Лагерь - Смит Гай Н. (читать книги без регистрации полные .TXT) 📗
Служитель ускорил шаг. Где, черт побери, служба безопасности лагеря? Вероятно, пьют чай и подсчитывают штрафы, полученные от туристов. Это их работа. Но их здесь нет, так что придется ему этим заняться. Он подошел к ступенькам трибуны, посмотрел вверх.
Лицо у оратора умное, но черты его искажены фанатизмом, вены на лбу вздулись. Это, конечно, не розыгрыш.
— Эй, приятель, лучше бы тебе спуститься, — он хотел произнести это повелительно, но слова прозвучали наподобие жалкой просьбы. Но человек на трибуне не слышал его, он начал новую обличительную речь.
Господи, придется лезть туда, наверх! Человек в желтом боялся высоты и не любил неприятностей. Если в каком-то баре случалась драка, всегда можно было вызвать по радио больших и сильных парней из службы безопасности. Сегодня днем у него нет с собой радио, потому что раньше на бегах ничего такого не случалось.
— Эй, приятель, лучше бы тебе спуститься! — громче на этот раз, но человек все равно его не услышал.
Он начал нервно забираться по ступенькам, наступая на каждую. Сначала он проверял ступеньку наощупь, лишь потом наступал на нее всей тяжестью, заставляя себя смотреть наверх. Ради Бога, только не смотри вниз! Здесь до земли всего лишь метров шесть, но этого достаточно, чтобы сломать ногу. Или шею. Заткнись, идиот!
Он передохнул, посмотрел на толпу сверху сквозь пот, стекающий со лба. Большинство зрителей вернулись, пришли послушать этого придурка! Идиоты недоделанные!
Вот он почти наверху. И никто не пошел за мной, а если потребуется помощь? Премного благодарен, а что мне теперь делать, черт побери?
— Замолчи, приятель, а? — голова и плечи служителя появились над платформой трибуны. Он видел ноги оратора с вывернутыми внутрь коленями, видел его грязные и рваные парусиновые туфли на резиновой подметке. Чертов бродяга, крикун, на игле, как пить дать.
Говорящий замолчал, повернулся и посмотрел вниз. Их глаза встретились. Желтый почувствовал сухость во рту, ему захотелось поскорее спуститься вниз на твердую землю. Этот парень ненормальный, достаточно было увидеть его глаза, как он их вытаращивает, как смотрит неотрывно. С трудом переключается со своего ораторства на тот факт, что на его трибуне появился чужой. Остекленелые глаза Долмана прояснились, загорелись фанатической злобой.
— И какого хрена тебе здесь надо, парень?
— Я... тебе лучше спуститься. Нам надо разобрать трибуну!
— Слезай отсюда, пока я тебя не столкнул, прихвостень капиталистов! Они подослали одного из своих слуг, чтобы заглушить правду! Отвали!
Служитель собирался отступить, не желая ввязываться в физический конфликт, но он опоздал. Он увидел, как к нему движется нога Долмана, выбросил кверху руку, чтобы защитить свое лицо, и в тот же миг потерял равновесие. Он упал как раз в тот момент, когда этот оборванец, пробив его тонкую преграду, со всей силы ударил его в лицо. Он закричал, увидел под собой землю сквозь пелену боли, пролетел через головокружительный барьер. Это напоминало сон, когда тебе снится, как ты летишь с лестницы, но в самый последний миг просыпаешься. Но на этот раз он не проснулся.
Звук удара, еще один, его тело подскакивает, скользит, переворачивается, он пытается ухватиться за ступеньки, пролетая мимо них. Не удалось. Он набирает скорость, слышит, как толпа кричит, насмехается все громче. Ублюдки, вам плевать, если я сломаю себе шею! Он рухнул на траву, перевернулся, выпрямился, почувствовал вкус крови во рту, затем ощутил боль; болело не только лицо, но и нога, согнутая под телом. Все вокруг он видел в темно-красном тумане, он чувствовал, что теряет сознание, он сжался от страха, потому что толпа издевалась над ним, люди обступили его со всех сторон, словно свора гончих, загнавших наконец раненую лисицу.
Человек на трибуне вновь говорил, обращаясь к аудитории, словно ничего и не произошло. Будто его прервали на секунду, но теперь было всё в порядке.
— Видите, братья, они боятся правды, но меня не заставишь молчать!
Появились двое мужчин в серой форме, они бежали бегом, поспешно натянув каски, на поясе у них болтались дубинки. На их мундирах была надпись: «Служба безопасности лагеря». Происходят беспорядки, их нужно немедленно прекратить. Они не были готовы к этому, потому что до закрытия баров оставалось целых восемь часов. Они были официальными вышибалами, эта полиция «Рая».
Они взбежали по деревянным ступенькам, чувствуя, как те трещат и прогибаются под их общим весом, приготовили дубинки. Внизу двое желтых занимались своим пострадавшим коллегой, вызывали по радио «скорую». Но прежде всего надо было схватить этого подстрекателя.
— Прочь, капиталистические свиньи! — Долман стоял наверху, ему не было страшно. Он был только зол, что его опять перебили. Толпа зевак гудела — никто не ожидал, что за незатейливыми ослиными бегами последует такое великолепное развлечение. Это, конечно, розыгрыш, все подстроено нарочно. Цирк под открытым небом, натренированные ловкачи выполняют номер с падением. Может быть, они и зрителей пригласят поучаствовать. Несколько наиболее отчаянных приблизились; может быть забавно.
Долман опять собрался ударить ногой по лицу, появившемуся над уровнем шаткого помоста, он вложил в этот удар всю силу своего гибкого тела. Он уже приготовился к результату этого удара, закричав от отчаяния и ярости.
Но удара не последовало; как только он собрался нанести удар носком туфли по лицу, наполовину скрытому под хлорвиниловой каской, оно двинулось в сторону. Это было умелое резкое движение, как раз достаточное, чтобы избежать прямолинейного удара; осознанный, натренированный прием защиты, ни намека на панику. Долман невольно дрыгнул ногой кверху, его вопль совпал с растяжением мышцы паха. Он так сильно качнулся, что не смог удержаться, потерял равновесие: его поврежденная нога вытянулась, а другая подвернулась в лодыжке. Он выбросил руки вперед, хватаясь за воздух, словно неопытный ныряльщик, собравшийся прыгнуть с трамплина, но струсивший, когда было уже поздно. Долман неуклюже полетел вниз, изрыгая проклятья, сильно ударился о широкую ступеньку посередине лестницы, покатился вниз. Он упал с глухим стуком на траву примерно в метре от того места, где санитары уже укладывали на носилки первую жертву, и затих. Его незрячие глаза уставились на небо, краска быстро сходила с прежде румяного лица.
