Кукла вуду (СИ) - Сакрытина Мария (читать книги онлайн бесплатно регистрация .txt, .fb2) 📗
Она отталкивается от косяка, выпрямляется и сцепляет руки за спиной, наверное, чтобы не так было заметно, как они дрожат.
- Делай, что хочешь.
Я перевожу взгляд на лезвие, прижатое к запястью. Чем ярче её сияние, чем громче шёпот в голове, требующий ей покориться, тем сильнее мне хочется сделать ей больно.
- Неужели? И ты не хочешь оставить ценного раба? Моя семья только из-за меня перед тобой по струнке ходит.
Она вздрагивает, словно я её ударил, и на секунду мне кажется, что она вот-вот расплачется. Но вместо этого она очень тихо говорит:
- Я не твоя госпожа. Я не делала это с тобой. Я бы никогда этого не сделала.
Я горько смеюсь ей в лицо.
- Правда? Вчера ты хотела убить мою сестру.
Она до крови кусает губу и опускает голову.
- Да. И сейчас мне стыдно. Твоя сестра злобная стерва, но мне стыдно за всё, что я думала о ней. И о твоём отце. И о твоей матери. – Она замолкает на мгновение, словно собирается с силами. Меня колотит от её страха по полам с решимостью. – Ты понятия не имеешь, что такое всю жизнь бояться, а потом получить возможность разом избавиться от всех, кто тебя пугал. Я понимаю сейчас, что так нельзя. И я прошу прощения за… то… как вела себя с тобой. - Она снова переводит дух, потом продолжает: - Я не должна так поступать и больше никогда ничего подобного не сделаю. Больше никаких приказов. Пожалуйста, поверь мне. Поэтому если хочешь умереть… делай, что хочешь.
Я смотрю на неё и не понимаю, что мне хочется больше: повиноваться ей или заставить её плакать. Останавливает меня лишь ощущение её страха. От него не по себе. Чего она боится? Это я мёртв и… А ей-то что?
- И не остановишь меня?
- Это твоё желание, я уважаю его, - очень серьёзно говорит она.
Я смотрю на неё – долго, ей становится неуютно. А я ведь просто пытаюсь привыкнуть к её сиянию и привести мысли в порядок.
Лезвие всё ещё зажато в моей руке.
- Тогда зачем ты пришла?
Она пожимает плечами и лжёт – я же слышу её настоящие чувства:
- Мне стало любопытно, оживёшь ты снова, или эта связь между нами всё-таки исчезнет?
Против воли я усмехаюсь. Потом смотрю на бритву – и кладу её на раковину.
- А чего хочешь ты? Кроме смерти всем нам, конечно.
- Я никому не хочу смерти, - шепчет она. И добавляет громче: - Я хочу, чтобы всё вернулось, как было.
Я снова усмехаюсь.
- Правда? Та жизнь, в которой ты всех боишься?
Она пожимает плечами.
- Зато нормальная. А знаешь… - Она замолкает на мгновение, но потом решается: - Я всегда думала, что ты изнеженный эгоист, у которого всё есть, и ты не умеешь это ценить. Ты даже не представляешь, как будет больно твоей семье, если ты снова умрёшь, они же тебя так любят!
«Я уже мёртв», - думаю я, а вслух огрызаюсь:
- Представляю. Ещё как представляю, я же всё помню. Всё, что было на похоронах. А ты? Ты хоть представляешь, каково это – когда тебя хоронят заживо?
Она снова вздрагивает, но не отступает. И твёрдо говорит:
- Я представляю, каково потерять любимого человека. Твой отец делает всё, чтобы понять, кто так с нами поступил, и как всё вернуть. Я собираюсь ему помочь. А ты… - она всё-таки срывается, бросает злой взгляд на бритву. - Ты… режь вдоль, понял?!
А потом выскакивает из ванной, захлопнув дверь.
Поздравляю, Антон, ты всё-таки довёл её до слёз. Тебе похорошело?
Я слышу, как она плачет в гостевой – матрас под ней легонько поскрипывает. Хороший у меня теперь слух… Я знаю, что её слова – правда. И мне уже сложно на неё сердиться.
Я убираю бритву обратно в футляр на верхнюю полку, выхожу в комнату и сажусь на подоконник. Открываю окно – холод мне, очевидно, теперь не страшен.
Я смотрю в окно, на чистое небо, полное звёзд (их я теперь тоже вижу отлично), на луну, которая медленно катится к горизонту, и пытаюсь разобраться в себе. Ужас от того, что я до сих пор жив, не исчезает – но я отправляю его подальше. И стараюсь не думать, что оставил бритву в покое только потому, что знал: Оля этого хочет. Выполнять её желания – этот голос тоже не смолкает, но я пытаюсь не слушать и его. Это сложно, но я по крайней мере могу теперь думать о чём-то другом, кроме «Какая моя госпожа хорошая!»
Зачем ей это нужно? Это ведь было её желание – вернуть мне память, я откуда-то это знаю. Почему она не оставила меня куклой, как раньше? Я чувствую её отношение ко мне – оно далеко от восхищения. Я не знаю, что не так с этой девчонкой, и почему она не поддается моему, хм, очарованию, как остальные, но Оле на меня плевать, я это сейчас отлично понимаю. Нет, не так – я ей нравлюсь именно как кукла, красивая, нестрашная. Меня настоящего она почему-то боится.
Почему? Я же ничего плохого ей не сделал.
И как теперь жить? Родители никому не сказали, что я… ну… больше не в могиле. Прятаться ото всех, пока папа не найдёт этого колдуна? Я так не могу.
Но буду, если мне скажут, что это нужно.
Ира так плакала, когда я умер… Я должен пойти к ней и утешить. А мать, что она говорила про тётю Жаклин? Спросить папу, мне необходимо с ним поговорить…
Но я сижу на подоконнике и смотрю, как небо из серого становится сиреневым, и впервые понимаю, как оно прекрасно. Как сладок воздух, когда ты снова способен дышать. А этот рассвет вполне может оказаться для меня последним, если мать права, и я умру, когда всё закончится.
Получилось бы у меня вообще перерезать себе горло? Или кровь прямо сразу свернулась бы, как в фантастических фильмах?
Я смотрю, как небо медленно затягивается тучами, и снег опять падает, как в день моих похорон. Пушистый праздничный снег.
Наверное, нужно просто не думать. Пока, по крайней мере. Переждать эту кашу в голове… Так я и делаю.
Я просто смотрю на снег.
Где-то через час-два моё внимание привлекают крадущиеся шаги. Они движутся по коридору к гостевой комнате. Оля там не спит и на чём-то сосредоточена, это всё, что я знаю, потому что совершенно не хочу о ней думать.
Но шаги такие тихие и аккуратные, что я невольно улыбаюсь – догадываюсь, кто это. И также тихо и аккуратно встаю с подоконника, подхожу к двери и выглядываю в коридор.
Ира с решительным видом крадётся к гостевой.
Я с трудом сдерживаю смех.
И говорю:
- Во-первых, она не спит. – Ира замирает, медленно поворачивается ко мне, а я продолжаю: - Во-вторых, куда это ты несёшь Петю?
Ира переводит взгляд на чёрного паука-птицееда на своё плече и возмущённо сообщает:
- Это не Петя, это Миша! Почему ты их вечно путаешь? – Потом резко поворачивается. – Ты… Т-тоша?
Я улыбаюсь, шагаю к ней и тянусь обнять – стараясь не тронуть паука, не люблю, уродливые твари. Не понимаю, что Ира в них находит?
- Т-тоша! – У Иры глаза снова на мокром месте. – Ты вернулся? Ты правда-правда вернулся?
- Правда, - улыбаюсь я, не желая её пугать.
Но в тот момент, когда Ирины губы касаются моей щеки, меня словно раскалённой иглой прошивает боль. Такая сильная, что я вскрикиваю, падаю на пол. И снова начинаю задыхаться.
- Тоша? – суетится Ирка, её голос звенит от паники. – Тоша! Помогите!
«Опять?» - тоскливо думаю я и, уже теряя сознание, вижу, как распахивается дверь гостевой. Потом в глазах темнеет, но я чувствую теплое прикосновение к щеке… И сразу становится легче дышать. Сначала я захлёбываюсь воздухом, прежде чем успокаиваюсь и поднимаю голову.
Испуганная Оля сидит на коленях рядом, держит меня за руку – от её прикосновения по моему телу разливается блаженное тепло. И лопочет:
- Я не знала, я правда не знала, правда!
Ира сидит тут же, рядышком, и прожигает её таким взглядом, как будто примеривается, как бы поудобнее свернуть ей шею.
А Олю колотит не то от страха, не то от напряжения.
- Я правда… я не знала…
- Чего ты не знала? – спрашиваю я, когда ко мне возвращается голос.
Оля тяжело дышит, прямо как я.
- Что тебе нельзя дотрагиваться до других. ЛаШонда говорила, что такое возможно, но я не думала, я правда не думала! Зачем это может быть кому-то нужно?!
