Посвящение - Кинг Стивен (прочитать книгу TXT) 📗
— Ты хочешь сказать, что веришь в колдовство? — спросила я.
— Нет, — ответила она, — но я верю в нее. Она не такая, как остальные. Может быть, на каждую тысячу — или десять тысяч, или миллион — женщин есть одна, которая утверждает, что она колдунья. И она действительно ведьма. Если это так, то Мамаша Делорм и есть одна из них.
Я просто засмеялась. Люди, которые не нуждаются в колдовстве, могут позволять себе смеяться над этим, так же как люди, не испытывающие потребность в молитвах, могут смеяться над ними. Я говорю про то время, когда только вышла замуж, понимаешь, и все еще надеялась, что смогу перевоспитать Джонни. Ты меня понимаешь?
Дарси кивнула.
— После этого у меня был выкидыш. Мне кажется, что виноват был Джонни, хотя мне не хотелось признаваться тогда в этом даже себе самой. Он постоянно бил меня и не переставал пьянствовать. Брал деньги, которые я давала ему, а потом еще добавлял сам из моей сумочки. А когда я говорила об этом, он делал обиженное лицо и отвечал, что ничего подобного. Это если он был трезвым. Пьяный он просто смеялся.
Я написала домой маме — мне было больно писать такое письмо и стыдно, и когда я писала, то плакала. Но мне нужно было узнать, что она думает обо всем этом. Она прислала ответ, где писала, чтобы я уезжала от него, пока он не уложил меня в больницу или не случилось что-нибудь похуже. Моя старшая сестра Кассандра (мы всегда звали ее Кисеи) пошла еще дальше. Она прислала мне билет на «грейхаунд», автобус междугородного сообщения, с двумя словами, которые написала на конверте розовой губной помадой: Уезжай немедленно.
Марта сделала еще глоток шампанского.
— Я не послушалась их советов. Я всегда считала, что у меня слишком развито чувство собственного достоинства. Как бы то ни было, вышло так, что я осталась. Затем, после первого выкидыша, я забеременела снова — только сначала не знала об этом. По утрам меня не тошнило… но и с первым ребенком было то же самое.
— Разве ты пошла к этой Мамаше Делорм не потому, что забеременела? — спросила Дарен. Она поняла, что Марта надеялась получить от колдуньи какое-нибудь лекарство, от которого произойдет выкидыш, или сделать нелегальный аборт.
— Нет, — ответила Марта. — Я пошла потому, что, по словам Тавии, Мамаша Делорм может точно сказать, что такое я нашла в кармане пиджака у Джонни. Белый порошок в маленькой стеклянной бутылочке.
— О-о… — протянула Дарси.
Марта улыбнулась, но это была невеселая улыбка.
— Ты знаешь, что такое, когда все вокруг плохо? — спросила она. — Наверное, ты этого не знаешь, но я скажу тебе. Плохо, когда твой муж пьет, плохо, когда у него нет постоянной работы. Еще хуже, когда он пьет, не имеет работы и бьет тебя. Совсем уж плохо, если ты суешь руку в карман его пиджака, надеясь найти хотя бы доллар, чтобы купить туалетной бумаги в «Санленд-маркете», и находишь там маленькую стеклянную бутылочку с привязанной к ней ложкой. А знаешь, что еще хуже? Самое плохое — это когда ты смотришь на эту маленькую бутылочку в надежде, что порошок там внутри — кокаин, а не героин, белая смерть.
— Ты отнесла бутылочку к Мамаше Делорм?
Марта иронически улыбнулась.
— Всю бутылочку? Нет, что ты. Жизнь у меня была не слишком веселой, но умирать я не собиралась. Если бы он вернулся домой оттуда, где был в это время, и обнаружил, что его двухграммовая бутылочка испарилась, он изуродовал бы меня как Бог черепаху. Поэтому я отсыпала немного порошка в целлофан от пачки сигарет. Затем пошла к Тавии, та сказала, чтобы я шла к Мамаше Делорм, и я отправилась.
— На кого она была похожа?
Марта покачала головой, не в силах рассказать своей подруге, какой странной была Мамаша Делорм и какими невероятными были те полчаса, которые она провела в ее квартире на третьем этаже, и как она бежала в безумном страхе по лестнице, опасаясь, что старуха преследует ее. Квартира была темной и душной, там пахло свечами, старыми обоями, корицей и каким-то ароматным порошком. На одной стене был портрет Иисуса, на другой — Нострадамуса.
— Она действительно была странной, — продолжала Марта. — Даже сегодня я не имею представления, сколько ей было лет — семьдесят, девяносто или сто десять. Вдоль ее носа с одной стороны протянулся розово-белый шрам, он переходил на лоб и исчезал в волосах. Похоже на ожог. От этого ее правый глаз как-то опускался вниз, будто она подмигивала. Она сидела в кресле-качалке с вязаньем на коленях. Я вошла в комнату, и она тут же заговорила: «Я хочу сказать тебе три вещи, молодая леди. Первая — вы мне не верите. Вторая — в бутылочке, которую вы нашли в кармане своего мужа, героин „Белый ангел“. А третья заключается в том, что вы уже три недели беременны мальчиком, которого назовете именем его естественного отца».
Марта оглянулась вокруг, чтобы убедиться, что никто не сел за один из соседних столиков, что они все еще в одиночестве, а затем наклонилась к Дарси, которая молча смотрела на нее словно зачарованная.
— Позднее, когда я снова могла уже что-то соображать я сказала себе, что в отношении двух первых вещей нет ничего такого, чего не мог бы сделать хороший фокусник или один из этих факиров в тюрбанах. Если Тавия Кинсолвинг предупредила старуху о моем приходе, она могла сказать ей и причину его. Видишь, как все просто? А для женщины вроде Мамаши Делорм такие сведения очень важны, потому что, если хочешь, чтобы тебя считали колдуньей, ты должна вести себя как колдунья.
— Да, пожалуй, ты права, — согласилась Дарси.
— Что касается того, что я беременна, она просто могла догадаться. Или… ну, понимаешь… некоторые женщины словно видят это.
Дарси кивнула.
— Моя тетя прямо-таки моментально узнавала, когда женщина становилась беременной. Иногда она знала об этом раньше, чем сама будущая мать, а иногда еще до того, как женщина вообще могла забеременеть — если ты понимаешь, что я хочу сказать.
Марта засмеялась и согласно кивнула.
— Она говорила, что у них меняется запах, — продолжала Дарси.
— Иногда можно заметить этот новый запах уже на другой день, как произошло зачатие, — если у тебя хорошее обоняние.
— Да, конечно, — опять согласилась Марта. — Я тоже слышала о чем-то подобном, но в моем случае все было по-другому.
Она просто знала, и глубоко внутри моего мозга, под той его частью, которая пыталась убедить меня, что это ерунда, обман, у меня была уверенность, что она не просто догадывалась, а знала совершенно точно. Быть с ней — значило верить в колдовство, — по крайней мере, в ее колдовство. И это чувство не исчезало так, как исчезают сны, когда ты просыпаешься, или как перестаешь верить хорошему фокуснику, когда уходишь из-под его влияния.
— Что ты делала у нее?
— Ну, видишь ли, там, недалеко от двери, стояло старое кресло с продавленным плетеным сиденьем, и мне кажется, что с ним мне повезло, потому что, когда она кончила говорить, мир вокруг меня как-то изменился, и мои колени подогнулись. Мне пришлось сесть, и если бы там не оказалось кресла, я села бы на пол.
Она просто ждала, когда я приду в себя, и продолжала вязать. Мне показалось, что она видела все это уже сотни раз.
Когда мое сердце начало наконец успокаиваться, я открыла рот и произнесла: «Я хочу уйти от мужа».
«Нет, — тут же ответила она, — это он оставит тебя. Ты останешься и проводишь его. Потерпи, женщина. Понадобится немного денег. Ты думаешь, что он причинит вред ребенку, но с мальчиком все будет в порядке».
«Откуда, — сказала я, но это было все, что я могла сказать, поэтому я просто продолжала повторять снова и снова: — Откуда, откуда, откуда…» В точности как Джон Ли Хукер в блюзе на старых пластинках. Даже сейчас, через двадцать шесть лет, я чувствую запах старых свечей и керосина из кухни, кислый запах высохших обоев, похожий на запах старого сыра. Я вижу ее, маленькую и щуплую, в старом синем капоте в мелкую крупинку, которая раньше была белой, но сейчас стала желтоватой, как прошлогодние газеты. Она была такой маленькой, но я ощущала исходящую от нее силу, такую силу, что она походила на очень яркий свет… Марта встала, подошла к стойке бара, что-то сказала Рэю и вернулась с большим стаканом воды. Она осушила его почти одним глотком.
