Спасти Советский Союз (СИ) - Баксаляр Илья Николаевич (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗
На глазах Алексея Николаевича опять выступили слезы. Мой собеседник знал, что говорит, в войну много ездил по заводам и все видел своими глазами. Я читал энциклопедию и помню слова, сказанные про него: «Если на фронтах войну выиграл маршал Победы Жуков, то на трудовом фронте ее одержал маршал…» Мой собеседник.
Величие этого человека возрастало с каждой минутой в моих глазах. Передо мной сидел скромный пожилой мужчина, немного стеснительный, сдержанный, очень простой в обращении, но с такой внутренней силой, что из всех своих собеседников я постепенно стал выделять его больше всех.
– Я не могу сказать плохого про Сталина при всех его недостатках. Его поступки обусловлены тем кругом, который его окружал. Преданность – это хорошее качество собаки, она всегда смотрит хозяину в глаза и ждет только команды, чтобы выполнить любое его приказание. Умение говорить правду в глаза – это достоинство, которое должен ценить мудрый правитель. У каждого из нас есть недостатки, но способность понимать людей и прощать их ошибки и промахи – это достояние сильных людей. Когда Сталин умер, меня сняли практически со всех постов. Почему-то считали, что я выдвиженец вождя, и моей фигуре не место в правительстве. Внезапная нелюбовь к Сталину нового правителя тяжело отразилась на моей судьбе. Но прошло время, и меня вернули. Почему, не знаю.
Я помню, что Хрущев выгнал из правительства всех ставленников Сталина, но толковые люди на дороге не валяются, и, конечно, все взвесив, он пригласил моего собеседника обратно, предложив пост Председателя правительства.
– Алексей Николаевич, а как вы оцениваете Хрущева?
– Никиту Сергеевича? Интересный был человек, живой такой, энергии хоть отбавляй. В какой-то мере он был мужественным человеком, хоть и с опозданием, но начал критиковать Сталина. Лучше поздно, чем никогда. Его выступление на Двадцатом съезде можно сравнить с разорвавшейся бомбой. Говорил честно о том, что было. О репрессиях, культе личности, но о свободе говорить побоялся. Мне казалось, что Никита Сергеевич хочет изменить людей, научить их говорить правду. Но в тех условиях граждане великой страны не поняли бы его. Хрущева часто несправедливо ругают, но ведь он сделал многое для страны – и спутник вывел на орбиту, и наш человек покорил космос. Это все его заслуга. А сколько невинно осужденных освободил из тюрем и лагерей! Только за это Никите Сергеевичу нужно было поставить памятник при жизни. Но ему тоже не хватило логики, его часто эмоции захлестывали, и из доброго весельчака он превращался в агрессивного человека. Что-то было в его душе нарушено, какая-то боль не давала покоя и все время срывала его на агрессию. И поток негатива перекрывал самые лучшие качества этого человека. Вскоре Хрущев так увлекся всевозможными реформами и экспериментами, что страна начала стремительно уставать от него. Поэтому члены Политбюро приняли решение отправить первого секретаря на заслуженный отдых. В октябре шестьдесят четвертого года мы так и сделали. Надо отдать должное Хрущеву – ушел он с достоинством, сказав на прощание: «То что, вы сняли меня с должности – это моя заслуга, при Сталине вас бы просто расстреляли». Никита Сергеевич ушел, а мы стояли, склонив головы от стыда, понимая, насколько он прав. И, конечно, мы должны быть благодарны ему, что тот дикий страх, который витал повсюду, ушел в прошлое.
– А что было потом?
– Дальше? Долго спорили, кто станет главным. Но две группировки не могли договориться, и в качестве компромисса выбрали Брежнева. Почему-то его никто всерьез не воспринимал. Леонид Ильич был компанейским и веселым человеком. Он обладал весьма хорошим качеством: умел понимать людей и был человечным. Тогда меня назначили Председателем совета министров. После хрущевских реформ положение в стране было тяжелым. Все экономические вопросы легли на меня. Нужно было что-то радикально менять. Еще при Никите Сергеевиче шла дискуссия по вопросу внедрения другой экономической модели управления страной. Сталинская система изживала себя, и нужны были продуманные реформы. Общество нуждалось в новых идеях. В шестьдесят пятом году в газете «Правда» вышла статья профессора Харьковского университета, экономиста Евсея Григорьевича Либермана. Она была предельно простой и понятной и сильно поразила меня. Я позвонил автору и попросил прислать в ЦК его видение реформ. Также обратил внимание на идею академика Глушко, который предлагал всю экономику перевести на полное автоматизированное управление. Но в тех условиях реализовать такой замысел было невозможно. Любая реформа требует денег, а в стране их катастрофически не хватало. Я много времени провел с Евсеем Григорьевичем. Интересный был человек. Грамотный и дальновидный. С ним было интересно работать.
– А в чем была суть этих реформ?
– Вы знаете, в чем была основная проблема нашей экономики? Главное – выпускать продукцию, согласно установленному плану, и неважно – пользуется она спросом или нет. Вторая проблема заключалась в том, что люди не заинтересованы были хорошо работать: зарплата мизерная, начальства много, и всем нужно только одно: даешь план! При Иосифе Виссарионовиче все боялись и работали более-менее удовлетворительно, но на страхе долго не продержишься, и производительность стала резко падать. Никита Сергеевич пытался изменить такое положение дел, но ему не хватало логики. Эмоции всегда портят дело. Сидя долгими вечерами с Евсеем Григорьевичем просчитывали последствия новой реформы. Я спросил его: «Во сколько нам обойдется внедрение Ваших предложений?». Он ответил: «Стоимость бумаги!». Аргумент был весомый. И я принялся за дело. Вы спросили меня, в чем была суть реформ? Отвечу.
Глаза Алексея Николаевича загорелись, лицо просветлело, возникло ощущение, что передо мной не зрелый человек, а энергичный мужчина лет тридцати. Столько энергии шло от моего собеседника, что мне стало очень тепло рядом с ним.
– Первое, что необходимо было сделать, усилить экономические методы управления. Заставить людей работать из-под палки, больше было невозможно. Главным стимулом было заинтересовать материально – рублем. Хорошо работаешь, качественно – получили премию. Плохо – ну тогда и на зарплату не жалуйся. Важно, чтобы предприятиям хотелось выгодно работать, рабочие коллективы надо было заинтересовать. Раньше всю прибыль отдавали наверх, а потом оттуда получали дотации. Получалось, что работаешь хорошо – все отдаешь дяде, а тот подумает и решит, возвращать или нет заработанные деньги. И часто получалось, что дотации шли тем, кто работает-то как раз не самым лучшим образом. Предприятиям, получается невыгодно, хорошо работать. Зачем? Работай хорошо или плохо – все будет решать дядя наверху. И выгоды никакой. Поэтому трудовые коллективы стали работать все хуже и хуже. Реформа предлагала часть прибыли оставлять на предприятиях, и они сами решали, как ее потратить – в рамках закона, конечно. Теперь на предприятиях создавались свои фонды. Первое – это фонд развития производства. – И мой собеседник, положив книгу на скамейку, поднял правую руку и загнул большой палец. – Фонд материального поощрения. – И загнул второй палец. – Обязательные премии сотрудникам за эффективный труд. Вот представьте, ваша зарплата – сто пятьдесят рублей. Вы работаете хорошо, и вам выдают премию рублей тридцать. Доплата неплохая. Рабочий работает на станке – зарплата сто восемьдесят рублей, но он хочет заработать больше. И пожалуйста, предприятие дает ему такую возможность. Зарплата двести пятьдесят рублей, а то и выше. Рабочему интересно? Выгодно? Конечно. Теперь его материальное благополучие зависит от него самого, от того, как он будет работать и какая будет производительность труда. Третье. – Алексей Николаевич загнул средний палец. – Фонд социально-культурного поощрения. Что это такое? Предприятие откладывает деньги на строительство собственных пансионатов, профилакториев, санаториев, где смогут бесплатно отдыхать все его сотрудники. Из этого фонда можно строить детские сады, дома культуры, спортивные сооружения. Четвертое. – Он прижал безымянный палец. – Фонд жилищного строительства. Очень важный. У людей не было своего жилья. Многие ютились в переполненных коммунальных квартирах, некоторые – и таких было немало, – жили в бараках и общежитиях, и вопрос с жильем стоял очень остро. Чтобы заинтересовать людей хорошо работать, предприятие теперь само может строить дома и поощрять лучших работников собственной квартирой. В сельском хозяйстве мы стали закупать продукцию по более высокой цене – в полтора-два раза выше, чем прежде. А если продавали продукцию сверх нормы, стимулировали льготами на покупку запчастей, техники и давали право колхозам и совхозам снижать ставку подоходного налога с крестьян. Это подняло материальный уровень колхозников, где зарплаты были ничтожно малы. Но вот сравни. Вначале шестидесятых труженики села получали по двадцать-тридцать рублей, вначале семидесятых зарплата выросла до ста двадцати-ста сорока рублей. Прибавка все-таки существенная. Плюс в деревне начали строить клубы, школы, детские сады, а лучшие колхозы умудрились возвести свои пансионаты в Крыму и Сочи. Людям стало выгодно работать. Чтобы облегчить работу предприятий, мы снизили объем отчетной документации. Потом провели реформу управления народным хозяйством. Создали три уровня управления. Министерство – объединение – предприятие. И ликвидировали все лишние структуры. Очень много управленцев направили на предприятия. Зачем содержать огромный бюрократический аппарат, который занимается не делом, а производством ни кому не нужных бумаг? Сэкономили большое количество средств и направили много высвободившихся сотрудников на предприятия, где так не хватало людей. Все это стало мощным рычагом роста экономики страны. В период шестьдесят шестого по семидесятый года по темпам роста экономики мы были на первом месте в мире, каждый год по семь с половиной процентов ВВП. Таким темпом шла еще только Япония. Наша экономика за пятилетку выросла наполовину. Благосостояние народа росло, жилищное строительство набирало такие обороты, каких еще никогда не было за всю историю страны. В Западной Сибири наши геологи нашли огромные запасы нефти и газа. За пять лет разработок добыча нефти выросла в десять раз, а газа – в сорок. Вот это были темпы!
