Все писатели попадают в ад - Дашков Андрей Георгиевич (книги .txt) 📗
Бар назывался «Утешение». Но вряд ли возможно обрести утешение на самом полюсе одиночества…
Бут распахнул дверь и вошел. Заведение выглядело бы покинутым и заброшенным, если бы не бармен за стойкой. Он как раз наливал себе очередной стаканчик. Судя по количеству пустых бутылок, выстроившихся тут же, он мог пить бесконечно, пребывая в одной и той же стадии опьянения. Между полками, находившимися у него за спиной, был укреплен скелет огромной рыбы.
Бармен сосредоточенно уставился на потемневшую картину, висевшую на противоположной стене узкого помещения. От двери Бут не разглядел, кто изображен на холсте. Пьяный что-то бормотал себе под нос, то ли силясь вспомнить, то ли затверживая наизусть. Когда Бут робкими неслышными шагами приблизился к стойке, он разобрал слова:
– «…Все началось с появления в городе этого мрачного человека в просторном плаще багрового цвета, подбитом коричневым мехом, и всем нашим сразу стало ясно, чем хорош такой плащ…» Не помните, как там дальше? – неожиданно обратился бармен к Буту.
– «…На нем почти не заметны пятна крови», – закончил Бут по памяти.
Бармен шлепнул ладонью по стойке.
– Точно! Чертовски трудно держать в памяти всю эту дребедень.
– А вы не пробовали записывать? – задал Бут явно провокационный вопрос.
Пьяный посмотрел на него, как на идиота, и погрозил пальцем.
– Не балуйтесь, дружище! Вижу, вы еще неопытный, – так я вам кое-что объясню. Если вас застукают за этим делом, то на первый раз отрубят руку. На второй – отрежут язык. А на третий – выколют глаза. И так далее…
Бут вдруг ярко представил себе эти слепые и немые обрубки, катящиеся сквозь бесконечную прямую кишку – каждый в своем изолированном измерении – без надежды на понимание, без возможности быть услышанным или хотя бы закричать от боли. Метафора существования? Нет, в словах пьяного шута содержалось что-то более зловещее.
Бут пытался защититься от того, что просачивалось сквозь ветхую ткань кошмара.
– Я видел совсем другое, – возразил он.
– Не знаю, не знаю, – сказал бармен. – Но сделайте это трижды – и, клянусь дьяволом, вы уже ничего не сможете видеть!
Бут предпочел сменить тему:
– Что это за памятник там, возле сквера?
– А-а. Местный герой. Пример для подражания. Перед смертью сжег все свои рукописи. Теперь он у нас один из главных ликвидаторов.
Бут уже знал достаточно, чтобы не спрашивать, о какой «ликвидации» идет речь.
В этот момент в бар вошел человек, который умер в нищете и безвестности на четыре года раньше Бута. Последний считал его непризнанным гением и даже пару раз произнес это вслух на каких-то приемах. У человека (вернее, у существа – ибо по эту сторону смерти все становилось чем-то иным, неописуемым) был взгляд сомнамбулы, и двигался он как-то странно – скованно и беспорядочно, – но прежде всего обращал на себя внимание пустой рукав черного пиджака, болтавшийся, словно траурное полотнище или лента на венке.
Существо, похожее на собственную тень и побывавшее гениальным писателем в мире людей, приблизилось к стойке, за которой уже торчали двое, и медленно опустилось на высокий табурет. У Бута возникло впечатление, что оно боится рассыпаться, как скульптура из пепла. Когда оно открыло рот, Бут поймал себя на том, что ожидает услышать нечленораздельное мычание и увидеть обрубок языка.
Но существо вполне внятно произнесло:
– Наконец-то удостоился чести. Приглашен к боссу.
На бармена это не произвело особого впечатления. Он состроил кислую гримасу, будто для него приглашение к боссу было плевым делом, и тоном брошенной любовницы заметил:
– Что ж, по крайней мере, вам будет о чем поговорить. Если позволите, один бесплатный совет: поменьше болтайте о себе. Он любит, когда его творчеством восхищаются. Но без грубой лести. Либо вы искренни, либо вас ожидает весьма холодная встреча.
– Хм. – Бут был удивлен и немного забылся. – А разве он тоже… того?
– Конечно, – кивнул пьяный, закатывая глаза. – Пописывает на досуге. Но нам всем далеко до него. Вы же понимаете – миллиардные тиражи. Куча времени и такая же огромная куча бестселлеров. За десяток тысяч лет ведь можно кое-чему научиться.
– Но я, черт возьми, не припоминаю… – начал было Бут и осекся. Его озарило.
– Псевдонимы, – объяснил бармен, уже не казавшийся пьяным. – Кроме того, он не стеснен в средствах. Я сам видел бланки договоров… – Он замолчал, будто наконец сообразил, что сболтнул лишнее, однако со стороны это выглядело как хорошо расчитанный ход.
Бут поежился. Ему сделалось не по себе – в первую очередь от своей прижизненной слепоты. Но теперь все прояснилось. И все-таки он задал еще один вопрос:
– Кстати, насчет бестселлеров. Неужели у него хватило наглости написать…
Он мог не продолжать. Бармен прекрасно его понял. И проговорил, округлив глаза:
– Гордыня. Дьявольская гордыня.
Они надолго замолчали.
– Почему я? – вдруг хрипло спросило существо.
– Ну, по-моему, причина очевидна, – ответил бармен. – Ваши книги. Они были слишком хороши. Те, кто читал их, уже не думали о Нем. – Он ткнул пальцем куда-то вверх. – Смешные создания! Они не думали даже о себе, о том, зачем пришли в тот мир и куда идут. Ваши книги стали великолепными экспонатами бесконечной галереи, в которой можно заблудиться на всю жизнь. Они и заблудились – потерянные люди, сердца, пронзенные красотой и любовью… Но мы-то с вами знаем, – он заговорщицки подмигнул обоим своим неблагодарным слушателям, – что это всего лишь маленькая белая ложь.
Для пьяного он был чересчур красноречив.
Существо помотало головой, не находя слов.
– Да-да, – с бесконечным дружелюбием сказал бармен и погладил его по ЕДИНСТВЕННОЙ руке. – Так что вы, вне всякого сомнения, наш коллега. Удивляюсь только, почему вас не пригласили на работу раньше. Намного раньше. Сколько пользы боссу вы могли бы принести!
Апрель – май 2002 г.
