Семь Замков Морского Царя (Романы, рассказы) - Рэй Жан (читаемые книги читать .txt) 📗
Но в глубине его сознания коварный голос упрямо твердил: «Пять тысяч фунтов! Пять тысяч фунтов!»
— Какая жалость, что я пока один… — заколебался он.
Но он тут же оборвал свою мысль, решив:
— Тем хуже!.. Я все равно возьмусь за него!.. Этот секрет явно стоит дороже, чем пять тысяч фунтов! — добавил он, чтобы одобрить свои действия.
Харлисон в этот момент завернул за угол Найтрайдер-стрит, и его сердце забилось сильнее. Сейчас всего несколько шагов отделяло его от неизвестного, от его судьбы.
Сухой и горячей рукой он сжимал в кармане небольшой плоский ключ, словно опасался, что неожиданное колдовство даст ключу крылья, и он вспорхнет и улетит. На ухоженных чопорных фасадах медленно чередовались номера: 44… 46… 48… 50…
Начиная с сотого номера к цифрам стали добавляться буквы, удлиняя вереницу зданий: 170а… 170б… затем 180а… 180б…
Дом с номером 182б оказался из розового кирпича; на перрон, к которому вели семь ступеней, выходила покрытая лаком дубовая дверь, оформленная в стиле прошлого века.
Харлисону неудержимо захотелось дернуть за ручку звонка, висевшую на металлической спирали, или воспользоваться медным молотком.
Распахнутые ставни позволяли видеть окна, завешенные шторами из легкой кисеи. На одном из подоконников стоял дешевый кувшин в виде сапога, вероятно, копилка для монет.
Во всем облике старого здания сквозила беспричинная грусть и, в то же время, чувствовалось нечто бодрящее, утешительное.
На верхних этажах окна были наглухо закрыты тяжелыми шторами.
«Если у этого дома есть хозяин, то он должен быть или пастором-уэстлианцем [37], или полковником Армии спасения», — подумал молодой человек.
Мистер Соумз торчал перед книжным развалом на противоположной стороне улицы, изображая страстный интерес к дешевому изданию Библии и рассматривая отвратительный портрет Гая Фокса [38]. На самом деле он внимательно наблюдал за Харлисоном, отражавшемся в витрине.
Затаив дыхание, он смотрел, как Харлисон медленно поднялся на перрон, вставил ключ в замочную скважину и, секунду поколебавшись, вошел в темный коридор.
Дверь захлопнулась за ним с глухим стуком.
«Вот птичка и оказалась в гнезде, — заключил Тед Соумз. — Я дам ему время осмотреться там, а пока мне не остается ничего другого, как малость подкрепиться стаканчиком доброго виски. Чувствую, что это мне крайне необходимо».
Он быстро вернулся на Кэннон-стрит и остановился перед вывесками баров, выбирая самое удобное место для подготовки.
Но, когда он остановился перед весьма достойной таверной «Старый странник», его кто-то окликнул:
— Эй, номер 170!
— Да? — отозвался Соумз, недовольный тем, что ему напомнили о его недавнем положении, весьма мало достойном настоящего джентльмена.
Оглянувшись, он увидел мощный автомобиль, остановившийся вплотную к тротуару, с приоткрытой задней дверцей. Сидевший за рулем шофер в темных очках смотрел прямо перед собой с совершенно нейтральным видом.
— Часы недавно пробили полночь, — сказал кто-то из находящихся в автомобиле. — Если быть точным, то сейчас двадцать две минуты первого.
Это ложное утверждение оказало совершенно неожиданный эффект на мистера Соумза.
Он пошатнулся, лицо его побледнело, приняв восковой оттенок постоянного обитателя тюремной камеры, и он задергался, расшаркиваясь и изо всех сил изображая почтительность.
— Садитесь! — прозвучал негромкий и, казалось бы, мягкий приказ, в котором, в то же время, ощущалась железная решимость.
Мистер Тед Соумз нырнул в машину, запотевшие стекла которой не позволяли видеть находившихся внутри. Машина тронулась, пересекла Верхнюю Тим-стрит, выехала на набережную и, набрав скорость, помчалась вдоль реки.
Мистеру Теду Соумзу оставалось только гадать, куда теперь приведет его судьба?
Позади остались Нижний Бассейн, затем Лаймхаус, потом Гринвич с его мачтами, реями и трубами с длинными шлейфами дыма над рекой. В общем, машина повторила в обратном направлении путь, проделанный «Джервис Беем», когда пароход поднимался по Темзе.
За Гринвичем с его шумными арсеналами эстуарий заметно расширился; широкие пляжи светлого песка улеглись между водой и сушей, словно дремлющие животные. О близости моря говорила катившаяся вверх по реке пенная волна, омывавшая сваи причалов.
— Вам знакомы эти глубины, мистер Соумз? Это речное кладбище, так как именно здесь река оставляет мертвецов, которых днями, может, неделями она несла на своих медленных водах.
Но вам нечего опасаться, мистер Соумз, мы уже оставили позади этот речной мавзолей.
Дальше начинаются морские пески, и они больше интересуются вами. Даже если это еще не само Северное море.
Машина продолжала мчаться к одиноким дюнам, над которыми вились только чайки, существа, мало занимающиеся человеком и его делами.
Тед Соумз, находившийся в машине, был бережно уложен на кожаный плед, чтобы не было риска оставить пятна на роскошных подушках из бежевого бархата.
Из его груди торчала рукоятка кинжала, и кровь уже перестала вытекать из раны…
Глава III
«Сердце Бхавани»
Несмотря на тысячу и одно уродство, у Лондона есть и один положительный момент: он сохранил в своих границах нетронутыми пятачки уцелевшего прошлого, незаметно приютившиеся у подножья многоэтажных гигантов в пятнадцать этажей, скопированных с чикагских небоскребов и жилых казарм прусского образца.
В этих заповедных уголках, таких, к примеру, как Ковент Гарден и его ближайшие окрестности, продолжают существовать небольшие домики и даже сады с лилиями и настурциями.
Можно только поблагодарить за это Господа, потому что иначе гигантский город стал бы, подобно Нью-Йорку, творением без души, гигантским трупом, которому только кошмарная аккумуляторная батарея обеспечивает внешние признаки живого существа.
Здесь дух Диккенса все еще носится над водами, подобно духу на время задремавшего божества. Мистер Пиквик опять возбуждает дело о водевиле перед большими париками Центрального уголовного суда. Сквирз [39] продолжает заглядывать в харчевню «Голова сарацина», и это достойное заведение все еще освещается масляными лампами и свечами. Микобер [40] с удивлением соображает, что его не собираются посадить в Маршалси [41] за то, что он задолжал своему булочнику семь шиллингов. Тоби Вэк [42] продолжает разносить письма с поздравлениями по случаю Рождества или Нового года. Грайд [43] продолжает обворовывать папенькиных сыночков, а Монтегю Тигт [44] все еще пытается стрельнуть монету в полкроны, подпрыгивая в своем рединготе из Вероны.
Сказанное выше вполне могло объяснить неожиданное ощущение покоя, родившееся в тревожном сердце Харлисона, когда он швырнул свою шляпу на великолепный сервант из черного дерева, полки которого заполняли вереницы фламандских пивных кружек из голубоватой глины, а потом осмотрел идеально, до блеска, чистую столовую, радушно встретившую его в доме на Найтрайдер-стрит. На столике стоял графин, точнее, кувшин, наполовину заполненный вином, сохранившим игру солнечных лучей. Это оказался великолепный портвейн, и Харлисон опрокинул, один за другим, два стакана.
Этой дозы ему оказалось почти достаточно, но, чтобы гарантировать себе великолепное настроение, он решил наполнить третий стакан, чтобы отпраздновать удачное завершение своего длительного путешествия.
— Эй, есть тут кто-нибудь? — крикнул он.
Лестничная клетка и анфилада комнат откликнулись гулким эхом, после чего восстановилась мертвая тишина, такая устойчивая, словно в доме кроме нее никогда ничего другого и не было.
