Лондонские оборотни - Стэблфорд Брайан Майкл (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗

3

Снаружи было темно, и ветер нес жгучий холод. Луна была почти полная, но сначала ее закрывали бегущие облака, потом она показалась только на несколько дразнящих минут. Предполагалось, что Габриэль сразу после свидания должен вернуться в Приют, но, поскольку не нашлось никого, кто бы его проводил, он украдкой свернул с дорожки и пошел вокруг Дома. Он ощущал присутствие демона внутри, жаркое и возбуждающее, и знал, что демону по нраву его ночные прогулки. В темноте Габриэль иногда чувствовал, что обычное сознание, которое бодрствует днем в обществе других людей, сейчас скрыто, точь-в-точь, как луна облаками, которые пробегали перед ней. Он чувствовал, что сейчас им полностью владеет демон, и остро осознавал силу его воли. Для него утратили значение такие мелкие забавы, вроде приказа нетопырям и мотылькам полетать вокруг его головы в бурном танце. Его внутреннее око искало более занятного зрелища. Он осторожно прокрался к дальнему концу Дома, это, конечно, было запрещено. Там находились «кельи» сестер, собственно, вовсе не кельи, а просто скудно обставленные и унылые комнаты. Там жили не только ту монахини, которые приходили учить детей во Флигеле. Большинство из них предпочитало затворничество и посвятило свою жизнь молитвам и созерцанию. Обучение найденышей было ношей, которую брали на плечи немногие, расценивая это как самопожертвование, позднее он начал понимать, что они таким образом платят за право жить в Хадлстоуне, и платят неохотно.

Это была одна из многих вещей, которые он узнал и понял, благодаря демону, созданию бесконечно умному. Однако, несмотря на весь свой ум, демон явно был чужим в мире людей и находил многое из происходящего любопытным и необъяснимым.

Габриэль направился к месту, которое отыскал недавно, и откуда мог заглянуть в келью, больше других заслужившую это название, в келью сестры Терезы. В комнате, где она жила, молилась и умерщвляла свою хрупкую плоть, был только камень, на котором она преклоняла колени, голые стены и страшный холод. Здесь имелось лишь одно-единственное окно под самым потолком, закрытое снаружи дренажной трубой, идущей ниже уровня земли. Стекло было таким грязным, что днем впускало совсем мало света, а ночью едва-едва выпускало отблеск пламени свечи. Обычный любопытный взгляд едва ли мог увидеть что-то происходящее внутри, все было расплывшимся и неясным. Невозможно было различить, стоит ли обитательница кельи или преклоняет колени. Тем не менее, окно притягивало Гэбриэла, точно магнит, ведь ему не требовалась помощь глаз, чтобы понять, что происходит внутри. Своим внутренним демоническим оком он ясно видел, что и почему делает сейчас сестра Тереза.

К тому времени, когда мальчик устроился поудобнее и приготовился к наблюдению, главная часть обрядов уже завершилась. Она лежала простертая на холодном полу, как будто земля всей своей всей силой неумолимо притягивала ее к себе. Сестра Тереза освободила разум от всех суетных и рациональных мыслей, и Габриэль приготовился разделить ее грезы, видения и боль.

Иисус на кресте. Боль мира теперь не так остра. Боль отступила с земли, подверженной игре ветра, воды, вулканического огня. Но в мантии этого мира есть вечная безмятежность, холодная твердость, столь несхожая с срединной душой, которая вся огонь и расплавленное железо.

Мир все еще думает, но его мысли, как и его чувства, онемели от напряжения. Мировое сознание затуманено и замедленно, как будто потеряло само себя, здесь тьма днем и холод в полдень. Но скоро его охватит бред, от которого оно никогда больше не оправится.

Иисус несет тяжесть грехов мира.

Гвозди, пробившие ладони его рук — это все дурные деяния, совершенные людьми: все избиения и убийства, все ваяния злобных идолов, все записи нечестивых мыслей, все ласки и движения, которые ложно говорят о нежности и любви.

Большой гвоздь пробил наложенные одна на другую стопы — и это все дурные намерения людей, влекущие их туда и сюда по миру; все побеги от справедливого воздаяния, все вторжения и завоевания, все отрицания родства и сходы с истинной тропы веры, надежды и долга.

Терновый венец на челе — это все изменнические мысли, людей, не способных направлять свою волю: все хитрые сомнения, всякий попирающий веру обман, любая преднамеренная вражда и тщеславная зависть, всякое унылое отчаяние и предательство разума.

Кровавая рана в боку — это все заблуждения сердца: всякая злобная жестокость и жгучая ненависть, все дерзкое, но мнимое великолепие роскоши и похотливых желаний; всякая ненасытная жадность, все вожделения трусливой плоти.

Она несет все это и облекает в свой экстаз.

Ecce homo. [11]

Одна только сила видения заставила Габриэля отпрянуть, не дыша. Его пронзило острое чувство греха, родившееся из понимания, что он — орудие демона из Ада, следящего за делами Небес. Пока сестра Тереза продвигалась по тернистому пути к святости, он служил средством терпеливого наблюдения за ней. Габриэль ощутил, замышлялось нечто, что сокрушит все ее благие усилия. Это знание показалось ему ужасным и сладостным одновременно, и дрожь прошла по его телу.

Он улыбнулся, зная, что это лишь демон, овладевший им, пытается рассмеяться над его человеческой слабостью.

В грязное окно он видел, как расплывшийся силуэт сестры Терезы начал двигаться, медленно и плавно. Она не встала, а просто поднялась над полом. Ее руки распростерлись, точно ангельские крылья, и она воспарила. Она плыла, точно птица в невидимом воздушном потоке, поддерживаемая совсем слабой тягой.

Было ли это сотворено высшими силами добра, побеждающими земные законы или просто следствие дисциплины и практики, Габриэль не мог сказать. Но это было единственное искусство, которым Тереза владела, а он нет, и это вызывало его ревность. Если и было в нем что-то, что можно назвать амбицией, так это желание, чтобы сила зла однажды сделала для него столько же, сколько для Терезы сила добра, которая в ней живет. И он снова задумался, а не сможет ли это сделать, если только посмеет смириться с отчаянной болью, которую с радостью принимала Тереза.

Здесь больше нечего было делать, Габриэль отошел от окна, и отправился посмотреть, что делается в других частях Дома. Он вернулся к Флигелю, и заглянул в окно комнаты, где он встречался с Джейкобом Харкендером. Теперь Харкендер беседовал там с Преподобной Матушкой, а миссис Муррелл молча глядела на них. Ему не потребовалось никакого демона, чтобы услышать, о чем они говорили.

— Так вы намерены взять мальчика под свою опеку в течение месяца? — Спросила Настоятельница.

— Не уверен, — ответил Харкендер. — Вы хорошо присматривали за ним, и я вас за это благодарю. Но хотел бы я знать, достаточно ли он повзрослел, чтобы перейти к следующей ступени своего образования. Просите, что я вас честно не предупредил, но пока я его увидел сегодня, я не знал, насколько он вырос.

— И что именно вы намерены из него сделать?

Тут Харкендер помедлил мгновение, но ответил довольно непринужденно:

— Он поступит ко мне на службу, Преподобная Матушка.

Гэбриэль увидел, что Преподобная Матушка сидит, прямая как палка, словно гордится, как достижением, своей привычкой к неудобствам.

— Полагаю, вы придерживаетесь мнения, мистер Харкендер, что вольны сделать из ребенка все, что пожелаете, вольны забрать его, когда и как вам угодно. — холодно сказала она, — Однако у меня другая точка зрения, и я представляю вещи в ином свете. Вы доверили Габриэля нашим заботам, и нашим долгом стало проследить, чтобы он был подобающе воспитан и подготовлен к христианской жизни. Мы неравнодушны к нему, и от этого нельзя просто отмахнуться, мой долг побуждает меня узнать все возможное о его перспективах.

— Разумеется, — сказал Харкендер таким же ледяным тоном. — Не скажете ли вы мне, что тревожит вашу совесть?

— Если я могу говорить откровенно, сэр, — произнесла Преподобная Матушка, — Это ваша репутация. Молва называет вас чародеем, алхимиком и некромантом.