Голубое поместье - Джонс Дженни (читать хорошую книгу .txt) 📗
Том остановился. Да, роскошное детство Элизабет, тем не менее его нельзя назвать богатым материнской любовью. Розамунда Банньер достигла высот карьеры еще до войны. Жизнь ее лежала между спектаклями в «Ла Скала», парижском «Гранд-Опера» и концертами в «Уигмор-Холл»… [32] Песни Дюпарка. Возможно, она пела и их.
Для детей оставалось немного времени.
Так кто же тогда распоряжался в поместье? Какое-то мгновение он грыз карандаш, рассеянно обратившись глазами к точке, высоко повисшей над травянистым лугом… жаворонок. Ответ было нетрудно найти: Питер Лайтоулер вспоминал про сестру Розамунды — Маргарет, засушенную старую деву: кислолицую женщину с детской фотографии Элизабет. Она вполне соответствовала ходу событий. Получается.
«Элизабет тренировалась в езде по дорожке несколько недель и однажды, августовским утром, решила выехать на дорогу. Она положила в корзинку список покупок, составленный тетей Маргарет, и какие-то деньги. Это ее первая вылазка в Эппинг. У ворот она замечает Шэдуэлла, развешивающего выстиранное белье на веревке, протянутой между яблонями. Она машет ему, хотя садовник редко замечает ее присутствие.»
Да, Маргарет, безусловно, требовалась помощь мужчины, как и теперь Рут. Садовник всегда участвовал во всем происходящем в поместье. В конце концов, коттедж был построен именно для него.
«На этот раз Шэдуэлл кивает, прикасаясь к своей кепке. Отлично! Старина Шэдуэлл заметил ее. Наверное, Элизабет действительно взрослеет, становится независимой.
На дороге восторг начинает меркнуть. Появляются сомнения. Что, если она упадет? Что, если ее увидят? Элизабет нажимает на педали медленнее, внезапно ощутив, что возле поместья никого не будет, она встретит других людей, только выехав на шоссе, ведущее в Эппинг, с его повозками и машинами. Там люди увидят ее. Сегодня базарный день, и в центре полно людей. Неужели они бросят свои дела ради того, чтобы посмотреть на нее?
Причина ее нерешительности кроется отнюдь не в вздорной боязни того, что юбка может запутаться между спицами, и она упадет; тогда с нее что-нибудь да слетит, или платье порвется или испачкается в масле. Многое может сложиться не так.
Ее щеки горят от утомления и раздражения. Почему тетя Маргарет так неразумно ведет себя? Она запретила Элизабет носить шаровары на людях. Начался бесконечный спор. Они сражались целую неделю, когда Элизабет заказала себе пару из каталога. Спортивные брюки появились через два дня — колючий оливковый твид.
За завтраком Маргарет отказалась даже обсуждать этот вопрос.
— Леди не подобает их носить, пусть миссис Падфилд одевает брюки. Это ее собственное дело. Однако твое поведение касается меня, и я не хочу, чтобы ты выглядела смешной. Я не хочу слышать более ни слова на эту тему. — Иона отправилась прочь из комнаты.
Родди сардонически поднял бровь, повернувшись к Элизабет.
— Я отвезу тебя, если хочешь.
— Не надо, все в порядке. — Она вздохнула. — Сегодня придется ехать в юбке.
— Как угодно. — Он встал. — Потерпи немного, ящерица. Скоро ты станешь взрослой и тогда сможешь делать все, что захочешь.
Она рассмеялась.
— Так вот чему тебя научили в Оксфорде? Разве кто-нибудь может делать все что угодно, взрослый он или нет? Но какова идея! Что бы сказала на это Маргарет?
— Забудь о тете Маргарет. Кстати, если не похолодает, мы сможем сегодня поплавать? Шэдуэлл утверждает, что расчистил пруд от водорослей.
— О, это было бы действительно превосходно!
Элизабет немедленно приободрилась. Но ее хорошего настроения хватило на то, чтобы выехать из ворот и оказаться на безлюдной дороге, ведущей к Эппингу.
Она не упадет. Юбка не порвется и не испачкается. Она въедет в Эппинг с поднятой головой и уверенно справится с уличным движением. Маргарет исписала целый лист, и ей пришлось потратить час, чтобы сделать все покупки. Зачем на этом свете потребовалась розовая вода тете Мег? Элизабет решительно толкает свой велосипед от аптекаря к пекарю, ощущая себя ответственной и взрослой.
Она возвращается через рынок, и какие-то бархатные ленты в одном из ларьков привлекают ее. Элизабет на миг останавливается, рассматривая цвета. У нее нет собственных денег, но Маргарет не будет возражать, если она возьмет из домашних. Она стоит какое-то время, выбирая между изумрудной зеленью и глубоким вишневым оттенком.
Невзирая на шум и суматоху рынка, толкающуюся толпу и крики ларечников, она осознает, что за ней наблюдают. Неприятное ощущение прикасается к лопаткам, колет их. Не желая того, она медленно поворачивается. В двери лавки мясника стоит маленький ребенок, не моргая, разглядывающий ее. На нем чужая, бедная, залатанная одежда. Лицо неумыто, волосы грязны, в ботинках дыры.
Он глядит на нее — вчерашний младенец, едва научившийся ходить, и она улыбается ему. Поудив в кошельке Маргарет, Элизабет достает пенни.
— Вот возьми, — говорит она, протягивая монетку ребенку.
Он потянулся за ней, но грубая ладонь отбрасывает его руку.
— Мы не нуждаемся в милостыни, мисс. — Лицо матери резкое, тонкие черты искажены раздражением. Бледные соломенные волосы, собранные на затылке в неопрятный пучок.
— Простите, я просто подумала… это чтобы мальчик купил себе конфет. — Элизабет зарделась, ощутив всеобщее внимание к себе.
Женщина смотрит на нее, и ледяные глаза становятся неприятно похожими на глаза ребенка.
— Ты из поместья, так? — говорит она наконец.
— Да. — Элизабет не знает, что сказать.
— Тогда передай кое-что. Скажи Родди Банньеру, что Питеру нужны новые ботинки. Поняла? Я ничего не прошу для себя, но Питер быстро растет и… — Она оглядывает Элизабет от соломенной шляпки до лакированной кожи ботинок. — Ох, да зачем я стараюсь? — Голос ее полон горечи. — Что тебе до нас. Покупай себе ленты, девица, и ступай прихорашиваться.
Она поворачивается, увлекая за собой мальчишку, и растворяется в толпе.»
Он не был уверен: можно ли говорить о шароварах, так ли обстояло дело в 1914 году? А потом партия Джесси Лайтоулер, верно ли она прозвучала? Не поддалась ли она клише: истощенная гордая мать и молчаливый внимательный ребенок?
Ребенок получился верно. По крайней мере в этом Том был уверен. Глаза Питера Лайтоулера не пропускали ничего — ни тогда, ни теперь. Холодный самоконтроль… этот лаконичный портрет сойдет.
«Элизабет задумчива по пути домой, непривычно молчалива за завтраком. Родди читает, приставив книгу к кувшину с водой. Тетя Маргарет занята предстоящим расставанием с кухаркой, возможным сокращением прислуги в связи с недавним объявлением войны.
— Вот что, просто не могу представить, чтобы мы остались без прислуги. Условия вполне выгодны, и никто не может сказать, что у нас беспокойное семейство. — Она сердито смотрит через стол на Родерика. — Полагаю, что ее мог обидеть недостаток элементарной любезности с твоей стороны, Родди. По-моему, ты иногда мог бы расставаться за столом с книгой.
— Неужели ты считаешь подобную пищу заслуживающей моего безраздельного внимания? — Брат с пренебрежением тыкает в рыбу вилкой. — Не понимаю, почему нам не завести полный штат постоянной прислуги. Тогда у нас не будет никаких неприятностей с этими их родственниками из деревни.
— У нас нет места, — отвечает Маргарет. — Дом невелик.
Он пожимает плечами.
— Комнаты над конюшней легко перестроить. Глупо жить так. Мы не бедны!
— Мы тоже не сделаны из денег. Родди, по-моему, тебе пора хорошенько подумать над своим отношением к жизни… — Маргарет знаменита своими «залпами всем бортом».
32
Лондонский концертный зал, открыт в 1901 г.