Кошачье кладбище (Кладбище домашних животных) (др. перевод) - Кинг Стивен (читать книги онлайн без txt) 📗
— Не ворчи, Джад.
— Не буду, женушка, не буду.
Наконец, отважившись, Норма взглянула на Луиса.
— Спасибо вам за все, — с неподдельной застенчивостью, и оттого еще более трогательно, произнесла она. — Джад говорит, я вам жизнью обязана.
Луис смутился.
— Джад преувеличивает.
— Да не так чтобы очень, — хмыкнул тот. С прищуром поглядел на Луиса. — Разве матушка не учила вас не отказываться от благодарности?
Нет, не учила, во всяком случае, Луис не помнит. Кажется, она говорила однажды, что ложная скромность, по сути, та же гордыня.
— Милая Норма, все, что в силах, всегда для вас рад сделать.
— Какой вы славный человек! — улыбнулась старушка. — Уведите моего старика, выпейте с ним пива. А то я спать хочу, а от него не отделаться.
Джад с готовностью поднялся.
— Надо ж! Пошли скорее, пока не передумала!
За неделю до Дня Благодарения выпал первый снег, потом — еще. Накануне праздника погода стояла ясная и холодная. Луис отвез семью в аэропорт — Рейчел с детьми отправлялась в Чикаго, навестить родителей.
— И все-таки нехорошо получается! — наверное, в двадцатый раз за последний месяц посетовала Рейчел. — В такой праздник ты будешь один по пустому дому слоняться! А день этот принято встречать в кругу семьи.
Луис пересадил Гейджа с руки на руку. Малыш в первой своей мальчиковой куртке казался едва ли не гигантом. Элли приникла к огромному окну и следила, как поднимается вертолет.
— Не бойся, грусть-тоску пивом заливать не стану. Норма с Джадом небось на индейку пригласят. Надо ж, опять, выходит, я виноват. Никогда не любил многолюдные праздничные посиделки. Придешь, бывало, на стадион футбол посмотреть загодя, часа в три, выпьешь чуток, потом — еще и еще. Глядишь, часам к семи уже тепленький. А отрубишься — так до утра. А назавтра голова трещит, будто в ней джаз играют. Думаешь, мне охота с тобой и детьми расставаться?
— Ну, о нас не беспокойся. Летим первым классом. По-королевски. А Гейдж проспит, наверное, до самого Чикаго.
— Дай-то Бог! — И они с Рейчел рассмеялись.
Объявили посадку, Элли нетерпеливо запрыгала подле матери.
— Мам — наш самолет! Пошли скорее! Пошли! А то улетит без нас!
— Не улетит, — успокоила ее Рейчел, зажав в руке три розовых посадочных талона. На ней было меховое манто (конечно, искусственного меха, но выглядело шикарно!) с претензией на ондатру. Да Бог с ней, с претензией, главное, Рейчел в этом манто — красавица.
Возможно, на лице отразилось все, о чем он думал. Рейчел неожиданно крепко обняла мужа, едва не раздавив Гейджа, оказавшегося посередине. Малыш удивился, но не испугался, не закапризничал.
— Луис Крид, я тебя люблю! — провозгласила Рейчел.
— Мам, ну, скорее же, пойдем, — канючила Элли.
— Идем, идем, — бросила мать. — Всего хорошего тебе, Луис.
— У меня-то все будет хорошо. — Он улыбнулся. — Передай привет своим старикам.
— Какой же ты… — И она наморщила нос. Ее не проведешь: она прекрасно понимала, почему Луис не едет с ними. — Какой же ты… чудак!
Они направились к стоянке самолета и скоро исчезли из вида… на неделю. А Луису уже в аэропорту стало одиноко и тоскливо. Он подошел к тому окну, где минуту назад стояла дочь, и засмотрелся на грузивших багаж рабочих.
Все проще простого. Родители Рейчел, мистер и миссис Гольдман, невзлюбили Луиса с первого взгляда. Беспутный малый. Что от такого ждать? Дальше — больше. Поступил в медицинский колледж и сел на шею жене. Добро б учился как следует. А то не сегодня-завтра вылетит с треском…
Такое отношение еще можно вынести, и Луис терпел, покуда не произошло событие, о котором Рейчел и по сей день не знает (и не узнает, во всяком случае, от него). Ирвин Гольдман согласился оплатить образование Луиса. При одном условии: шалопай должен оставить Рейчел в покое.
Такого нахальства Луис Крид снести не мог. Да и всякий нормальный мужчина, кому еще не стукнуло восемьдесят пять, не снес бы такого бесстыдного предложения — взятки, если называть вещи своими именами. В ту пору Луис был измучен и издерган: три часа в день просиживал в колледже, еще четыре — корпел над учебниками, вечером подрабатывал в пиццерии в престижном районе. В тот злополучный вечер мистер Гольдман неожиданно сменил холодную сдержанность на игривое панибратство. Старик зазвал Луиса к себе в кабинет, как думалось наивному студенту, чтобы угостить хорошей сигарой, но уж больно многозначительно переглянулся он с супругой. Позже, много позже, когда стали вырисовываться контуры беседы, Луиса охватило то же чувство, что и мустангов, почуявших пожар в прерии, — безотчетная и всепроникающая тревога. Наверное, сейчас старик Гольдман заявит, что ему известно: Луис спит с его дочерью.
Вместо этого, однако, мистер Гольдман сделал это невероятное предложение, даже достал чековую книжку из недр смокинга, как расческу — чтобы причесать лысину, подобно героям в фарсе Ноэля Кауарда. Тут уж Луис не выдержал, взорвался: нельзя держать дочь под семью замками, как музейный экспонат; нельзя уважать лишь свое мнение. И вообще, ее отец — тиран, тупой и подлый! Излив всю ярость, он испытал облегчение, хотя и не сразу признался себе в этом.
Верно определив черты папы Гольдмана, Луис не проявил хоть сколько-нибудь дипломатичности. Комедии в духе Ноэля Кауарда не получилось: вместо добродушного юмора в каждом слове — злая издевка. Гольдман приказал Луису убираться и пообещал пристрелить его как бешеного пса, сунься он еще раз. На что Луис посоветовал старику засунуть чековую книжку в задницу. Гольдман заметил, что даже последние подзаборные забулдыги не станут якшаться с Луисом. Луис, развивая свою мысль, предложил хозяину отправить туда же вслед за чековой книжкой и все кредитные карточки.
Такую беседу трудно назвать шагом будущих родственников к сближению.
В конце концов Рейчел с грехом пополам помирила их (и тот, и другой покаялись в сказанном, но мнения друг о друге не изменили ни на йоту). Не было истерики с выдиранием волос, не было сцены отречения от дочери. Хотя, несомненно, папа Гольдман вдоволь настрадался, ведь дочь выходила замуж за «чудовище вида ужасного». В день свадьбы лицо старика напоминало Луису посмертную маску на древнеегипетском саркофаге. В подарок молодожены получили столовый сервиз отличного фарфора на шесть персон и микроволновую печь. Деньгами — ни гроша.
Пока Луис учился-мучился, Рейчел подрабатывала в дорогом магазине дамского платья. С той поры и по сегодняшний день отношения Луиса с ее родителями оставались напряженными, особенно с отцом. И Рейчел не тешилась иллюзиями.
Конечно, он мог бы вместе с ней и детьми полететь в Чикаго. Правда, возвращаться ему пришлось бы на три дня раньше (к началу занятий в университете), но невелика беда. Зато три-четыре дня в обществе мумии-тестя и сфинкса-тещи сулили Луису беду куда большую. Правда, при детях и мумия, и сфинкс оживали, малыши пробуждали в них что-то человеческое. Да и сам бы Луис довершил «разрядку напряженности», намекни он, что давным-давно забыл тот вечер в кабинете папы Гольдмана. Даже если старик и заметит притворство — не беда. Но весь фокус в том, что Луис (честно признаваясь себе) не хотел «разрядки». Конечно, время — лучший лекарь, но все же остался у Луиса мерзкий привкус после того вечера — нет, отнюдь, не от выпитого бренди, — когда старик распахнул свой идиотский смокинг и извлек, как из теплого гнездышка, чековую книжку. Слава Богу, что так и не узнал мистер Гольдман о пяти ночах, проведенных его дочерью на узкой, продавленной кровати вместе с Чудовищем. Но это само по себе и дела не меняет: за долгие годы отношения зятя с тестем не наладились.
Конечно, Луис мог бы полететь в Чикаго, но удовольствовался тем, что отослал жену, детей и поздравительное письмо.
Самолет компании «Дельта» начал выруливать на взлетную полосу, и Луис неожиданно увидел в ближнем к носу иллюминаторе Элли — она махала, махала изо всех сил. Луис улыбнулся, помахал в ответ. Потом кто-то — может, Рейчел, а может, и сама Элли — поднял к иллюминатору Гейджа. Он тоже махал ручонкой, хотя вряд ли видел отца, скорее просто подражал сестре.
