За темными лесами. Старые сказки на новый лад - Гейман Нил (книги онлайн полностью TXT) 📗
Два месяца спустя они поженились. Мамуля ушла на покой. Сэмюэл купил для нее домик в пригороде и нанял прислугу, приходящую трижды в неделю. В радостных предсвадебных хлопотах Беатрис совсем запустила учебу и, к собственному разочарованию и ужасу, окончила выпускной курс университета, едва дотянув средний балл до «Си».
– Чепуха, радость моя, – сказал на это Сэмюэл. – Мне все равно не нравилась эта твоя учеба. Это все для детишек. А ты теперь взрослая женщина.
Мамуля тоже согласилась с ним, заявив, что теперь Беатрис все это ни к чему. Беатрис пыталась возражать, но Сэмюэл недвусмысленно дал понять, чего хочет, и, не желая разногласий, она прекратила спор. Несмотря на безупречные манеры, терпением Сэмюэл не отличался, и перечить ему не стоило. Ему так мало нужно было для счастья! К тому же, он был ее любимым, единственным человеком на свете, кому она могла верить.
Вдобавок, ей пришлось учиться быть хозяйкой дома, осваивать надлежащую – в меру властную, в меру шутливую – манеру общения с горничной Глорией и мальчишкой-разнорабочим Клетисом, являвшимся дважды в неделю для стрижки газонов и прополки сорняков. Как странно и непривычно это было – распоряжаться людьми: ведь Беатрис привыкла к тому, что в мамулиной закусочной распоряжения отдавали ей. Как неудобно было приказывать другим делать за нее ее работу! Но мамуля сказала, что к этому нужно привыкать: теперь у нее на это полное право.
В небе прогремел гром, однако дождь все никак не начинался. Конечно, теплый денек – это хорошо, но и самое хорошее в конце концов может надоесть. Беатрис раскрыла рот и сделала глубокий вдох, стараясь набрать в легкие побольше воздуха. В последние дни у нее началась легкая одышка: ребенок уже давил на диафрагму. Она понимала, что от жары можно скрыться в доме, но кондиционеры у Сэмюэла постоянно работали на пределе – внутри было так холодно, что масло могло храниться прямо на блюдечке на кухонном столе. И никогда не портилось. И даже насекомых в доме не водилось. Порой Беатрис казалось, что на самом деле их дом стоит вовсе не в тропиках, а где-то совсем в другом месте. Постоянная борьба с муравьями и тараканами была для нее делом обычным, но только не в доме Сэмюэла. От холода внутри пробирала дрожь, а глаза пересыхали так, будто вместо них в глазницы вставили вареные яйца. Поэтому Беатрис старалась при любой возможности выходить наружу, хоть Сэмюэл и не хотел, чтобы она проводила слишком много времени на солнце. Говорил, что опасается, как бы ее нежную кожу не попортил рак, что очень боится потерять и ее. Но Беатрис знала: он просто не хочет, чтобы она сделалась слишком смуглой. Стоило солнцу коснуться ее кожи – и сепия с корицей в ее крови одолевали молоко и мед, и Сэмми больше не мог делать вид, будто она белая. А ему нравилось, чтоб ее кожа оставалась как можно более бледной.
– Посмотри, ты же просто сияешь в лунном свете, – говорил он среди нежных, едва ли не благоговейных ночных ласк на огромной кровати с балдахином.
Его рука скользила по коже, трепетно ложилась на грудь, а обожание во взгляде становилось таким, что порой даже пугало. Как же он ее любит!
– Красавица… Бледная Красавица для моего Чудовища… – шептал он, и его прохладное дыхание, щекотавшее нежные слуховые перепонки, заставляло вздрагивать от наслаждения.
Беатрис тоже нравилось смотреть на него: темная, как патока, кожа, широкие плечи, мощные грудные мускулы… Глядя на них, она представляла себе движение тектонических плит глубоко в недрах земли. А какой восхитительной синевой отливало его тело в игривом свете луны!
Однажды, глядя на него, нависшего над ней, чувствуя его тело собою и в себе, Беатрис увидела в его аккуратной бородке темно-синие искорки лунного луча.
– Черный Красавчик, – тихонько пошутила она, притягивая Сэмми к себе для поцелуя.
Услышав это, он отпрянул от нее, сел на край кровати и натянул на себя простыню, чтобы прикрыть наготу. Беатрис удивленно уставилась на него, чувствуя, как остывает, холодит кожу их смешавшийся пот.
– Никогда не называй меня так, Беатрис, – негромко сказал он. – Не нужно напоминать о цвете моей кожи. Знаю: я некрасив. Черен и уродлив – таким уж родила меня мать.
– Но, Сэмюэл!..
– Нет.
На простыни между ними легла тень. В ту ночь он больше не дотронулся до нее и пальцем.
Иногда Беатрис гадала, отчего Сэмюэл не женился на белой. Хотя причина, пожалуй, была ясна. Она ведь видела, как Сэмюэл держится среди белых. Его улыбка становилась слишком уж широкой, он как-то разом глупел, начинал отпускать дурацкие шутки… В такие минуты на него больно было смотреть, и, судя по отчаянию в его глазах, ему самому было больно. При всей своей любви к сливочно-белой коже, Сэмюэл, скорее всего, просто не смог бы заставить себя подойти к белой женщине и заговорить с ней так, как заговорил с Беатрис.
Вскоре осколки стекла были сметены в аккуратную кучку у корней гуавы. Настало время готовить Сэмюэлу ужин. Поднявшись по ступеням веранды к парадной двери, Беатрис вытерла подошвы сандалий о кокосовую циновку у входа. Сэмми терпеть не мог пыли. Отворив дверь, она почувствовала новый порыв жаркого ветра, дунувшего в спину и ворвавшегося в прохладу дома. Беатрис быстро переступила порог и затворила дверь, чтобы воздух внутри остался холодным, как любит Сэмми. Теплоизолированная дверь звучно чмокнула за спиной. Она была герметичной. И ни одно из окон в доме не открывалось. Однажды Беатрис спросила Сэмюэла:
– Отчего тебе так нравится жить, будто в ящике, милый? Ведь свежий воздух полезен.
– Не люблю я жару, Беатрис, – ответил он. – Не люблю жариться на солнце, как кусок мяса. А глухие окна удерживают охлажденный воздух внутри.
И Беатрис не стала спорить.
Она прошла через элегантную, чопорную гостиную в кухню. На ее вкус тяжелая заграничная мебель была слишком холодна и строга, но Сэмюэлу это нравилось.
На кухне она включила чайник и, хоть не сразу – куда же Глория могла ее засунуть? – но отыскала нужную кастрюльку. Поставив ее на плиту, чтобы обжарить ароматные зернышки кориандра для карри, она поставила рядом и кастрюлю с водой. Над кастрюлями заклубился пар. Сегодня ужин будет особым. Карри из яиц – Сэмюэл так его любит!
Взглянув на картонку с яйцами, Беатрис вспомнила фокус, секрет которого узнала на уроке физики. Как поместить яйцо в бутылку с узким горлышком, не повредив его? Для этого требовалось сварить яйцо вкрутую, очистить от скорлупы, а в бутылку опустить зажженную свечу. Если приставить яйцо острым концом к горлышку, оно закупорит бутылку, и, когда пламя свечи сожжет в ней весь воздух, давление внутри бутылки станет меньше давления снаружи. Тогда-то превосходящее наружное давление и втолкнет яйцо в бутылку – целиком. Из всего класса одной Беатрис хватило терпения довести фокус до конца. Терпение – вот и все, что нужно ее мужу. Бедный загадочный Сэмюэл потерял здесь, в этом уединенном загородном доме, двух жен. И остался болтаться в безвоздушных комнатах, точно яйцо в бутылке. Совсем один. До ближайших соседей не одна миля, и он даже не знает, как их зовут…
Но Беатрис собиралась все это изменить: пригласить мать погостить, а может, и устроить ужин для далеких соседей, пока беременность не сделала ее слишком сонной и неповоротливой для подобных вещей.
С рождением малыша их семья обретет завершенность. Сэмюэл будет рад, обязательно будет. Да, Беатрис помнила его шутки: дескать, ни одной женщине не пристало рожать на свет его уродливых черных отпрысков, но уж она-то покажет ему, как прекрасны могут быть их дети – их смуглые малыши, свеженькие, будто земля после дождя. Уж она-то научит Сэмми любить в них самого себя…
В кухне сделалось жарко. Может, из-за плиты? Беатрис вышла в гостиную, заглянула в гостевую спальню, в спальню хозяев, в обе ванные комнаты… Во всем доме было теплее, чем когда-либо на ее памяти! Тут она осознала, что слышит звуки снаружи – громкое пение цикад перед дождем. А вот шепота охлажденного воздуха в вентиляции было не слыхать. Кондиционеры не работали.