Матрица времени - Витич Райдо (книга бесплатный формат txt) 📗
`Так вот как можно позвать тебя'! — дошло до меня, и я вцепилась в щеку мамы: а твое тело тоже чувствует боль? Ты тоже заплачешь, закричишь? А каков механизм воздействия боли на организм? Что ее аккумулирует? И кто прибежит утешать тебя? Тебя тоже возьмут на руки? Со мной?
Странно, но мама не заплакала. Она прижала мои руки своими, уложив меня у своей груди и принялась трясти. Фу, терпеть не могу, когда она так делает! Я словно падаю и взлетаю, падаю и взлетаю. От этих движений возникает отвратительное ощущение в голове и животе. Но сопротивляться бесполезно, я точно знаю — пробовала. На мой протестующий крик мама начнет меня трясти сильней, а я боюсь потерять какую-нибудь часть своего тела, оно мне все больше нравится. Нет, лучше закрыть глаза и дышать ровно, ровно, чтобы справится с маминым молоком, что идет обратно, медленно, но неотвратимо пробираясь наружу. Не выпущу! Ты уже мое! Ступай обратно!
Я закрыла глаза и подумала, засыпая: что же все-таки такое — зубы? То, чем вызывают боль или заставляют услышать голос? Они есть у меня?
Я проверила — есть!
Или нет?…
Укусила белую, гремящую штуку — она промолчала.
Я потрогала свой рот и решила сравнить с ртом Маас. Но лежа на спине ее не найдешь, а любопытство требует удовлетворения — пришлось поднатужиться и перевернуться на живот. Вот! Так лучше видно! Что это там? Ух, как интересно! Это что? Это вкусно? А если укусить?
`Эй, Маас? Это кусается? Ты где'?!
`Да тут я глупая! Упадешь'! — подбежала кошка.
`И что'?
`Больно будет'!!
— Мяу-у! Мяу-у-у!! — закричала.
`Это ты маму зовешь'? — удивилась я: `а она по нормальному не понимает'?
`По нормальному и ты скоро понимать разучишься! У них здесь все ненормально'!
— Мя-у!! — оглохли они, что ли?!
— Ма! — попыталась воспроизвести и я, повторив для закрепления — пригодится, если верить Маас. — Ма! — а ничего, даже приятно. — Ма!
— Ах, ты умница, ах, ты солнышко! — восхитилась появившаяся мама.
— Ма! — повторила я уже ей в лицо, надувшись от гордости.
— Мама, она `мама' говорит!! — закричала женщина в сторону. Я попыталась понять, кого она зовет, и увидела уже знакомую старую женщину. А-а, эта та экспериментаторша, что знает огненное слово и, пользуясь им во благо, творит зло.
`Ну, иди сюда, дай я с тобой познакомлюсь', - протянула к ней руки. Перебралась и вцепилась в отросток на лице — нос, да? Им дышат, я уже знаю. `Слушай, а ты ничего, очень даже мне нравишься. А на вкус как? А если тебя укусить'? — припала к носу, пытаясь сомкнуть на нем десна. И передумала, уткнулась в шею женщины, успокоено закрыла глаза: `надеюсь, ты не станешь меня качать? Нет, конечно, ты же понимаешь, что мне это не нравится. Ты своя, я тебя признаю. Вот, вот, лучше погладь. Да, да, по спинке'.
Мы играли в прятки. Я знала, где Маас, она знала, что я знаю, где она, но все равно лежала, лениво позевывая на солнышке, возле высокой штуки.
Я задрала голову: `ой, какая она большая! А что она означает'?
`Стол', - хихикнул домовой, почесывая свое пушистое, как у Маас брюшко. И сел свесив ножки с того самого стола.
`А далеко еще ползти'?
`Не-а, прямо, потом налево', - ответил охотно, поглядывая сверху вниз на кошку.
`Не подсказывай', - фыркнула та. Домовой раздул щеки: `ворчишь'?
Маас чихнула. Встала, дошла до меня, понюхала: `горячая ты сегодня'. И махнув хвостом, что мне никак не удавалось схватить, прошла мимо.
`Э-э, ты куда?! Я ж почти доползла! Так нечестно'! — возмутилась я. Маас даже не обернулась, ее манил запах вареной рыбы, и играть она больше не хотела. Я села и горько разревелась
`Вот зверье! Никакого уважения к мужеству ребенка'! — качнул головой домовой, спрыгивая со стола, плюхнулся рядом со мной, растопырив свои тонкие ножки: `не реви. Не реви, говорю'! И надулся, превратившись в пушистый шарик с глазами. Я смолкла и озадаченно принялась сосать палец. Домовой сдулся и толкнул погремушку. Я опять заплакала, но уже тихо, потому что не понимала причину слез.
`Ты заболела, зубы режутся', - со знанием дела заявил домовой.
`Заболела'? — я плюхнулась набок от такой новости и принялась разглядывать остроносую мордочку домового, в надежде на ней найти ответ: `что есть заболеть'?
Тот смешно повел носом: `каша готова, сейчас кормить тебя будут, а ты'…
`Буду плеваться'.
`Ага. Ты вредная'.
`Каша невкусная'.
`Ну, да, ну, да: ползунки тесные, игрушки неинтересные, Маас наглая, я ехидный. Поняла, что такое болеть'?
`Не-а', - ответила честно, потирая десна кулачком. Домовой подполз ко мне на четвереньках, заглянул в лицо, повел опять своим носиком-кнопочкой: `когда все не нравится'!
`А-а'! — попыталась схватить его за нос.
`Э, мы так не договаривались'!
`У тебя нос вкусный? Твердый'?
`У тебя зубы режутся, поэтому десна чешутся. Почеши их об зайца, а мой нос для того не пригоден', - подтолкнул резиновую игрушку.
`Зубы режутся и есть заболеть'?
`Не-а, но в твоем случае, да'.
Раздраженная его загадочными ответами и жутким дискомфортом во рту, я попыталась сунуть в рот весь кулак и хоть так успокоить зудящие десна. Кулак не проходил — интересно, почему? Я посмотрела на свою руку — она моя? Моя. И рот мой, я точно знаю. Тогда почему одно отталкивает другое? Они враги? Но ведь они мои и должны подчиняться мне, быть заодно.
`Ха, это же тело, у него есть предел, а у тебя нет', - сунул мне в руку зайца домовой. Я внимательно уставилась на игрушку — заяц? `Какой странный, и почему именно — заяц'?
`У каждого предмета и явления есть свое название'.
`Зачем'?
`Чтоб не путаться'.
По мне и так все было запутанно хуже некуда, но думать на одну тему долго я не могла — утомлялась, и потому, потеряв нить разговора, принялась грызть зайца, сама не понимая — зачем? Хотелось и все! Десна скрипели о яркую, упругую поверхность игрушки, и та попискивала. Нет, невкусно, но приятно — зуд убегает.
Домовой вздохнул и, привалившись спиной к столу, сложил свои тонкие пальчики на животе, с умилением поглядывая на меня: а вон наша-а ма-ама идет, ка-ашку несет.
Но мне было не до ремарок домового — из моих рук выскальзывал обслюнявленный заяц. Я пыталась его удержать, но не смогла и закричала возмущенная его поведением.
— Иду, иду, Кристина, девочка моя голодная, — пропела мама и, взяв меня с пола на руки, сунула в рот соску с бутылочкой. В который раз услышав `Кристина', я озадачилась и, не сопротивляясь, начала сосать кашку. Соска по вкусу напоминала зайца и успокаивала зуд в деснах, а жидкость, попадающая в рот, воспринималась всего лишь как дополнение. Я ела, не понимая что, не задумываясь о вкусе, и все думала: кто такая Кристина?
`Ты, глупая', - зевнула появившаяся Маас.
`Я'?!! — до меня дошло: это меня называют Кристина. От удивления и возмущения я выпустила соску изо рта и тут же раскричалась.
— Кыш, Машка! — прикрикнула на Маас мама, сгоняя с дивана. — Напугала ребенка.
`Ее зовут Маас!! А меня как угодно, только не Кристина'!! — зашлась я в крике. Но вместо успокоения получила соску, и вновь выплюнула ее: `Ты что не понимаешь?! Я не Кристина!! Что за ужасное имя?! Почему именно оно?!! Отстань от меня со своей соской!! И каша отвратительная! И ты гадкая'!
— Ну, ну, девочка моя… Да ты горяченькая! Мама, у Кристинки кажется температура. Где у нас градусник?!
А-а-а!! Какой градусник?! Какая температура?! Что ты суешь мне подмышку?! Он холодный!! А-а-ааа!
— Тихо, Кристиночка, тихо, успокойся маленькая моя…
Успокойся?! Ты хочешь, чтоб я успокоилась в твоих крепких объятьях с холодным бревном в теле?! И не называй меня этим жутким именем!!
— Мама, вызывай скорую!! Кристя синеет!! Мама!! У нее температура сорок!!
А-а, испугалась?!
Я устало смолкла и посмотрела на домового. Тот весь концерт просидел не шевелясь, на прежнем месте, и хитро поглядывал на меня.
