Страшные сказки - Тихов Василий (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
Вот было у нас. У дядьки моего сын приемный был, Семен. Баскущий, ядреный, и в работе не отставал. Всем задался парень, и девки на него заглядывались, но уж больно разборчив оказался. Погодки его семьями обзавелись, ребятишками, а он все не решался. У одной нос в конопушках, у другой рот велик, третья всем хороша — и станом крепка, и плечами кругла, и другими женскими прелестями богата, ан и у нее изъян — разговорчива без меры.
Так и докопался — не осталось в округе ему ровнюшки. Одна только девка — кособоконькая да полоротенькая. Он на нее даже и не глядел. А ведь время пришло гнездо вить, не в бобылях же сидеть! Тут он и затосковал. Во сне раз такая девка привиделась, что глаз невозможно отвесть. Стала она его по ночам потаенным поманивать, бабьим. Семен совсем извелся — вилы в руках удержать не может. А девка, слышь, чуть не во плоти ему являться стала. Ушел он тогда на вышку ночевать, выжидать ее. Девка-то является, во всей красе ему показывается, он уже и жар от нее чует, а руки протянет — она как сквозь землю проваливается. Проснется Семен — в руке у него угол сенника зажат. Утром раз не сдюжил, вышел на крыльцо да гаркнул во все горло: «Хоть бы сатана за меня пошла!» И тут же колокольца забренели, покатился по улице свадебный поезд богатый. За невестой на телегах приданое везут в сундуках распахнутых. Гривы лошадиные шелковыми лентами изукрашены, музыканты в повозках сидят. Одни волынки тискают, другие в дудки дудят, кто-то в бубен наяривает, кто-то на гусельцах набрякивает. А невеста та самая и есть, что по ночам являлась. Взошел Семен к ней, к бедру крутому прижался, слова нежные в ухо шепчет. Сам и не помнит, как в церкве подъехали. Встали пред налоем, на Семена уж и венец опускают, тут он возьми да перекрестись! Оглянулся кругом — батюшки! — музыканты-то окаянные. На бубны у них кожа человечья натянута, дуют в косточки ребячьи, заместо волынки пузырь рыбий, а на гусельцы жилы бабьи натянуты. А невеста хвостатая да рогатая, задом крутит, хвостом метет, пасть уж расщеперила, чтобы сожрать. Зачитал Семен молитву — с жизнью прощаться, — тут все и пропало, как и не было вовсе. Очнулся Семен в сарае каком-то кособоком. Стоит на чурке, а с потолочины на него петля пеньковая опускается, в руке косточка куриная заместо свечи зажата.
Понял он тут всё: кто к нему по ночам наведывался, в соблазн вводил. А силы из сараюшки выбраться нет никакой. Стал Семен стонать: может, кто и услышит. А мимо как раз девка та неказистенькая проходила. Вывела она Семена, ухаживать за ним стала да так и прижилась в дому. Родители у нее беднейшие были, они уж не супротивничали, когда Семен ее высватал. Таки обвенчались, месяца не прошло. Хозяйка она оказалась знатная. Распрямилась, расцвела в бабах — Семен на нее нарадоваться не мог, А тоже ведь попервоначалу внимания никакого не обращал.
Так, видать, и с цветком папоротника. Потому его человеку не каждому сорвать дано, что счастье свое он в красивой завертке представлять привык, чтобы сияло все, глаз резало. А настоящее, оно простое, как баклуши, ничего мудреного в них нет.
Сорвал я цветочек. На вид-то он такой неказистенький: лепесточки белесенькие, неяркие. Повертел я его в пальцах, стал кругом оглядываться. И только диву даюсь: землю насквозь видать. Вон в корнях ели корчага с золотыми монетами зарыта, а под этим кустиком — сундук кованый с самоцветами. И боязно мне так-то ступать — земли совсем не видно. Заткнул я цветочек за онучу и к дому направился. Знаю, что оглядываться нельзя, а то пропадет цвет папоротника. Иду, держусь, помню наказы-то. До осины на росстани дошел, мне навстречу тот мужик и выходит, с которым на полянке встречался.
— Давай, Егорушко, цветок. Наш он теперь. Я тебе на сапоги золота положу, чтобы без обману было.
Взялся я за него, а тут Гриша передо мной встал. Не ожидал я такого, чуть цвет-то и не выронил.
— Не отдавай, Егорушко! Забыл, что задавят, если добром отдашь! Беги, миленький!
А мужик взвыл дурным голосом:
— Тут-то ты мне и попался, гадина! — И на Гришу кинулся. Я-то побежал, уж и не видал, чем там у них закончилось. Бежал, пока деревня не завиднелась. Тут только дух перевел. А навстречу мне парень идет, наш, деревенский, Петьша. У него сапоги самые баскущие и были, я на них все заглядывался.
— Здорово, Егорушко! Куда путь держишь?
— Да вот домой вертаюсь. Я тама морды проверял дальние. А ты куда идешь на ночь глядя?
— Да силки поставить ходил.
— Ты, слышь, Петьша, посмотри, нет ли у меня за спиной кого, а то что-то боязно.
— Да нету, Егорушко. Пусто сзади. Только месяц вон из-за тучи показался.
— Ну и слава Богу.
— Что-то у тебя, Егорушко, лапти совсем прохудились. Бери вон мои сапоги — мне тятя еще пару с ярмарки привез. Потом уж рассчитаемся.
— Да что ты, Петьша, как можно. Я и в лаптях дохожу.
— Бери, бери, не даром ведь отдаю. А я покуда в твоих лапоточках дочапаю. Завтра-то мы поутру рано к родне собрались, не застанешь меня. Давай забирай мои сапоги, а лапти скидывай.
Сдуру-то я согласился. Уж больно охота было сапоги со скрипом поносить, перед девками пощеголять. Скинул лапти, в сапоги влез. Петьша лапти забрал с онучей и быстро как-то ушел. А я в обнове вышагиваю, скрип слушаю. И кажется мне этот скрип лучше и слаще самой небесной музыки.
Вдруг остановился, разом про цвет папора вспомнил, что за онучу он у меня заткнут был. Бросился Петьшу догонять и споткнулся. Глянул на ноги, а там вместо сапог корье осиновое.
Вот ведь как вышло! Поспешил я к Грише. К избе-то подхожу, а там бабы воют. Сердце у меня ёкнуло и зашлось, беду почуяло. Взбежал на крыльцо, в сенцы, в избу, дверь распахнул и замер. Лежит дядя Гриша на лавке. Вокруг бабы хлопочут, обмывать покойника ладятся.
— Вот, Егорушко, закончил жизнь свою Гришенька наш. Ножки его теперь не по земле, по облакам ступать будут, бороду ангелицы расчесывать станут.
Не сдюжила тут одна из баб, на всю избу заголосила:
А дальше так зарыдала, что и я не сдюжил. Стою меж баб и сам во весь голос вою. Тут уж и мужики сбежались. Шибко все Григория любили, вот и жалели сильно. Он для нас как свет в окошке был. Осиротела без него деревня. Всем миром хороняли. И по сию пору его могилка самая ухоженная на могильнике нашем старом, хотя и родни у него не осталось.
И я его часто поминаю. Дважды ведь жизнь спас. С Натальей раз, и в Кривом логу. И слова бабкины золотые ему лучше всех подходят: «Честным христианским трудом живите, детушки. Никакой черт тогда не страшен. Бесовское, оно хуже воровского. Проживёте без хворостей и беды, коли слова мои попомните». Все как есть о Грише сказано. Я, вишь, тоже так старался жизнь прожить. Мне уж тоже скоро счет предъявят — сколько задолжал, сколько мне должны остались, — там все сведено будет. Но одно твердо знаю: просто так ничего не случается. Все от Бога, даже сатана.
