Зеленая миля - Кинг Стивен (книги онлайн без регистрации .txt) 📗
10.
Даты все время выпадают у меня из головы. Наверное, придется попросить мою внучку Даниэль посмотреть некоторые из них в подшивках старых газет, хотя стоит ли? Ведь события тех самых важных дней, того, например, когда мы пришли в камеру Делакруа и увидели мышь, сидящую у него на плече, или того, когда в блок поступал Вилли Уортон и чуть не убил Дина Стэнтона, все равно не попадут в газеты. Может, даже стоит просто продолжать, как пишется, в конце концов, я думаю, даты не так важны, если помнишь события в том порядке, в каком они происходили.
Я знаю, что иногда время сжимается. Когда наконец из кабинета Кэртиса Андерсона пришли документы с датой казни Делакруа, я с удивлением увидел, что время свидания нашего друга-французика с Олд Спарки подвинуто вперед, – неслыханное дело даже по тем меркам, когда не нужно было сдвигать половину рая и всю землю для того, чтобы казнить человека. Речь шла о двух днях, по-моему, вместо 27 октября назначи-ли 25-е. Я не уверен, что именно эти дни, но очень близко, я еще подумал, что Тут получит назад свою коробку из-под сигар раньше, чем предполагал.
Уортон же поступил позже, чем мы ожидали. С одной стороны, суд длился дольше, чем предполагали достоверные источники Андерсона (когда речь идет о Буйном Билле, ничего достоверного не бывает, и мы в этом скоро убедимся, включая наши проверенные временем и надежные методы контроля за поведением узников). Потом, после того, как его признали виновным (все происходило в основном по сценарию), его поместили в больницу в Индианоле для обследования. С ним случилось несколько якобы припадков во время суда, дважды довольно серьезных, когда он падал на пол и лежал, дергаясь, трясясь и стуча ногами по доскам. Назначенный судом адвокат заявил, что Уортон страдает эпилептическими припадками и совершил свои преступления в состоянии помешательства. Обвинитель возразил, что эти припадки инсценированы в отчаянной трусливой попытке спасти свою собственную жизнь. Увидев так называемые эпилептические припадки своими глазами, присяжные решили, что Уортон симулирует. Судья согласился с ними, но назначил ряд анализов после оглашения, перед исполнением приговора Бог знает, почему – может, просто из любопытства.
И уж совершенно непонятно, как это Уортон не сбе-жал из больницы (по иронии судьбы жена Мурса Мелинда находилась в той же больнице в то же самое вре-мя). Его, наверное, окружали охранники, а может быть, он все еще надеялся, что его признают недееспособным по причине эпилепсии, если таковую обнаружат.
Но ее не оказалось. Доктора не нашли никаких отклонений в его мозгах, по крайней мере физиологи-ческих, и Крошку Билли – Уортона – наконец водворили в Холодную Гору. Это произошло не то шестнадцатого, не то восемнадцатого октября, мне помнится, что Уортон прибыл примерно через две недели после Коффи и за неделю или за десять дней перед тем, как по Зеленой Миле прошел Делакруа.
День, когда наш новый психопат появился в блоке, очень памятен для меня. Я проснулся часа в четыре утра от пульсирующей боли в паху и ощущения, что мой пенис стал горячим, тяжелым и раздулся. Даже еще не спустив ног с кровати, я понял, что «мочевая» инфекция не прошла, как я надеялся. Просто было временное затишье, и вот оно закончилось.
Я вышел на улицу по нужде – это было года за три до того, как мы оборудовали первый ватерклозет, – и едва дошел до поленницы на углу дома, как понял, что больше не вытерплю. Я успел стянуть пижамные штаны как раз, когда полилась моча, испытывая самую мучительную в своей жизни боль. В 1956-м у меня выходил желчный камень, говорят, это что-то ужасное, но по сравнению с той болью желчный камень был как приступ гастрита.
Ноги мои подкосились, и я тяжело упал на колени, разорвав пополам пижамные штаны, когда расставлял но-ги, чтобы не потерять равновесие и не плюхнуться лицом в собственную лужу. Я бы все равно упал, если бы не схватился левой рукой за полено в поленнице. Все это могло происходить в Австралии или даже на другой пла-нете. Мне было все равно. Единственное, что я чувст-вовал – пронзившую меня насквозь боль. Жгло внизу живота, а мой пенис – орган, о котором я обычно за-бывал, кроме тех случаев, когда тот доставлял мне на-слаждение, – казалось, вот-вот расплавится. Я думал, что увижу кровь, стекающую с кончика, но оказалось, что это совершенно обычная струя мочи.
Держась одной рукой за поленницу, я прижал другую ко рту, чтобы не закричать. Я не хотел пугать жену и будить ее криком. Казалось, струя мочи нескончаема, но наконец она иссякла. К этому времени боль ушла глубоко внутрь живота и яичек и покалывала, как острые зубы. Я долго не мог подняться, наверное, с минуту. Но вот боль пошла на убыль, и я встал на ноги. Посмотрев на лужицу мочи, уже впитавшуюся в землю, я подумал: неужели Бог мог сотворить мир, в котором такое ничтожное количество жидкости способно выходить с такой невыносимой болью.
Я мог бы сказаться больным и пойти на прием к доктору Сэдлеру. Мне не хотелось есть вонючие серные таблетки, от которых тошнит, но все лучше, чем когда стоишь на коленях у поленницы, стараясь не кричать, а твой член в это время сообщает, что в него налили нефти и подожгли.
Потом, глотая аспирин на кухне и прислушиваясь к легкому храпу Джен в соседней комнате, я вспомнил, что сегодня должны доставить в блок Вильяма Уортона и что не будет Брута – у него дежурство в другой части тюрьмы, он помогает перевозить в новое здание остатки библиотеки и оборудование лазарета. Несмотря на боль я чувствовал, что нельзя оставить Уортона на Дина и Харри. Они хорошие ребята, но в рапорте Кэртиса Андерсона говорилось, что Вильям Уортон совсем не подарок. «Этому человеку терять нечего», – написал он и подчеркнул.
Боль слегка поутихла, и я смог соображать. Мне казалось, что лучше поехать в тюрьму утром. Я смогу добраться туда к шести, в это время обычно приезжает начальник Мурс. Он может переместить Брутуса заранее в блок "Г" для приема Уортона, а я тогда нанесу свой запоздалый визит к врачу. Так что путь мой лежал в Холодную Гору.
Дважды на протяжении тридцатикилометрового пути в тюрьму меня останавливала внезапная потребность выйти по малой нужде. Оба раза я смог решить проблему без особого смущения (во многом благодаря тому, что движение на сельских дорогах в такое время практически отсутствует). Ни один из этих двух позывов не был таким болезненным, как тот, что застал меня по пути во двор, но оба раза мне пришлось держаться за ручку дверцы моего маленького «форда»-купе, чтобы не упасть, и я чувствовал, как пот течет по лицу. Я был болен, и еще как.
И все же я добрался, въехал в южные ворота, припарковал машину в обычном месте и пошел прямо к начальнику. Было около шести часов. Кабинет мисс Ханны оказался пуст: раньше цивилизованных семи она не появлялась, но в кабинете Мурса горел свет, я видел его сквозь матовое стекло. Предварительно постучавшись, я открыл дверь. Мурс поднял глаза, не ожидая увидеть никого в столь ранний час, да и я многое бы отдал, чтобы не встретить его в таком состоянии, с таким беззащитным лицом. Его седые волосы, обычно аккуратно причесанные, были взлохмачены и торчали во все стороны, и, когда я вошел, он сидел, обхватив руками голову. Глаза были красные, опухшие, с мешками. Самое ужасное – он дрожал, словно вошел в дом после прогулки ужасно холодной ночью.
– Хэл, извини, я зайду позже, – начал я.
– Нет, – сказал он. – Пожалуйста, Пол. Зайди. Мне так нужно сейчас с кем-нибудь поговорить, как никогда в жизни. Зайди и закрой дверь.
Я сделал, как он велел, забыв о своей боли впервые с тех пор, как проснулся утром.
– У нее опухоль мозга, – сообщил Муре. – Врачи сделали рентгеновские снимки. И этими снимками они очень довольны. Один из них сказал: это, наверное, лучшие из всех, что есть. Собираются опубликовать их в каком-то медицинском журнале в Новой Англии. Они сказали, что опухоль размером с лимон и уходит вглубь, а там нельзя оперировать. Они предполагают, что она умрет к Рождеству. Я ей не сообщил. Не представляю, как это сделать. Я не знаю, как мне жить дальше.
