Демоны - Ширли Джон (читать книги полностью .TXT) 📗

Стоило мне осознать это, как демон словно бы почувствовал мое присутствие; и хотя мне очень не хотелось видеть его лицо, Придурок резко повернулся ко мне всем телом и показал мне его, и мы оба знали, что я уже не смогу отвести взгляд.

Из его рта торчал предмет, выглядевший как курящаяся сигарета, от которой валил густой дым; но этот предмет не был сигаретой, не был даже предметом – это была часть его губы, вырост, выдававшийся из нее на три или четыре дюйма, хотя имитация была настолько совершенной, что имелся даже желтый сигаретный фильтр. У меня не было сомнений, что на нем написана и марка – а также что эта «сигарета» никогда не сгорала до конца. Лицо Придурка было вполне человеческим, с носом картошкой и бледно-голубыми глазами, немного великоватыми, с вялым лягушечьим ртом и острыми неровными зубами. Он не был карликом, но кисти рук были миниатюрными – если не считать длинных изогнутых когтей. Его одежда росла прямо из кожи, как черепаший панцирь; и в «ткани» жилета, штанов, а также с одной стороны шеи красно-желтыми пятнами зияли сочащиеся язвы. Придурки могут выращивать на себе какую угодно «одежду», но она всегда покрыта такими язвами.

На его голове была шляпа, настоящая шляпа, отнятая скорее всего у кого-нибудь из его жертв, – помятая серая фетровая шляпа, почти полностью потерявшая первоначальную форму.

«Придурок, – подумал я. – Черт побери, у нас на крыше Придурок!»

Его спутник был человеком – они часто брали людей себе в компаньоны на какое-то время. Подержав своих любимцев при себе – иногда с неделю, а то и больше, как я слышал, – они затем убивали их. При этом их дружки необъяснимым образом вплоть до самого конца не подозревали о своей участи.

Придурок говорил нечленораздельно, словно пьяный, шамкая, переходя от утробного голоса к визгливому.

– Явилш-шя, явилш-шя, мой мальч-ш'к, – сказал демон. – Вот-т и он! Роберт, ви'ишь этого парня? Как т'дума-ешь, он ведь настояш-шее благ'шловение для тебя, э?

Его тощий потрепанный дружок, человек на вид лет тридцати, с пустыми глазами, настолько красными, что я не мог определить их естественного цвета, хихикнул и потер грязной ладонью свой остренький носик. Его ногти отросли настолько, что уже начинали загибаться, словно в гротескном подражании когтям Придурка.

– Ты думаешь, у него есть порошок?

– А-ах-х, нет, нет, нич'о такого, Роберт. Я хоч-чу шка-жать, ч-щто он благ'шловение для тебя, потому-щщ я уже ш-шобирался пришить тебя от неч-щщ делать, а тут вот он! Да он же прош-што благошловение ш не-БЕЕЕЕЕЕЕШ! Хр-хрра-ни его Б-бох-х!

Роберт истерически захохотал, искоса поглядывая на демона: что это он там сказал насчет того, что собирался кого-то пришить?

Надеясь снова заставить их повернуться спиной, я сказал:

– Мне очень понравилась музыка. Хорошо бы послушать еще, если можно.

– Ты хоч-щщ п'шмотреть, щ-ш' может Роберт, э? – сказал демон; его «сигарета» подпрыгивала на каждом слоге. Придурок зацепил Роберта когтем за подбородок, так что у того по тощей грязной шее потекла, извиваясь, струйка крови. Роберт был весь покрыт небольшими шрамами и полузажившими порезами в тех местах, где Придурок, забавляясь, поцарапал его.

Роберт хихикнул, по-прежнему наколотый на коготь, которым Придурок рассеянно копался в его шее, словно человек, ковыряющий в носу. Роберт послал мне отчаянный взгляд, словно хотел что-то сказать.

Я знал, что это бесполезно – говорить демону: «Не надо, я не хочу видеть, как ты его мучаешь». Я пытался прикинуть, насколько быстро Придурки могут бегать и как далеко они прыгают.

Успею ли я добежать до двери строения?

Я старался оставаться спокойным, заставляя себя дышать ровно. Заморосил легкий дождик… усилился, потом стих, потом снова усилился… Мимо пролетел, кружась, клочок бумаги…

– Мне хотелось послушать музыку, – произнес я. – Я сейчас сделал бы все что угодно, лишь бы послушать живую музыку.

– Ш-шо ты г'ришь? Ждела-ешь в-все ш-ш' угодно?! Вот ч-щт' я хочу шлышать от ваш' брата! – а то: «Не хоч-щу того, не хоч-щу этого»… И убить шкуч-щно, и не п'говоритьтолком… Ну так жделай мне одну веш-щь. – Его сигаретоподобный вырост качнулся, -… и я шыграютебе отввяж-жную щ-штуч-щку… Там, внижу, девч-щонка – дащь моему дружку перегозорить с ней, шкажать ей парочку шлов – оштавлю тебя жить, буд'шь кор-ролем, кор-ролем, кор-ролем щ-шекр-ретов!

– Дай мне переговорить с ней, – повторил Роберт. – Всего парочку слов.

– Конечно… сейчас я ее приведу, – сказал я. – Минуточку!

Я повернулся к маленькому строению… к двери, ведущей на лестницу…

– Ч-щ-щщ! Нет, так не пойдет, парш-шивый ты ублю-доч-щный ч-щеловечишко! Ты врешь мне, мерж-жавечь, ты врешь… Нет, ч-щаш мы ч-шпуштимшя вниж – ты первый, а Роберт жа тобой. Ну и Роберт…

«И Роберт убьет ее», – подумал я.

– … мать! – сказал я вслух. «Давай же, беги!»

Я уже наполовину повернулся, чтобы бежать к двери. Придурок отпустил Роберта и пригнулся, готовясь прыгнуть. Я бы ни за что не успел добежать до двери. Если бы не вспомнил кое-чего, что слышал о Придурках.

Я вновь повернулся к ним, сунул руку в карман и вытащил четвертьцентовую монету с приставшими к ней нитками и крошками. Обтерев ее большим пальцем, я сказал:

– Слушайте – ставлю все что угодно, что у меня выпадет орел!

Придурок замер, потом выпрямился; его глаза блестели. Мне говорили, что Придурки никогда не могут устоять перед возможностью сыграть. Вообще-то они предпочитали карты, особенно покер, но, по всей видимости, бросок монеты мог сработать не хуже.

– Кидай! – велел демон.

Я кинул монету, поймал и, перевернув, выложил ее на ладонь.

– Орел! – провозгласил я.

– Но ты же ничего не поставил! – выпалил Роберт, подмигивая.

Я понял, что Роберт мне кое-кого напоминает: бойфренда моей матери, Куртиса. Как давно это было! Я сказал:

– Ставлю наши жизни, Роберта и мою…

– Кидай, ч-щ-щтоб тебя, кидай давай! В этот раж-ж орел мой, – прошипел Придурок, горящими глазами воззрившись на четвертак в моей руке и пуская слюни.

– Пожалуйста. – И я бросил монетку по направлению к дальнему углу крыши. Придурок кинулся за ней.

«Беги!» – беззвучно проартикулировал я Роберту. Он лишь смотрел на меня, разинув рот и тупо моргая, в его глазах блестели слезы.

Я ринулся к двери на лестницу.

– Э-эй, не надо, не делай этого! – хрипло завопил Роберт. – Он же…

Придурок испустил рев наподобие разъяренного кабана и заорал мне в спину:

– Ор-рел МОЙ-ЙЙ!

– Нет! – вскрикнул Роберт. Больше он не успел сказать ничего – был только крик. Он был настолько жалобным, что я приостановился около строения, как раз возле угла, за которым была дверь, и обернулся. Никогда не стоит оборачиваться, чтобы посмотреть на демона.

– Хоч'шь вжглянуть – у меня ждешь ешть кое-щщ' для тебя! – позвал Придурок; его «сигарета» подпрыгивала во рту, одной когтистой лапой он придерживал Роберта, лежавшего лицом вниз, а другую запустил вглубь его спины; хватка демона смыкалась на позвоночнике корчившегося человека. Он уперся одной рукой, другой отработанным движением потащил на себя – и вытащил из тела Роберта его позвоночник, целиком, словно хребет из разваренной рыбы, хотя он еще был прикреплен к черепу. Наконец вытащив позвоночник наружу, Придурок махнул им в мою сторону, как кропилом. – Хощ-шь, будем дружить – получ'шь бешшмертие, будешь жнать вшякие шекреты и вше такое; я научу тебя делать вшя-кую такую херню, а, ч-щто шкаж'шь?… – Он приближался ко мне, помахивая Робертовым позвоночником, словно сегментированным капающим красным посохом, приковывая к нему мое внимание.

Встряхнувшись, я побежал к двери, к лестнице, перемахнул через перила, пролетел двенадцать футов [30] – может быть, больше, – приземлившись на площадке внизу и чуть не переломав себе ноги; у себя над головой я слышал шаги демона, неестественно мягкие для его ботинок; мимо моего уха пролетело красное костяное копье и кануло в лестничный пролет.