Раб своей жажды - Холланд Том (книги бесплатно TXT) 📗
— Политика, Мурфилд.
— Не понимаю.
— Боюсь, тут замешана дипломатическая игра, — вздохнул Роулинсон. — В Лондоне не хотят хлопот на границе. По сути, хоть я и не должен был вам этого говорить, мы уже сделали вид, что не заметили ряда нарушений в этом районе. Не знаю, помните ли вы или нет, но примерно три года назад там же похитили леди Весткот с дочерью и двадцатью людьми.
— Леди Весткот?
— Жену лорда Весткота, который командовал войсками в Кабуле.
— О Господи! — вскричал я. — Кто же ее похитил?
— Мы не знаем, — вмешался Пампер, поднимая обозленное лицо. — Нам запретили расследовать этот случай. И расследование остановили политиканы.
Роулинсон взглянул на него, потом вновь на меня.
— Дело в том, — сказал он, — что индийская колониальная администрация не имеет права вмешиваться в некоторые вопросы.
— Немного поздновато для принятия мер, — хмыкнул бабу.
Все мы проигнорировали его замечание.
Полковник Роулинсон вручил мне аккуратно переплетенную папку:
— Здесь лучшие из карт, что мы смогли найти. Боюсь, карты не столь хороши. Также к ним приложены заметки профессора Джьоти о культе Кали и сообщения от Шри Сингха, нашего агента в предгорьях, о котором я, по-моему, уже упоминал.
— Да, сэр, вы упоминали о нем, о Льве. А сейчас он тоже там?
Полковник Роулинсон помрачнел:
— Если он и там, капитан, то не ждите встречи с ним. Разведчики играют по другим правилам. Правда, одного парня вы все же можете постараться разыскать — врача-англичанина по имени Джон Элиот. Он работает среди туземцев уже несколько лет, основал больницу, ну, и все в таком духе. Вообще-то он не желает иметь никаких дел с колониальными властями, этакий бунтарь-отшельник, понимаете? Но в данном случае он в курсе вашего задания, капитан, и окажет вам помощь, если сможет. Вам стоит заставить его раскинуть умом. Он знает многое о том, что там творится. А на местном жаргоне говорит, как настоящий туземец, — так мне сообщали, во всяком случае.
Я кивнул, сделал пометку на обложке папки и поднялся, видя, что мой инструктаж подходит к концу. Перед уходом полковник Роулинсон пожал мне руку.
— С Богом, Мурфилд, — сказал он. — Служба — дело суровое.
Я взглянул ему прямо в глаза и ответил:
— Постараюсь сделать все, что смогу, сэр!
Произнося эти слова, я вспомнил застрелившегося агента, неизвестный ужас, доведший его до могилы, и подумал о том, много ли я смогу сделать.
Такие предшествующие обстоятельства лишь побудили меня поскорее выступить, ибо никто не любит рассиживаться и валять дурака, когда предстоят скверные дела. Пампер Пакстон, сам побывавший во многих переделках, видимо, понимал, что я чувствую, ибо радушно пригласил меня к себе в бунгало в тот вечер, где мы пропустили по маленькой и поболтали о былом. Дома у него были жена и юный сын Тимоти, отличный парнишка, который сразу заставил меня маршировать перед ним взад-вперед по дому. Он был самым многообещающим сержантом по строевой подготовке, с каким мне когда-либо приходилось встречаться!
Мы на редкость отлично провели время, ибо я всегда был любимцем юного Тимоти и только порадовался, что он еще помнит меня. Когда пришло время ему ложиться слать, я сел рядом и почитал ему рассказики из какой-то приключенческой книжки. Помнится, наблюдая за ним, я подумал, что придет день и Тимоти станет гордостью своего отца.
— У тебя прекрасный мальчуган, — сказал я потом Памперу. — Он напоминает мне о том, зачем я ношу этот мундир.
Пампер пожал мне руку.
— Ерунда, старик, — отмахнулся он. — Тебе никогда не надо об этом напоминать.
В ту ночь я лег спать в хорошем расположении духа, а когда проснулся на следующее утро, моих мрачных предчувствий как не бывало. Я был готов к бою.
Мы двигались из Симлы по большой дороге в горы. Солдаты мои, как и обещал полковник Роулинсон, оказались хорошими ребятами, и мы быстро продвигались вперед. За месяц нашего путешествия я воистину уверовал в то, о чем часто говорили — нет в мире мест красивее. Воздух тут свеж, растительность пышна, а Гималаи над нами уходят вершинами в самые небеса. Я вспомнил, что эти горы почитаются индусами как обитель богов. Проходя под громадными ликами, я понял причину этого — от вершин исходило ощущение какой-то великой тайны и власти.
Впрочем, постепенно пейзаж вокруг начал меняться. Чем ближе мы подъезжали к Каликшутре, тем суровей и безлюдней становилось вокруг, хотя царственное величие гор оставалось прежним. унылость ландшафта лишь способствовала моим раздумьям. Как-то поздно вечером мы вышли на распутье и очутились у отходящей на Каликшутру дороги. Рядом с дорогой распласталась деревушка, нищая и убогая, но все-таки обещавшая то, что там живут люди, которых мы не встречали вот уже почти неделю. Однако когда мы вошли в деревушку, то увидели, что она покинута жителями — даже собаки не выбежали встретить нас. Мои люди противились вставать тут на постой, говорили о скверных предчувствиях, а второе чутье у солдат зачастую очень хорошо развито. Мне тоже не терпелось продолжить наше продвижение к цели, так что в тот же вечер, хотя солнце почти седо, мы ступили на дорогу на Каликшутру. За первым же крутым поворотом мы наткнулись на статую, выкрашенную черным. Камень износился, и черт лица почти нельзя было разобрать, но я сразу узнал черепа в ожерелье на шее и понял, кого представляет эта статуя. У ног богини лежали цветы.
Весь следующий день и еще день за ним мы взбирались по склону горы. Тропа становилась все уже и обрывистее, шла зигзагами, вверх по почти голой скале, а над пропастью горело безжалостно палящее солнце. Я начал понимать, почему обитателей такого места, как Каликшутра, если они вообще существуют, следует называть демонами, ибо трудно было поверить, что впереди нас могут ждать какие-либо человеческие жилища. И, конечно же, мое восторженное отношение к горам немного поостыло! Но, наконец, на исходе второго дня тропа, по которой мы продвигались, стала выравниваться, а среди скал впереди замаячили следы зелени. Когда лучи заходящего солнца исчезли за утесом, мы обогнули нагромождение скал и увидели перед собой густую поросль деревьев, тянущихся вверх в облака пурпурных цветов, а вдали сверкали призрачной белизной пики гор. Некоторое время я стоял завороженный этим прекрасным видом, как вдруг услышал крик одного из моих людей, продолжавших двигаться по тропе. Я, конечно, бросился вслед и сразу услышал жужжание мух.
Я догнал кричавшего за ближайшей скалой. Он показывал на статую. Прямо за ней начинались джунгли, и статуя стояла, словно часовой, охраняющий подходы к зарослям и деревьям. Мой солдат обернулся ко мне с гримасой отвращения на простом честном лице. Я поспешил к нему и увидел, что вокруг шеи идола висит что-то живое. Разило ужасающей вонью, напоминавшей запах гниющего мяса, и, рассматривая ожерелье на идоле, я понял, что смотрю на кишащих мух и личинок, — бесчисленные тысячи их образовали живую кожу и питались тем, что находилось под ними. Я ткнул в это сонмище рукояткой пистолета; мухи взлетели жужжащим черным роем, и на свет, киша личинками, появился комок внутренностей. Я подрезал их, и они с глухим шлепком упали на землю. А когда они упали, к своему удивлению, я увидел блеск золота. Стерев кровь, я разглядел на шее идола украшение, выглядящее очень дорогостоящим. Даже я, не разбираясь в женских забавках, понял, что вещица была довольно древней работы. Я пригляделся к ожерелью повнимательнее: оно состояло из тысячи крохотных капелек золота, сплетенных в нечто вроде сетки, и стоило, должно быть, больших денег. Я потянулся к ожерелью, намереваясь снять его. И в это мгновение раздался выстрел.
Пуля просвистела у меня над плечом и со звоном ударилась о скалу. Я взглянул вверх и сразу обнаружил нападавшего: какой-то человек стоял на краю ущелья. Он еще раз навел винтовку, во я опередил его, удачно попав ему в ногу. Человек покатился вниз по склону, и я подумал, что с ним наверняка покончено, но нет, он поднялся и, используя винтовку как костыль, заковылял через дорогу к тому месту, где мы стояли. Все это время он что-то выкрикивал, показывая на статую. Я, конечно же, не понял ни слова из того, что он говорил, но догадаться о содержании его речи было нетрудно. Я отошел от статуи и поднял руки, показывая, что совершенно не интересуюсь золотом идола. Человек уставился на меня, и мне представилась возможность хорошо разглядеть его. Это был старик в поношенных розовых одеждах, с лицом и руками, вымазанными каким-то крайне дурно пахнущим веществом, так что вонью разило от него до самых небес. Короче говоря, мы столкнулись с настоящим брамином. Он был бледен, и в глазах его стояли слезы. Я взглянул на его ногу. Она сильно кровоточила, и я нагнулся, чтобы перевязать рану, но едва я вознамерился сделать это, как брамин отскочил от меня и вновь принялся молоть языком. На этот раз мне показалось, что я услышал слово «Кали».
