Некоторые не уснут (ЛП) - Нэвилл Адам (книги регистрация онлайн txt) 📗
К тому времени, как мы добрались до ее квартиры, Джули спала у меня на плече. Я разбудил ее, провел, сонную и спотыкающуюся, в квартиру и одетой положил в постель. Она свернулась возле меня клубочком. Я спросил, не заболела ли она, и не нужно ли вызвать врача, но она лишь покачала головой.
- Расскажи мне, детка, - взмолился я. - Ради бога, расскажи. Что ты видела?
- Я, правда, не помню. Просто в той комнате меня затошнило, и закружилась голова. Этот запах. Я едва не потеряла от него сознание. И этот свет. Похожий на молнии, он ослепил меня. И я поскользнулась. Весь пол был мокрым. Но когда я посмотрела на Юэна, то увидела, что что-то падает ему на лицо.
- Что? Ему на лицо?
- Что-то влажное. Струя чего-то серебристого, похожего на ртуть. Она лилась из угла потолка и плескала ему в лицо. Ему в рот... Я так устала, детка. - Вскоре после этой короткой исповеди она уснула. В течение следующих нескольких дней мне удалось выудить из нее и того меньше.
Хотя полиция дважды за ту неделю наведывалась в мою квартиру, им никто так и не открыл. Холли и Майкл съехали через четыре дня после меня. Не сколько из-за шума - хотя, как они утверждали, он оставался существенной помехой - а сколько из-за неполадок в электросети. Они рассказали, что мощный скачок напряжения расплавил их блок предохранителей и прилегающую к щитку проводку. Пока домовладелец пытался устранить столь обширные повреждения и установить причину неполадок, они вместе со своими котами временно поселились на Уэстборн Гров.
На следующий день я обзавелся обещанием финансовой помощи со стороны моего отца и нанял адвоката, специализирующегося на гражданском праве. Он начал готовить дело для принудительного выселения Юэна с моей собственности. Поскольку Юэн технически не вламывался ко мне в дом и имел ключ от входной двери, мне пришлось выдвигать частное обвинение. А такие дела, как я выяснил, быстро не делались. Казалось, у полиции не было ни времени, ни инструкции, чтобы что-то сделать. Поэтому следующие четыре недели я жил у Джули, не желая даже вновь ступать на порог собственного дома, пока Юэн, страшный запах, который он принес с собой, и те звуки не исчезнут.
Но каждый день в течение месяца изгнания, я продолжал возвращаться к квартире, стоял через дорогу и наблюдал за мигающими огнями за шторами гостиной. Каждый вечер, прогуливаясь по тротуару, я думал про себя: Вот так и закачивается цивилизация. Уровень жизни снижается, ответственности наступает конец, правовые нормы теряют силу, власть захватывают отморозки, которые делают все, что им заблагорассудится. И те из нас, кто размяк от условностей, правил этикета и всех привилегий пост-исторической свободы, оказываются обездолены, обмануты и превращены в беженцев в своих собственных районах и домах. Впервые в жизни я почувствовал, что подвергся испытанию. Настоящему испытанию. И я доказал, что не в состоянии ответить на вызов. Но в свою защиту скажу, что в жизни у меня не было подготовки к таким персонажам как Юэн, или к таким странным вещам, которым они поклонялись.
В понедельник четвертой недели вспышек в окнах уже не было. Не было их ни в среду, ни в четверг, ни в пятницу. Я едва мог сдерживать волнение, и даже осмелился подумать, что Юэн ушел, прочитав подложенные под дверь повестки, требующие его появления в магистратском суде.
Джули заставила меня пообещать, что я не войду в квартиру без полиции. Мой адвокат посоветовал то же самое. Но любопытство и праведный гнев приняли решение за меня. В конце концов, это был мой дом.
В воскресенье утром, спустя месяц после того, как я оставил собственное святилище, я улизнул из дома Джули с оговоркой, что иду побегать в парк Кенсингтон Палас Гарденс. А сам отправился к себе на квартиру. Мое желание знать, в доме ли находится Юэн, было подкреплено мысленным образом моей разгромленной коллекции записей и компакт дисков. Одна мысль о том, что он мог сделать с моими книгами, вызывала у меня дрожь.
Но я почти час бродил, колеблясь, под окнами. Покупал смузи и латте, выспрашивал насчет Юэна у владельцев кипрского магазина и курдской круглосуточной лавки, а также у персонала греческого ресторана. Все они утверждали, что не видели его больше недели.
- Хороший покупатель. Очень любит сладости, - сказал владелец курдской лавки. - А запах? - Он пожал плечами. - Может, нужно меньше есть батончиков "Марс" и лучше покупать мыло?
Я выдавил смешок и понадеялся, что тот прозвучал искренне. Для меня Юэн был не поводом для шуток.
В конце концов, стоя в ярком солнечном свете, под синим небом, я позвонил в дверь своей квартиры. Никто не ответил, но я и не ожидал другого. Ободренный, я вошел в общий коридор здания.
Зловоние, вызванное проживанием Юэна, по-прежнему присутствовало. И весьма сильное. Но опять же что-то в нем изменилось. Страшный запах горелой кости был заглушен смрадом мяса, оставленного в мусорном баке в жару. Я поднял воротник рубашки вверх и закрыл себе нос. Я ожидал увидеть тело Юэна. Предвкушение наполнило меня каким-то жутким оптимизмом.
В квартире шторы были задернуты, свет выключен. Под дверью гостиной ничего не мигало. Три раза я позвал Юэна по имени, но не получил ответа.
Инстинктивное осознание пустоты - странное чувство, но очень недооцененное. Моя догадка, что квартира пуста, была усилена резким запахом застарелой мочи.
Этот всепроникающий смрад аммиака и фосфата всегда ассоциировался у меня с заброшенными местами. То, что когда-то было образцово-показательным жилищем молодого профессионала из Западного Лондона, теперь смердело, как пустующий дом, загаженный мочей пьяниц. Ванная походила на оставленный сохнуть туалет ночного клуба. В унитаз я даже боялся заглянуть, а весь пол был в чем-то клейком. Как и фанерные половицы в коридоре - подошва моих кроссовок буквально липла к ним. Гнев вспыхнул во мне от осознания того, что Юэн мочился на полы и стены. Возможно, все время, пока меня не было в квартире. Кремовые стены были в грязных разводах. Пыль и копоть въелись в сухую мочу. Потом меня охватила какая-то странная, тупая покорность, и ярость куда-то улетучилась.
Я осмотрел свою комнату, где на кровати, мягкой мебели и одежде следы его экскрементов были наиболее заметны. Я уже знал, что как только все место будет вычищено профессионалами, я выставлю квартиру на продажу. Поскольку сомневался, что даже самые мощные моющие средства помогут избавиться от этого запаха.
Поднимая жалюзи, раздвигая шторы и открывая окна, я позволял солнечному свету освещать разрушения, грязь и скверну, царившие в месте, которое я когда-то называл домом. Самый худший бардак ждал меня на кухне. Там, где я когда-то обжаривал грибы, поливал оливковым маслом салаты и пек в духовке средиземноморские овощи с приправами, доминировал мясной запах человеческих экскрементов. А затем я увидел стены.
К горлу подступил ком отвращения, усилив тошноту. Это было предупреждение непрошеным гостям, или какая-то отвратительная пародия на религиозную иконографию в молитвенном доме? Нарисованные человеческим дерьмом образы на стенах напоминали произведения одаренного, но психически больного ребенка в специализированном детском саду. На стенах цвета морской волны был изображен какой-то омерзительный лес. От выведенных пальцем стволов отходили комковатые мазки ветвей. Но предположение о том, что сидело на самых высоких ветвях этого фекального дендрария, заставило меня отвернуться скорее от страха, чем от отвращения. С особой детализацией была прорисована группа сбившихся в кучу фигур с лохматыми головами и большими ртами. Их пасти были наполнены торчащими во все стороны шипами.
Ударом ноги я распахнул дверь в гостиную, и та ударилась об стену. На мгновение мне захотелось, чтобы Юэн по-прежнему находился в комнате. Чтобы я смог разобраться с ним в рукопашной схватке. Я шагнул в полумрак. И тут же отшатнулся, подавившись от запаха разлагающейся плоти. Здесь он был наиболее сильным, здесь находился его источник, здесь все и началось. И здесь, казалось, все и закончилось.
