Вампиры в Москве - Клерон Кирилл (книги бесплатно .TXT) 📗
Вот и Анета, рядом с домиком которой сидел в засаде Эмиль, несколько лет успешно защищала честь деревни на подобных конкурсах. И сейчас, споро закончив многочисленные хозяйственные дела по дому, накормив и уложив спать своих детей, она собиралась отправиться в деревенский кабачок, где происходили репетиции. Да и в отсутствии праздников она любила туда захаживать — пропустить стаканчик вина или отменного ячменного пива, посудачить. Может, и мужа стоящего присмотреть — тяжело все-таки жить одной.
Эмиль, внимательно наблюдающий из зарослей боярышника, мужественно терпел уколы его колючек, как терпел их Христос в своем последнем венце. Периодически приходилось мотать головой, стряхивая крупные капли дождя с капюшона и отмахиваясь от комаров. От земли распространялась неприятная сырость, чреватая очередным приступом радикулита, но все мысли Эмиля были сконцентрированы на другом — когда же Анета уйдет?
Ну, наконец, появилась. Что-то напевает, похоже на Розовые померанцы. По привычке заглядывает в сарай, где жует сено их единственная корова, их кормилица. Как она все еще стройна и привлекательна, эта Анета! Какие замечательные рыжие волосы, какая гордая осанка! Еще до ее замужества Эмиль долго ухаживал за ней, но она предпочла более молодого, высокого, стройного. Возможно, и более доброго. И уж конечно, со всеми пальцами на руках. А вот Эмиль однажды по неосторожности отрубил себе мизинец, когда заготавливал на зиму дрова. Многие деревенские тогда подтрунивали над беспалым неудачником, безумно переживавшем свое поражение на амурном фронте. Возможно, именно это и спровоцировало его отправиться на поднаем в пользующийся дурной славой замок Келед. Но за все, рано или поздно, наступает расплата. И очень скоро он отомстит Анете, хотя она никогда не узнает, чьих это рук дело. Впрочем, не месть является целью его плана, она просто удачно вплетается в общую канву.
Эмиль немного подождал для верности и, вдоль слегка кособокой бревенчатой стены, подкрался к двери. Как и ожидалась, не заперта — ну что ценного можно прятать в крестьянской хижине?! Грубый стол с глиняными мисками, лавка, широкая кровать, где в теплое время спит все семейство, деревянный ларь с похожей на отруби с мукой — зерном грубого помола и самое ценное — соль. Сейчас около девяти вечера, еще светло, но дочки Анеты наверняка уже крепко спят. Деревенских жителей, особенно подростков, редко мучает бессонница, разве что к ним приходит первая любовь. Обычно же за день они так наработаются в поле, особенно сейчас, в августе, что валятся без ног и мгновенно засыпают.
Эмиль оказался прав. Пожелав друг другу доброй ночи, прошептав несколько строк незатейливой молитвы мудрому всевышнему, девочки погрузились в сон, в свой самый последний сон на этой земле.
Нет, не зря говорят, что во время сна душа покидает отдыхающее тело, отправляясь гулять в ей одной известные заповедные места и подчас очень неохотно возвращаясь обратно. Глубокий сон — промежуточное состояние между жизнью и смертью и, когда Эмиль начал душить старшую сестру, пережав одной рукой ее худенькое горло, а другой зажимая рот, девушка совершенно не сопротивлялась, не боролась за жизнь, как это принято описывать в дешевых романах, а лишь пару раз дернулась и затихла. Лежащая рядом с ней Джета тоже не проснулась от родственного импульса, а лишь что-то пробормотала и отвернулась к стенке. Забрать ее жизнь оказалось столь же просто.
И когда последнее дыхание рассеялось по хижине, Эмиль начал медленно и скрупулезно осуществлять глумление, именно осуществлять, ибо оно являлось лишь необходимым и единственным процессом, способным вызвать шок. Занятие не для слабонервных — разрывать бездыханные тела острым крюком, но именно любил Раду. Несколько раз крюк входил в мертвую плоть и с треском взрывал ее, разбрасывая по всюду внутренности.
И лишь когда комнатка от пола до потолка окрасилась кровью, Эмиль с удовлетворением огляделся:
(— ну, если и теперь вы останетесь безучастными…)
Уже выходя из домика, на пороге Эмиль обронил самодельные костяные четки Раду с его инициалами. Для пущей верности, чтобы не оставалось сомнений.
Выкинув в озеро крюк, присыпав землей и валежником измызганный кровью плащ, слегка умывшись зеленоватой водой, Эмиль поспешил к замку все той же дорогой. Его отсутствия не должны заметить — не зря же он столько лет изучал распорядок дня и привычки обитателей Келеда! И в этом постоянстве была их слабость. Еще до первых лучей солнца и крика первых петухов, замок наглухо запирался изнутри и семейство укладывалось спать в склеп. И отдыхали — как они любили выражаться, до заката. Правда, Йон и Раду иногда даже днем слонялись по Келеду, благо большинство окон замурованы, а оставшиеся плотно прикрыты ставнями и занавешены тяжелыми портьерами. Но сейчас сыновья Влада отсутствуют, а значит все идет по привычной схеме — граф и Мириам проснутся и, проголодавшись, отправятся в столовую. И только потом могут поинтересоваться бывшим дворецким.
Как ни спешил Эмиль, тени деревьев постепенно удлинялись, причудливо изгибаясь в сумеречном свете. Ночь двигалась по земле несколько быстрее, чем он шел вдоль озера и полз по подземному ходу и, когда он вернулся в замок и переоделся, Мириам— уже наполняла гостиную мутными и жалобными аккордами.
Боже, до чего все это опротивело! Одному богу известно, как тяжело дались Эмилю годы безупречной службы. Один за три или даже за пять.
Он мягко подошел на цыпочках и встал слева от фисгармонии, почтительно наклонив голову. Наконец, госпожа соизволила его заметить и вяло спросила, не прекращая музицирования:
— Тебе что-нибудь надо?
(— значит, не хватились):
— Если на ближайшее время поручений не будет, прошу разрешения сходить в деревню попить пива.
— Скучаешь о Раду?
Ну и вопрос — явная провокация. На него одинаково плохо отвечать и отрицательно, и положительно, и Эмиль не нашел ничего лучшего, чем промямлить нечто невразумительное. А ведь правильно — буркнуть что-нибудь под нос, авось не переспросят, а если и переспросят, можно выиграть несколько мгновений для обдумывания правильного ответа. Мириам улыбнулась. Господи, до чего же у них отвратительные улыбки! Улыбки людоедов.
— Он был не равнодушен к тебе, мой непослушный старший брат. Но он уехал далеко, далеко и надолго. Кстати, почему не взял тебя с собой?! Разлюбил?
— Не знаю…
— Да, тяжело тебе придется. Отец и Йон тебя не любят. И они очень близко. Ну, ладно, иди в деревню и узнай все последние сплетни. А я, так и быть, замолвлю за тебя словечко.
(— они все спекулируют моей жизнью, пугают, ничего, скоро придет пора испугаться им)
— Буду очень признателен.
— Ладно, ступай и позови Мирчу. Я распоряжусь, чтобы он выпустил тебя.
По дороге в привратницкую, представляющую из себя крохотную каморку между крепостных стен, Эмилю даже показалось, что он услышал душераздирающий крик Анеты, вернувшейся домой. Едва ли, до Арефы слишком далеко. Скорее почувствовал, скорее представил. И даже пожалел… Но можно рассудить и иначе — он помогает избавиться от семейства вампиров, тем самым сохраняя множество других жизней. Не это, конечно, истинная причина, но все-таки…
Тяжело поползала верх кованая решетка, противно заскрипели давно не смазываемые петли тяжелых ворот. Глухими звуком отозвались цепи подъемного моста. Эмиль помахал горбуну рукой, пообещал поздно не возвращаться и медленно зашагал в сторону Арефы.
Эмиль предполагал, что скоро у ее жителей пройдет первое оцепенение от страшного известия и начнет разгораться пламя. Медленно разгораться. Тут-то очень важно подбросить дровишек и направить огонь в нужном направлении. В направлении Келеда.
В небольшую деревенскую пивнушку народу набилось раза в три больше, чем она могла вместить, и раз в двадцать больше, чем обычно бывает посетителей. Казалось, там собрались все старше десяти лет и способные самостоятельно передвигаться. Далеко не всем хватило места на лавках и люди стояли вдоль стен, а некоторые сидели на столах. Даже раскрытые окна не успевали проветривать помещение от едкого пота и углекислоты, от всей их внутренней всклоченности и подавленности. От ужаса.
