Проклятие памяти - Соул Джон (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
– А нам... нельзя увидеть его? – услышав собственный голос, Эллен вернулась в реальность происходящего.
Торрес кивнул.
– Правда, лишь на минуту и, простите, через стекло. Таковы наши правила. В течение определенного срока рядом с пациентом никто не имеет права находиться – только я и мои сотрудники.
Марш обернулся к нему, собираясь что-то сказать, но Торрес остановил его жестом.
– Взглянуть на него вы, безусловно, можете, Сьюзан вас проводит, но иные контакты на данном этапе нежелательны и даже вредны. К тому же вам самим отнюдь не мешает как следует отдохнуть. Завтра утром многое станет ясно, и мне хотелось бы, чтобы вы были здесь. Если Алекс очнется, первое, что мы попытаемся выяснить – сохранил ли он способность узнавать людей и, конечно...
– ...Ты собираешься начать с нас, – докончила Эллен.
– Именно, – кивнул Торрес. – А сейчас прошу простить, мне тоже необходим отдых.
С трудом встав, Эллен шагнула к доктору.
– Спасибо, Раймонд, – прошептала она. – Нет, это не то, конечно... но я правда не знаю, как мне благодарить тебя... Я... понимаешь, я с самого начала не верила... – она замолчала.
– Не стоит, – покачал он головой, – не стоит благодарить меня, Эллен. По крайней мере, сейчас. Твой сын ведь еще может и не очнуться. – Кивнув в знак прощания, он шагнул к двери, Эллен молча следила, как дверь захлопнулась.
– Такой вот он, – Марш пожал плечами. – А ведь хочет, в общем, как лучше – чтобы мы не питали, так сказать, иллюзии.
– Но ведь он же сказал...
– Сказал, что Алекс жив и на данный момент дышит самостоятельно. Ничего больше. – Обняв Эллен за плечи, он повел ее к выходу. – Пойдем посмотрим все-таки на него, а потом поедем.
Дежурная сестра Сьюзан Паркер провела их в западное крыло здания по длинному коридору мимо операционной и остановилась у стеклянного окошка в двери с надписью "Постоперационный блок". Подойдя к окну, марш и Эллен увидели за стеклом большую квадратную комнату, сплошь заставленную стойками с аппаратурой; в центре комнаты стояла кровать, словно паутиной, оплетенная бесчисленными проводами. За их Сеткой скорее угадывалось, чем виднелось накрытое простыней тело их сына – тело Алекса.
Но респиратора – Марш удостоверился – не было, и, вглядевшись, он увидел, как приподнимается и опадает белая простыня. Ритм был ровным, глубоким – Алекс спал. Монитор справа от кровати показывал доктору Лонсдейлу, что пульс его сына такой же стабильный и ровный, как и дыхание.
– Он выкарабкается, – кивнул Марш, повернувшись к жене, и почувствовал, как пальцы Эллен сжали его руку.
– Я знаю, – прошептала она. – Я это чувствую. Он все-таки сделал это, Марш. Раймонд снова подарил нам нашего сына. – Она помолчала. – Но каким он будет теперь, скажи? Неужели совсем... совсем не таким, как раньше?
– Да, – медленно кивнул Марш, – совсем не таким. Но он все равно останется нашим Алексом.
Сигнал, доносившийся из динамика, был тихим, совсем тихим, но в ночной тишине он прозвучал, словно трубный глас. Сестра, дежурившая у кровати пациента по имени Алекс Дж. Лонсдейл, привычным движением подняла глаза к мониторам; приобретенный за годы работы рефлекс мгновенно зафиксировал в мозгу зеленые цифры электронных часов на тумбочке.
Точное время – девять часов сорок шесть минут.
Сигнал прозвучат вновь, и сестра склонилась над больным, внимательно всматриваясь в его сомкнутые веки.
Когда сигнал раздался в третий раз, она встала, подошла к столику у дверей, сняла трубку телефона и набрала номер.
После второго гудка сонный мужской голос ответил:
– Торрес слушает. Что-то произошло?
– Быстрые движения глазного яблока, доктор. По-моему, ему что-то снится, или...
– Или он просыпается. Сейчас буду. – Трубку на том конце линии положили на рычаг; нажав кнопку на корпусе телефона, медсестра вернулась к постели Алекса.
В тишине снова прозвучал приглушенный сигнал, веки Алекса начали медленно подниматься...
Он был. Он существовал в этом мире, и мир был вокруг него, состоящий из звуков и смутных образов... слишком смутных, чтобы распознать их.
Как будто смотришь кино, но пленка движется слишком быстро, чтобы успеть проследить за действием.
И темнота. Сначала – полная темнота, небытие, бездна. Потом – неясные проблески, и постепенное осознание, что он – есть. Что-то пробивалось сквозь тьму, что-то большее, чем смутные видения и неясные звуки.
Сон.
Ему что-то снится.
Но что? Он попытался сосредоточиться. Если это сон – то о чем? И почему тогда кажется, что во сне все происходит не с ним, и...
Тьма начала рассеиваться. Звуки и смутные видения глохли, исчезали.
Это не сон. Все наяву. Он сам – наяву. Он существует.
Он – есть.
Но кто такой – "он"?
"Он" – это слово, оно что-то значило, а что – это нужно вспомнить. Это слово может быть именем, но память молчала.
Тогда это слово не значит ничего?
Нет, значит. "Он" – это значит "я".
"Я" – это "я". И "он" – это тоже "я".
А кто – "я"?
Александр Джеймс Лонсдейл.
Медленно значения этих странных коротких слов начали всплывать из темной глубины памяти.
Но все вспомнить не удается, а случайные обрывки так трудно связать... Он ехал куда-то. На вечеринку? Да, была вечеринка. Надо вспомнить. Представить ее.
Да, только так. Если хочешь вспомнить что-нибудь – представь это.
Не получается.
Да, он куда-то ехал.
Машина. Он был в машине. Он вел ее. Но куда?
Нет ответа.
Представь что-нибудь. Что угодно.
Но представить не получалось, и на короткое время явился страх – он не может ничего вспомнить, кроме своего имени. Память больше ничего не выдавала. И самой памяти тоже не было – только огромная черная пропасть, и вдруг...
Маршалл Лонсдейл.
Эллен Смит Лонсдейл.
Это тоже имена. Имена людей. Кто эти люди?
Его родители.
Тьма вокруг него расступалась.
Он открыл глаза. Свет – ослепительный, нестерпимый... веки непроизвольно снова сомкнулись.
– Он очнулся.
Эти слова произнес не он, они что-то значат, и он неожиданно вспомнил что.
Он снова открыл глаза. Свет резал уже не так, и смутные видения начали обретать форму, уплотняться.
А потом вдруг вернулось зрение.
Все это он уже видел раньше, это называлось... и внезапно он вспомнил как. Он в больнице.
В больнице работал его отец. Он был доктором. Что там слева? Чье-то лицо.
Отец?
Он не знал. Шевельнулись губы.
– В-вы... кто?..
– Доктор Торрес. – Голоса он не помнит. – Раймонд Торрес. Так меня зовут. – Молчание, потом снова голос: – А ты? Кто ты?
Несколько секунд он лежал молча, потом заговорил. Слова выходили плохо, но обладатель голоса, видно, разобрал их.
– Я... Александр... Джеймс... Лонсдейл...
– Верно. – Это говорит тот, кто назвал себя доктором Торресом. – Очень хорошо, что ты вспомнил. А знаешь, где ты находишься?
– Б... боль... – нет, сразу трудно. – Боль-ни-ца, – выговорил он по слогам.
– Правильно. А почему ты здесь – знаешь?
Он не ответил, лихорадочно стараясь уяснить смысл слов. И опять – совсем неожиданно – память пришла на помощь.
– Га... сиенда, – прошептал он. – Машина.
– Верно. – Торрес кивнул. – Теперь – не говори больше ничего, Алекс. Лежи, набирайся сил. Теперь все будет хорошо. Понимаешь?
– Д-да...
Лицо доктора исчезло из поля зрения, его сменило другое, которое он не знал. Он закрыл глаза. Лицо исчезло.
Когда несколько минут спустя Торрес вошел в свой кабинет, Эллен и Марш поднялись ему навстречу.
– Он очнулся, – объявил Торрес. – И уже может говорить.
– Он... что-то вам сказал? – выдохнула Эллен. – Это были не просто звуки?
Торрес не спеша устроился за письменным столом, когда он поднял глаза, взгляд его был бесстрастным.
– Гораздо лучше, скажу я вам. Он сразу спросил, кто я. Потом назвал свое имя. И вспомнил, что с ним произошло.
