сидящим рядом. Его обаяние было столь повелительным, что я старалась любым способом сохранить дистанцию. Я хотела уберечься от него, вернее, от себя самой. И все просила влезть повыше, сорвать цветок в самом рискованном месте. Он забрался туда, засмеялся, но вдруг соскользнул, упал прямо на рельсы и остался недвижим. А я смотрела на него так, словно он ушел, пропал из моей судьбы, и не подумала подбежать к нему.
И тогда появился поезд… Я знала, что он проходит именно в это время. Я закрыла глаза. Бедного мальчика разрезали, разорвали колеса. Я была виновна в его смерти. Несомненно, я хотела этого. Может быть, неосознанно. Может быть, вполне сознательно.
Когда это произошло, мое тело забилось в чудовищной конвульсии наслаждения. Потом резкая боль сковала поясницу. С тех пор ноги отнялись.
Путешественник слушал внимательно. Он спросил:
— И сколько лет прошло?
— Десять.
— И вы ничего не сделали, чтобы избежать этой трагедии? Вы ведь стояли не так далеко. Наверное, можно было подскочить, протянуть руку. Играют с огнем иногда, но все же сохраняют контроль над событиями.
Патриция закрыла лицо. Она вдруг увидела, как все произошло на самом деле.
«Возвращайся. Здесь можно упасть».
И мальчик карабкается по откосу к тому месту, где она стоит. Он сунул букет в расстегнутый ворот рубашки. Смеется и пробирается вверх, цепляясь пальцами за траву.
«Какой ты проворный и гибкий! Как я люблю тебя!»
Она становится на колени, наклоняется к его лицу, которое приближается, ласкает волосы и губы, ищет букет в распахнутой рубашке.
И вдруг слышит паровозный гудок. Она в смятении. Она должна разом покончить с этой пыткой, с этим искушением. Мальчик прижимается к ней, она отстраняет его, поначалу спокойно. Потом проводит ладонями по его плечам и груди и неожиданно резко толкает. Он катится по откосу без жалобы, без крика.
М. Франс наблюдает сцену издали. Он подбегает и говорит: «Это несчастный случай. Несчастный случай». Чтобы ее убедить. Чтобы подсказать версию будущих объяснений.
Патриция потерла пальцами виски и чуть не разрыдалась.
— Какой кошмар! Какие ужасные воспоминания живут во мне!
— Перестаньте. Страдания, угрызения совести — к чему все это? Надо вырвать воспоминания, как злую траву.
— Но я волочу прошлое за собой, — прошептала Патриция, трогая свои больные ноги, — словно жаба свое безобразие. К чему жизнь нелепой жабе?
Путешественник смотрел на нее с нежностью, он преклонил колени, взял ее руку и поцеловал глубину ладони.
— Вы красивы и грустны, Патриция. Будьте только красивой, прошу вас…
Он погладил лодыжку Патриции и случайно расстегнул ремешок сандалии.
Она вспоминает аналогичную роль погибшего мальчика.
«Я королева, поцелуй мне колено».
И он целует.
«Поцелуй пальцы ног…»
— Как забавно… — начала она, улыбаясь. Оборвала фразу и нахмурилась. — Мертвые надежды не возрождают.
— Надо всегда иметь новые надежды.
Он поднялся, сжал ее руки, посмотрел в глаза:
— Выше голову, Патриция. Надо убить прошлое.
— Вы очень внимательны и ласковы. Но зачем тревожить меня? Зачем вы вообще приехали? После вашего отъезда… Какое одиночество, тоска, зудящая горечь!
Он взял ее за плечо и легонько встряхнул.
— Нет-нет! Все переменится, вот увидите.
