Голос крови - Границын Владимир "Сидорыч" (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
Надя сразу взяла трубку, словно всю эту ночь, пока он боролся с весами в своей голове, она сидела у телефона и ждала звонка. «Это я. Я не спал всю ночь, бродил по темным пустынным улицам и думал о тебе...» Он говорил о встречах и расставаниях, о ночи, которую тяжело пережить, о голодных собаках и одиноких людях в темноте. В его искренних словах не было лжи, была только недосказанность, которая меняла многое. Он говорил, она слушала. Слушала его слова, погружалась в его голос. И когда он, наконец, задал свой главный вопрос, то получил тот ответ, на который надеялся: «Я жду тебя, приезжай». Он повесил трубку. Не хотел ни о чем думать, но думал о том, что она даже не знает его имени.
* * *
Ночное такси, усыпанная листьями остановка автобуса, темный подъезд, лифт со сгоревшими кнопками... Он подошел к двери, но не стал жать кнопку звонка. Спросил громко, давая последнюю возможность передумать: «Я пришел, можно войти?» И услышал: «Конечно, заходи». Он вошел, аккуратно закрыв за собой дверь. Она ждала его в коридоре, в легком халатике, накинутом на голые плечи, румяненькая и аппетитная. Он ожидал увидеть испуганные глаза ребенка, но встретил смущенно-кокетливый взгляд взрослой женщины. Они молчали два удара сердца, потом она вдруг оказалась в его объятиях. Она прижалась к нему, он гладил ее волосы, как на перекрестке, целую вечность тому назад. Ее губы искали его губы, но не нашли — он уже прижался губами к ее шее...
Через некоторое время он бережно, словно хрупкую статуэтку, опустил на пол пустую оболочку, которая еще недавно была живым человеком. Ему было плохо. Считается, что у таких, как он, нет души, но что-то болело и ломалось у него внутри. Он опять победил, и призом были несколько месяцев его жизни. Но в этот раз вкус победы был особенно горек. Он жалел ее, он презирал себя, он ненавидел того, кто придумал этот мир. Но теперь он был уверен, что доживет до зимы. Дождется усталого зимнего солнца и скрипящего под ногами снега, встретит короткие дни и длинные ночи...
ВЛАДИМИР ГРАМИЦЫН
ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ АННЫ
История, которую я вам сейчас расскажу, приключилась прошлой осенью. Дело было в старом русском городе Вознесенске, что стоит аккурат на половине пути из Владимира в Кострому. В центре Вознесенска сохранилось с полдюжины улиц, практически не тронутых аж с начала двадцатого века. Одна из таких улочек называется Московская, и на ней стоит бывший особняк фабриканта Карелина. В годы советской власти в монументальном здании из красного кирпича разместился Текстильный техникум, ныне, как водится, переименованный в Экономический колледж.
С первого сентября в этом самом колледже появился новый учитель истории. Звали его Павел Юрьевич Федосеев. Был он высок, строен, русоволос, а от роду ему было двадцать четыре года. Итак: сентябрь, вторая смена, дело к вечеру. Заглянем в класс, тс-с...
— ...Идти на радикальное социально-экономическое переустройство России Столыпин не мог и не хотел. Он замыслил, оставив в неприкосновенности помещичье землевладение, ублаготворить наиболее зажиточную часть крестьянства за счет основной массы крестьян-общинников.
Павел Юрьевич сделал паузу и обвел аудиторию тоскливым взглядом.
Слушатели, вернее, слушательницы — в группе будущих бухгалтеров было всего два юноши, а на уроке присутствовал и вовсе один — занимались чем угодно, но преподавателю не внимали. Некоторые девицы открыто торчали на своих телефонах в аське, кто-то пялился в окно, одна развалилась на парте — похоже, спала. Большинство же шушукалось и хихикало. Когда присутствующие осознали, что учитель-новичок замолк, хихиканье усилилось.
Павел залился краской. В душе ему хотелось хлопнуть по столу, отнять и разбить вдребезги пару телефонов, грубо и неполиткорректно высказать наглым соплячкам все, что он о них думает. Но вместо этого он дрожащим голосом произнес:
— Что же, история России вам, значит, не интересна?
— Господи, Павлик, а тебе самому-то эта скукота интересна?
«Павлик» вздрогнул и посмотрел на сказавшую эти слова деваху. Прямо перед ним сидела тощая брюнетка во всем черном. Цвета воронова крыла были одежда, волосы, глаза, тени, брови, ногти и даже губы. Резким контрастом черноте блестело серебро: большой крест на груди; широкие и узкие перстни, по паре на каждом пальце; добрый десяток колец в ушах и одно в правой ноздре. Посмотрев в снулые агатовые глаза, Павел проговорил:
— Ну хорошо. Давайте поговорим о том, что интересно вам. Вот конкретно вас, девушка, что интересует? Вас как зовут?
— Мэри,— ответила та. И, помолчав, спросила: — Из истории интересует, или вообще?
— Ну-у, желательно из истории, конечно.
— Вампиры и сатанизм. Притихшая на минуту группа грохнула смехом.
— Вампиры и сатанизм,— словно эхо повторил Павел. Он чуть помолчал, потом проговорил: — Вампиры — существа мифологические, на самом деле их не было и нет. А вот сатанизм — это серьезно. Надеюсь, вы сатане не поклоняетесь?
— Еще как поклоняется! Она всех кошек во дворе передушила! — выкрикнул кто-то.
Мэри, скривившись, дернула головой и сказала:
— Экий ты, Павлик, зануда. «Мифологические», «не было и нет», а предположи на мгновенье, что есть. Вдруг где-нибудь неподалеку в старинном доме живет-поживает красавец-граф. Лет уже триста. Или пятьсот. Богатый и одинокий...
— Богатый и одинокий красавец-граф — это персонаж любовного романа,— перебил Павел.— Вампиры же, известные по народным преданиям и верованиям,— это злобные мертвецы, сосущие кровь. Ходячие трупы.
— А может наоборот — бессмертные? Высшая раса? И они принимают в свой клан только избранных? — спросила Мэри и провела по черным губам языком.
Павел понял, что серебряных колец в ее теле больше, чем он видел прежде, как минимум на одно.
«Любопытно, в других интересных местах у этой сучки такие кольца торчат или нет?» — подумал Павел, и перед глазами у него возник образ обнаженной и распятой поклонницы вампиров. С серебряными кольцами в интимных местах.
Павел Юрьевич густо покраснел. Занятный образ не уходил. Напротив, он стал казаться привлекательным. Паша побагровел до ушей и отвернулся к окну. Тут на его счастье прозвенел звонок, и будущие бухгалтеры шумно ринулись к выходу.
***
Занятия закончились. Молодой историк спустился с крыльца. Осенняя улица встретила прохладным ветерком, шелестом листвы под ногами и серой мглой.
«Как уже рано темнеет»,— подумал Павел и, поежившись, поднял воротник пальто.
Сделав несколько шагов, историк оглянулся на здание колледжа. На фоне серого неба трехэтажное здание выделялось большой темной глыбой. В полумраке трудно было различить разницу, но Павел знал — третий этаж надстроен уже при Советах. Строители, надо сказать, постарались — точно скопировали украшенные орнаментом своды над окнами, узорчатый барельеф между ними и вдоль карниза. Подвел стройматериал; советский кирпич отличался от оригинального цветом и размером. А главное — качеством. Во многих местах он начал осыпаться. Первые же этажи стоят как новые. Темно-красный кирпич-«кабанчик» кажется в полумраке багряным, будто напитан кровью. Павел поежился снова, удивился — откуда такие мысли? И вспомнил ученицу, назвавшуюся Мэри. Думы молодого учителя плавно вернулись к теме, над которой он размышлял все последние дни.
«Зря я сюда устроился. Мне с ними не справиться. Чему я могу их научить, если они совершенно не слушают?»
Павел Юрьевич вздохнул и направился вдоль тротуара. К обочине резко подрулил новенький джип, к нему подскочила одна из студенток. Клацнула дверца, выпустив на улицу громкую музыку, и оборвала ее, захлопнувшись. Взревел мотор. Джил унесся, оставив после себя запах выхлопных газов и чувство странной обиды.
